Т.А. Иванова. Избранные труды (774560), страница 47
Текст из файла (страница 47)
дите', род. дитя, дат. дитю, твор. дипгелг, предл. о дипге. По данным «Словаря русских народных говоров», употребление дите' распространено повсеместно. Вполне оправданно, что в словарях современного русского литературного языка оно либо вообще не указано (Словарь С. И. Ожегова и 4-томный Словарь русского языка), либо определяется как просторечное или областное (Толковый словарь под род.
Д. Н. Ушакова; БАС). 168 Как показывают наши материалы, в художественной литературе просторечно-областное слово дите прежде всего используется для речевых характеристик персонажей, не владеющих нормами литературного языка. Таково употребление у Достоевского в Ч1П главе девятой книги «Братьев Карамазовых», озаглавленной «Показание свидетелей. Дите»: «Чего они плачут? — спрашивает...
Митя, — Дшие, — отвечает ему ямщик, — дите плачет. И поражает Митю то, что он сказал по-своему, по-мужицки: "дите", а не дитя. И ему нравится, что мужик сказал дите': жалости будто больше», В рассказе Л. Толстого «Хозяин и работник» выведен крестьянский грамотей Петруха, вся образованность которого была почерпнута из популярной среди простого народа «Книги для чтения и практических упражнений», составленной И. И. Паульсоном, известным педагогом- методистом середины Х1Х в.
Провожая в дорогу героев рассказа, хозяина и работника, Петруха говорил им как бы в напутствие «подходящие к случаю» стихи из Паульсона; «Буря с мглою небо скроить, вихри снежные крутять, аж как зверь она завоить, аж заплачеть как дите». Достаточно сравнить петрухины стихи с пушкинским оригиналом, чтобы осознать стилистическую сниженность формы дите.
Точно так же в рассказе Н. С. Лескова «Дама и фефела» именно «фефела», скромная и положительная прачка Праща, говорит: «...но я не без понятиев. Позвольте сказать вам: два дня назад я думала, что я с дшлем совсем пропала ..» Подобное употребление слова дите' мы находим и у современных писателей: «А я ни в чем не виновата, — сказала женщина, — мне дите жалко» (Искандер. Животные в городе); «Дитя родшиого мать» (Астафьев.
Печальный детектив); «Дите... — передразнила дочь. — Этому дитю уж пятьдесят леть (Екимов. Приве~ издалека); «Совсем она (бабушка) дитем стала» (Астафьев. Последний поклон). Иногда внелитературность подобных форм подчеркивается кавычками, как это сделано Л, Михайловой в корреспонденции «Колька в графе отчета»: «Пятнадцатилетний парень видится им (родителям) все еше "дитем", которого хочется оберечь от... бед» (Правда. 1986. 16 авг.). Вместе с тем в современном литературном языке появилась, как кажется, тенденция к использованию слова дите для грубоватой, сниженной характеристики кого-либо, см., например, в судебном очерке А. Борина «Скука» в речи психолога, кандидата наук: «Росту он гренадерского, силы бурлят, а дитя ди»геки» (Лиг. газета.
1986. 24 дек.). Однако в публицистике часты случаи, когда употребления его стилистически не оправданны. Так, в нейтральном тексте газетной статьи учительница начальных классов пишет; «Представляла, как мысленно должна сжаться чья-то мама или чей-то папа, если их дите' ответит неверно...» (Правда.
1984. 9 мая). Автор реплики «Хочу сказать» замечает: «Хочется сделать сравнение с женщиной, кормящей младенца. Она чувствует, где у малыша начинается непорядок в организме; более того, прикасаясь к любимому дитю руками... успокаивает ребенка» 169 (Советская Россия. !986. 13 авг.); или; «Римма, нянчась с грудным дитпем ... записалась в библиотеку» (Лиг. газета.
1986. 13 авг.). Завершая статью «Русская речь, ее изучение и вопросы речевой культуры» (ВЯ, 1961. № 4), В. В. Виноградов писал: «Высокая культура разговорной и письменной речи, хорошее знание и чутье родного языка, уменье пользоваться его выразительными средствами, его стилистическим многообразием — самая лучшая опора, самое верное подспорье и самая надежная рекомендация для каждого человека в его общественной жизни и творческой деятельности».
