Т.А. Иванова. Избранные труды (774560), страница 46
Текст из файла (страница 46)
340; Зак'ь)('ке Лука Х!Х, 5 Зогр., Мар. (но Закьтеоз( Асс.), !)рие Супр. 510, 8 и др., где он является простой транслитерацией греческого зват. п, '!оо8«!е, Х«хт«!е, "Арест»". " Марков. Исторяческвя грамматика. С. 44. "Синайский пятерик 7 Под рсд. С. И. Коткова. М., 1967; М!8ле.л Р. Расс«!ов)яе сигявз сотр1сщз: Бег)ез 8гвеся. Рвг)зйз, 1857 — 1890. Т. 1 — 161; Рягй, 1864. Т. 83. Р.
3. "Марков. Историческая грамматика. С. 44; Николаева. К истории. С. 139. '" Именное склонение в славянских языках Х! — Х!Ч вв. Лингвоствтистический анализ по материалам памятняков древнеславянской письменности. Л., 1974. С. 11О. Учивятельно, что в этой книге не получили отражения формы вокативв, совпадающие с номинвтивом, ни в основах ив -о (с. 22), ни в основах на -а (с. 46). и Вай«н А. Руководство по старославянскому языку. М., 1952. С. 108.
165 3. Кажется, имеются определенные основания считать, что и в твердом варианте основ на -о флексия вокатива -е в заимствованных словах тоже первоначально являлась грамматическим грецизмом, хотя она и совпадала со славянской флексией, являющейся по происхождению„как и греческая, индоевропейской.
Славянские переводчики, встречая в греческих текстах формы типа хаЛоут1рк, коугбькхоук '1ооЛшук, МйрхкЛЛк и т. п., подобно форме Вгхсутш", как писал А. Вайан, просто их транслитерировали. Ср. соответственные вокативы в Синайском патерике: калогере, л. 31 об., 1 — 2; ар'тиднгаконе нозглнгане, л. 102, 19; мар'келе, л. 106 об., 4, а также н1гкен'тне, л. 116, 15 — 16. Особенно доказательным в этом отношении является неадаптированный фонетически вокатив архистратиге, Охрид. ап. 85б9; Минея 1095, 34а, 346.
«Случай, как архистратиге, — заметил еше А. А. Шахматов, — можно признать грецизмомит'. Следовательно, грамматически заимствованные формы вокатива, вопервых„могли совпадать с славянским именительным падежом: марфа, аква, каперънаоума; во-вторых, совпадали со славянской звательной формой: архистратиге, маркеле, как ноже, раье; в-третьих, они отличались и от славянского номинатива, и от славянского вокатива: тимофее, николае, внкентне. Таким образом, заимствованные звательные формы типа марфа, равно употребительные как в старославянских, так и в древнейших русских памятниках, никак не могут служить свидетельством начала утраты вокатива древнерусским языком уже в Х1 в.
Напротив, возможная их последующая адаптация 1ср. отмеченную в Пергаменном ев. конца Х1Ч века форму марфо, а также формы типа тимофею)", как нам кажется, доказывает, что звательная форма в древнерусском языке еше длительный период времени была живой грамматической категорией. Что, собственно, подтверждается сохранением этой формы в украинском и белорусском языках, а также и в некоторых говорах русского языка". Впервые опубгиковоно: Советское славяноведение.
1979 иге 1 С. 76-79. и Мгепе. Рапо1оа1ас. С. 297713, 300913, 3017В, 3036В. " Шахматов. Историческая морфология русского языка С. 52. "Марков. Историческая грамматика. С. 44. ззДенндова Г. О. Словоформы существительных и функции обращения (На материале брянских говоров) П Вопросы русской лиалсктологии. Л., 1976. С. 56, 60. дитя и дитй Слово дитя в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова снабжено во всех его значениях пометами «книжное, устарелое, поэтическое». При этом, как и в других словарях современного русского литературного языка, приведены следуюшие формы косвенных падежей: род., дат., предл.
дитяти; вин. дитпя, твор. дитятею (фонетический вариант дитятей, сравните: сестрою — сестрой). Все эти формы в той или иной степени являются реликтами древнерусского склонения с основами на согласные звуки, в состав которого входила и немногочисленная группа сушествительных среднего рода, называвшая детенышей животных и человека.
