Диссертация (958477), страница 6
Текст из файла (страница 6)
«Bodies of terror»// New literary history. Baltimore,1993. Vol. 24. № 1. P. 46).Рецепция идей М.М. Бахтина в зарубежной гуманитаристике в конце1960-х – начале 1970-х гг. (переводы его трудов с рецензиями, статьи, диссертации, монографии, инскрипты и вложения (записки, письма), содержащие информацию об отношении зарубежных коллег к М.М. Бахтину, изданные в Австралии, Болгарии, Великобритании, Венгрии, Германии, Италии,Нидерландах, Польше, Румынии, США, Франции, Швеции, Чехословакии,Югославии) представлена в работе Клюевой И.
В. Она выделяет три группыисследователей, обращающихся к наследию Бахтина: 1) филологи-слависты,изучающие русскую классику (прежде всего, творчество Достоевского); 2)историки европейской культуры и литературы: медиевисты и/или специалисты по другим эпохам (барокко и др.), рассматривающие карнавальную,смеховую традиции средневековой культуры; 3) ученые-семиотики.Ученые-марксисты, особенно из социалистических стран, увидели видеях Бахтина важный ресурс обновления литературной и культурной рефлексии, возможность освобождения от методологического гнета официальной науки.Одним из наиболее заметных пропагандистов и интерпретаторов идейМ.М. Бахтина на Западе в конце 1960-х гг.
стала философ и писатель, профессор лингвистики и семиологии Юлия Кристева, которая, исходя из бахтинской идеи диалогизма, обосновывала принцип интертекстуальности, согласно которому любой текст представляет собой мозаику цитат и является«поглощением и трансформацией другого текста». Недостаточное разграничение Бахтиным диалога и амбивалентности, с точки зрения Ю.
Кристевой,несет эвристический потенциал, благодаря этому становится ясно, что «наместо понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуальности, иоказывается, что поэтический язык поддается как минимум двойному про-31чтению»58. В статье «Разрешение поэтики» Ю. Кристева отмечает различиямежду подходами Бахтина и формалистов, проявляющиеся в их представлении о языке. Бахтин, называя интересующую его языковую реальность словом, чаще всего имел в виду семантическую единицу языка (mot); однакоиногда он имел в виду значение - дискурс. По мнению Ю. Кристевой, бахтинское слово «дискурс» распределено между различными дискурсивнымиинстанциями, одновременно заполненными множественным «я».
Это слово,будучи сначала диалогическим в той мере, в какой в нем слышится голосдругого, адресата, становится затем полифоническим, когда / если в немслышатся голоса одновременно нескольких дискурсивных инстанций. Неразделяя идею идеологичности полифонии, Ю. Кристева утверждает, чтосубъект, слушая – желая «другого», расщепляется и разрушает семантическую тождественность слова как языковой единицы (слова, фразы, высказывания), одновременно разрушая идеологическую тождественность высказываний и текста в целом, т.е.
фундамент определённой (тождественной самойсебе) идеологии, тем самым разлагая семантический принцип тождества. Изэтого следует, что «романную полифонию образует звучание различныхидеологий»59, реализуемых или запрашиваемых различными дискурсивными инстанциями (персонажами, автором), причем эти идеологии не конституируются и не обнаруживают себя как таковые. Текст, по Бахтину, бываетидеологичным только тогда, когда он базируется на «единстве сознания»говорящего «я», гарантирующем истинность идеологии. Ярким примеромтакого монологического мира Бахтин считал идеалистическую философиюXVII–XVIII вв., дошедшую в своем пределе до утопического социализма,уверенного в собственной способности к убеждению.
Полифоническийтекст, считает Кристева, моделируется расщепленным субъектом: «идеологии рассредоточены в интертекстовом пространстве – в «промежутке» меж-58Кристева, Ю. Разрушение поэтики /Ю. Кристева // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. – М.: Прогресс, 2000. – С. 167.59Там же. – С. 167.32ду различными «я», и их статус равен статусу диалогического «слова»60.Полифонический текст не идеологичен, поскольку у него нет субъекта.
Этонекая площадка, на которой различные идеологии борются друг с другом .Американский бахтиновед К. Томсон отмечает неисчерпаемый потенциал бахтинских идей, особенно востребованных на Западе в связи кризисом познания. Немецкий исследователь бахтинского наследия Р.Грюбельуверен, что «творчество Бахтина имеет своей целью ни больше ни меньше,как новое обоснование культуры вообще»61.На перспективность, масштаб идей М.М. Бахтина в осмыслении реальности XX в. (а теперь уже и XXI в.) обращал внимание М.