Думается, что эти слова следует помнить всем, кто берется за перо в надежде увидеть напечатанным свое слово. Впервые опубликовано: РР. 1990. Лв 3. С. В — 91. Рецензия на книгу: Марков В. М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение. М., 1974 Издательство «Высшая школа» выпустило в свет новое учебное пособие по исторической морфологии русского языка — книгу В. М. Маркова, посвященную именному склонению. Книга содержит небольшие «Вводные замечания» (с. 3 — 9), в которых приведен также список использованных источников, раздел «Об основных категориях имени существительного в древнерусском языке» (с. 1Π— 36) и две специальные части, в которых рассматриваются важнейшие изменения в именном склонении и прослеживается процесс формирования современной системы склонения: «Единственное число» (с.
37 — 64), «Множественное число» (с. 65- 138); заканчивается работа подводящим итоги «Заключением» (с. 139-142). Учебное пособие В. М. Маркова представляется нам заслуживающим внимания в силу ряда причин. Эта книга выгодно отличается от многих ранее вышедших учебников обилием свежего фактического материала. В этом смысле она может быть поставлена в один ряд с известными «Лекциями по истории русского языка» А И. Соболевского, которые в течение длительного периода служили для многих последующих составителей учебных руководств главным источником иллюстративного материала. Разнообразный фактический материал, представленный в книге В. М.
Маркова, значительно обогащает наши сведения о тех или иных формальных особенностях древнерусского языка. При этом следует отметить не только наличие нового материала, но и интересную с методической точки зрения его подачу. Так, в книге В. М. Маркова постоянно дается сопоставление однородных контекстов. Например, неоднократно сопоставляются факты разновременных списков 1 Новгородской летописи (Синодального и Комиссионного).
Употребление именных форм иллюстрируется не только данными, извлеченными из разных памятников древнерусской письменности, но и преимущественно на материале одного памятника и даже одного предложения. Так, известное место из Поучения Владимира Мономаха о княжеской охоте, где закономерно употребляются то формы множественного (ног~ни)„то формы двойственного числа (рогала), служит прекрасной иллюстрацией существования грамматической категории двойственного числа в древнерусском языке (с. 18). В ряде случаев автору удалось внести существенные уточнения и даже важные поправки в ранее известные факты.
Так, на с. 101 указано, что 171 форма творительного падежа множественного числа клобук«ми, приведенная в свое время А. И. Соболевским в лекциях и заимствованная оттуда рядом авторов, является досадным недоразумением: в Паримейнике 1271 г, такой формы нет. Книга В. М. Маркова примечательна еше и тем, что в ней предложены новые и убедительные обьяснения ряда морфологических новообразований древнерусского именного склонения.
К их числу мы относим прежде всего раздел о вариантных формах родительного и местного падежей единственного числа имен существительных мужского рода: верха — верху и луге — лугу (с. 47 — 60). Здесь убедительно вскрыта в распространении флексии -у роль существительных типа доводь, искь, наичь, приказь, которые автор осторожно называет «приглагольными» или «соотнесенными с глаголами». Точно очерчены различия в употреблении этой флексии, свойственные современному русскому языку, и на большом фактическом материале показано, что эти различия сложились постепенно, что на ранних стадиях развития русского литературного языка их не было. Не монсе удачен раздел, посвященный истории собирательных существительных (с.
69-80). Примечательно, что он включен в ту часть книги, где рассматриваются формы множественного числа. В. М. Маркову, как нам кажется, удалось доказать, что собирательные существительные типа листья, колье и под. не лишены количественных противопоставлений, так же как и собирательные типа иародь, дружина и под. Следовательно, формы типа листья, колья являются закономерными формами именительного падежа множественного числа соответственных собирательных существительных среднего рода.
Интересно изложена в книге В. М. Маркова история унификации форм дательного, местного и творительного падежей множественного числа (с. 96 — 116). Здесь вслед за другими исследователями названы те категории имен существительных, которые прежде всего были активно втянуты в этот процесс (имена среднего рода и личные имена мужского рода). При этом отмечено, что первоначально рассматриваемое новообразование затронуло лишь формы дательного и местного падежей, где, по-видимому, происходило, как зто предположил еще И.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