Следы подобных слов сохранились в русских пословицах: «Ласковое теля двух маток сосет»; «Узнала свинья свое порося»; «У княгини ребя, у кошки котя — таково же дитя» (Даль В. И. Пословицы русского народа). Древняя основа (в данном случае звук т) проявлялась в единственном числе только в косвенных падежах: «Кабы нашему теляти да волка поймати». В историческом развитии русского языка она сохранилась лишь во множественном числе: телят-а, телтп, телятам...
(сравните: имен-а, ичен, пиен-ам). В единственном числе в большинстве говоров русского языка и в литературном языке произошла утрата этих наименований, замена их сушествительными мужского рода с суффиксом -енок — -инок: теленок, поросенок, котенок, а также ребенок (диал. робенок). В связи с этим в языковом сознании происходило переосмысление форм типа »1елята как мужского, а не среднего рода, какими они являлись по своему происхождению.
Однако судьба слова ди»1я, принадлежашего к этому же типу склонения, в литературном языке и в народных говорах была иной. Так, на протяжении всего Х1Х века, постепенно становясь в литературном языке стилистически окрашенным, оно продолжает сохранять в единственном числе архаичные формы: «...Кашу заварит, нянчится с дитятей» (Пушкин.
Сказка о попе и о работнике его Балде); «Дитяти маменька расчесывать головку 7 Купила частый Гребешок» (Крылов. Гребень); «Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей»; «Отец родной! — говорил бедный дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти...» (Пушкин. Капитанская дочка); «...дворянского дитяти...» (Салтыков-Щедрин. Благонамеренные речи); 167 «молитва дитяти...» в стихотворении И. С. Никитина, посвященном ребенку и озаглавленном «Дитяти». Естественно, что и в современном языке возможно употребление этого слова и его архаичных форм, хотя несомненно преобладающим является употребление нейтрального слова ребенок или других его синонимов: «Как все молодые матери, она больше видела хорошие стороны единственного дитяти, но она действительно знала своего сына» (Фадеев.
Молодая гвардия); «...как у того дитяти при семи няньках» (Известна. 1986. 30 сент.); «Каждое новое словечко малыша приводило отца в восторг. Через него постигал Бостон глубинный, сокровенный смысл жизни, таящийся в привязанности к дитяпги...», «Мария с дитлтею выскочила из лодки на берег...» (Айтматов. Плаха). Вместе с тем в русских народных говорах и в городском просторечии существительное дитя оказалось в сфере влияния других типов склонения, в связи с чем происходило аналогичное изменение его форм. Естественно, они могли проникать в язык художественной литературы, давая здесь, по словам В. В. Виноградова, «эстетически преображенное отраженнс "речевой жизни" народа» (ВЯ.
1956. № 4. С. 23). В народном языке не без влияния склонения типа зелгля, юпогиа могли возникнуть сокращенные формы: вместо дитяти — дити, вместо дитятей — дипгей, например, у Грибоедова в «Горе от ума», отразившем московское просторечие начала Х1Х вл «Не тот лн, вы к кому меня еще с пелен... Дитей возили на поклон?»; «Я помню, ты дитей с ним часто танцевала...» Обычно их употребление и в сниженной речи персонажей, у Салтыкова-Щедрина купец Дрыгалов говорит; «...нешто приятно отцу воображать, как над его дшпей свиное ухо надругательство будет делать?» (В среде умеренности и аккуратности.) Под влиянием того же типа склонения, а также вследствие выравнивания основы в именительном и винительном падежах появились дитятя и дитятю: «Венька Фомин, как дитятя от родительского ремешка, пытался прикрыть зад ладонями», «Она, тетя Липа...
хотела устроить дитятю попрочнее» (Астафьев. Печальный детектив). Приобретая иронический оттенок, подобные формы изредка встречаются на страницах современной прессы. Так, в статье «К добру ли эта доброта» (Известия. 1965. 15 окт.) Н. Кошелев пишет, что еще встречаются родители, которые стремятся «прикрыть собою набезобразившего дитяпгю». Наконец, слово дипгл, будучи существительным среднего рода, оказалось в сфере влияния основного типа склонения данных существительных (село, поле) и стало произноситься и изменяться по аналогии с ними: имен.-вин.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