Визель, ставивший Бахтина в один ряд с такими мэтрами европейской философии, какЛ.Витгенштейн или М.Хайдеггер.Глубоко и всестороннее идеи Бахтина рассматривал М.Л. Гаспаров,указавший на ловушки, в которые рискуют попасть современные(по)читатели Бахтина, поскольку между моментом оформления системыфилологических и лингвистических взглядов Бахтина и ее публичным обсуждением прошло 40 лет. Бахтинские идеи имеют важное значение в борьбе нового со старым; однако они оказываются чаще всего, на современномэтапе перманентной войны идей, в руках «древних», а не «новых»: Бахтинпровозглашается «носителем высоких духовных ценностей прошлого», органической «целостности которых угрожают бездушные аналитические методы современности»62.
Такое понимание, считает Гаспаров, «упускаетслишком многое в логической связи взглядов Бахтина»63. Если вспомнитьэпоху формирования взглядов Бахтина, то неудивительно, что главной уБахтина является идея «экспроприации» чужого слова, то есть его особогопереосмысления / присвоения. Второе, на что обращает внимание60Там же. – С. 167.Кожинов, В. Великий творец русской культуры ХХ века /В.
Кожинов //http://www.hrono.ru/statii/2001/kojinov01.html (дата обращения 21.12.2017)62Михаил Гаспаров о Михаиле Бахтине // https://godliteratury.ru/projects/mikhail-gasparovo-mikhaile-bakhtine-iz-knigi (дата обращения 21.12.2017)63Там же.6133М. Гаспаров, это пафос диалога, т.е. активного отношения к наследству. Далее, для Бахтина характерен нигилистический отбор ценностей: подлиннаякультура – в будущем, следовательно, незачем прилепляться сердцем ккультуре прошлого. И наконец, Бахтин противопоставляет «роман» и «поэзию», высказывая некое неприятие поэзии и вообще «авторитарного языка», подчиняющего себе собеседника.
«Бахтин – это бунт самоутвержающегося читателя против навязанных ему пиететов». Однако Гапаров далек отобвинений Бахтина в тотальном нигилизме: «Диалогический подход – это нетолько гордыня переламывания чужих голосов своей интенцией, это и смиренное выслушивание чужих голосов перед тем, как их переломить»64.Именно в этом видит Гаспаров значимость бахтинских идей. Парадокстворческой судьбы Бахтина является предметом серьезных размышленийГаспарова, считающего Бахтина своеобразным заложником собственныхидей: «Пророк нового Ренессанса оказался канонизирован веком новогоклассицизма.
Ниспровергатель всяческого пиетета оказался сам предметомпиетета»65. Творческие идеи Бахтина стали инструментом методологии, что,по Гаспарову, совершенно невозможно, поскольку «смысл творчества в том,чтобы преобразовать объект», тогда как смысл исследования состоит в том,чтобы «не деформировать его». Бахтинская концепция оказалась раздробленной на отдельные фрагменты, что, считает Гаспаров, имеет свою экзистенциальную логику: Бахтин призывал собеседников своего поколениябрать из культуры прошлого только то, что они считают нужным для себя, итеперь собеседники так же смело препарируют бахтинское наследие. Гаспаров уверен, что вражда между Бахтиным и формалистами объясняется неразличием их взглядов, а общностью самого предмета изучения, к которомуу каждого из исследователей был свой особый подход, свое оригинальноевидение того комплекса проблем, которые являются корневыми и основополагающими в искусстве.
«Боролись люди одной культурной формации: са6465Там же.Там же.34мый горячий спор всегда бывает не о цветах, а об оттенках»66.Исследователь творчества М.М. Бахтина Н.В. Чепелева считает, что,благодаря ключевым концептам «Я» и «Другой», Бахтин «вводит в единыйконтекст диалогизм понимания личности и бесконечность смысла»67. В основе такого сближения, по мнению исследователя, лежит представление одвух формах познавательной активности: монологической – объектной идиалогической – субъектной.
Если монологизм – это, по сути, отрицаниесуществования вне себя равноправного сознания, то диалогизм – это сущность природы сознания. «Подлинная жизнь личности совершается в точкенесовпадения человека с самим собой, и она доступна только диалогическому проникновению в нее»68. Н.В. Чепелева подчеркивает значимостьидей Бахтина для понимания личности. Человек не может ни понять себя,ни стать собой без референта, без диалога, без позиции вненаходимости, отрицающей одновременно и характерный для «философии жизни» путь вчувствования, вживания в другого, ведущий к потере себя и утрате способностивидеть сущность другого. Это путь овеществления человека, однобокойобъективации, чреватой попранием свободы личности, игнорированием еенезавершенности, нетождественности самой себе, ее возможностей.
ИдеяБахтина о том, что подлинная жизнь совершается «как бы в точке несовпадения человека с самим собой, в точке выхода его за пределы всего, что онесть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли»69, по мнению Н.В. Чепелевой, является чрезвычайноактуальной, так же, как и идея о единстве мира, обеспеченном диалогом,приводящем в единство множество единичных центров-сознаний, что и66Михаил Гаспаров о Михаиле Бахтине // https://godliteratury.ru/projects/mikhail-gasparovo-mikhaile-bakhtine-iz-knigi (дата обращения 21.12.2017)67Чепелева, Н.В. Эстетико-философская концепция личности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
