История русского литературного языка (Виноградов В. В.) (774552), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Эти противоречивые суждения о составе лексики современного русского литературного языка, о соотношении в его строе старославянской и исконно русской, восточнославянской стихий — не точные количественные подсчеты разных лексических его пластов, не результат всесторонних и тщательных историко-лингвистических исследований. Это— только преждевременная, поспешная проекция двух противоположных точек зрения на происхождение или образование русского литературного языка в живую современность. Между тем Л. И.
Соболевский еще в рецензии на исследование С. Булича «Церковнославянские элементы в современном литературном и народном 1русском) языке» (ч. 1. СПб., 1893) е писал: «Судьбы церковнославянского языка в России и церковнославянские элементы в современном русском языке заслуживают внимания ученого исследователя в разных отношениях» (стр. 215). Далее указываются примеры искусственной переделки русизмов на болгарский лад (дрьвсдаливый, клакол, погруясдаем и т.
и.) и наоборот (мороз«ор и т. д.) в памятниках древнерусской письменности Х1 — Хт'1 вв. И в тех, и в других «необходимо разобраться», так как все это — своообразпыо проявления разных процессов соотношения и взаимодействия церковнославянизмов и русизмов в древнерусском литературном языке. «Современный русский нзык владеет рядом слов, которых принадлежность к числу церковнославянизмов, несмотря на их церковнославянскую окраску, кажется сомнительною и которые нужно привести в известность и тщательно рассмотреть.
Это— широко распространенные в русском язьгке слова: благой (капризный, плачущий), блажить, древо (в северновеликорусских, белорусских, отчасти малорусских говорах при дерево, в некоторых сильно акающих южновеликорусских — без дерево), прилагательные на и1ий, вроде работя- з М. П. Петерсон. Лекции по современному русскому литературному языку. М., 1941, стр. 19 и след. «ЖМНП, 1894, мзй (указания нз страницы даются в тексте). 70 В. В. ВИНОГРАДОВ щий, гулящий, непутящий, немудрящий, завалящий, завалющий, плоду, щий, встречающиеся в актах Московской Руси с ХУ1 в.
(где причастия на щий совершенно неизвестны). Наконец, история наполнения церковнославянизмами великорусского живого языка, прослеженная по актам, и определение отношения числа церковнославянизмов в одних русских говорах к числу их в других, сделанное, конечно, приблиаительно, представляют большой интерес и значение для истории культуры» (стр. 216). Даже и эти скромные задачи, выдвинутые А.
И. Соболевским в конце Х1Х в., еще не разрешены и не изучены полностью т. При расширившемся знакомстве с языком древнейших памятников русской письменности односторонность шахматовской концепции происхождения древнерусского литературного языка обнаруживалась все глубже и очевиднее. В своих основных трудах А. А. Шахматов рассматривал историю русского литературного языка как историю постепенной русификации и национализации древнеболгарского языка, родоначальника русского письменного языка.
По мнению А. А. Шахматова, древнеболгарский язык распространялся в Киевском Поднепровье не только как язык церкви и духовного просвещения и не только в своем книжном церковнославянском варианте, но и устный болгарский язык «был усвоен образованными слоями 1(нева уже в Х веке» Я.
При этом с необыкновенной быстротой, утверждал А. А. Шахматов, «уже Киевская Русь претворила древнеболгарский язык в свой национальный» в. А. А. Шахматов предполагал, что светская болгарская лексика, проникавшая в древнерусский литературный язык в процессе живых общественно-политических и культурных взаимодействий Киевской Руси и Болгарии, двигалась сюда несколькими потоками.
Из внекнижных форм общения, по мнению А. А. Шахматова, необходимо предположить, помимо широного разговорного освоения болгарских слов, относящихся к торговле, быту, материальной культуре и общественно-политической жизни, значительное воздействие стилей устной болгарской словесности на восточнославянское народно-поэтическое творчество. В рецензии на работу В. А.
Аносова «Церковнославянские элементы в языке великорусских былин» А, А. Шахматов выдвигал гипотезу о сильной болгарской струе в языке великорусских былин и «Слова о полку Игореве» 'о. В «Введении в курс истории русского языка» А. А, Шахматов, углубляя свою теорию о сильном влиянии болгарского языка на язык киевской интеллигенции, писал: «На нашей народной словесности можно проследить прот См. некоторые наблюдения кад славяпкамамк е русских народных говорах е «Историк древнерусского языка» 3Ь П.
Вкубкпского (М., 1953), несколько работ о сооткотеккк полпогласпых и пеполногласкых форм в русском литературном языке ХЧП1 — ХХ ва. (Г. О. Винокура, Р. М. Цейтлин к др.) по типу исследованкй: А. Раесьеп. 01е всюаяю1озйвсЬе ппй яп!мбясЬе Еппйг!оп йег гтайвотоьА11егпагюпсп 1п йег айгпяв)всЬеп ЬпегагпгвргасЬе. ПеЫе1Ьег8, 1933; Р. Коааию ТЬе Печо1оргсепг о1 чегЬа)Ай)есмчев м(1Ь 1Ьеногогапг»-пг оп 31ачоп)с Ьап8па8ея. «ТЬе 81ачогйс апй Еаяс Епгореап Веч(етч», чо).
ХХХЧ, № 85, )ппе 1957, к кек. др. е А. А. Шахматоа. Взедепкс в курс истории русского языка, ч. 1. Пг., 1916, стр. 81 — 82. е А. А. Шахматов. Русский язык, ого особенности... В его ккх «Очерк совремеякого Русского литературного языка». Иед. 4, стр. 236; см. также стр. 60, 62 к 241; Оп же. Очерк дреякейжего периода истории русского квыка, стр. ХХХ1Х; сре Он же. Курс истории русского языка, ч. 1, 2-е (лктограф.] изд. СП6., 1910 — 1911, стр. 200.
" Сме «Отчет о состояккк к деятельности кмп. С.-Петерб. ук-та ва 1912 гм СПб., 1913, стр. 210 †2. из»чкник овглзовлния и глзвития дгквнигусского языкл 71 никновение этого языка в среду княжеских дружинников: дошедшие до нас в сильно измененном виде, в форме былин, исторические песни сохранили до сих пор резкие церковнославянизмы. Можно, конечно, думать, что эти звуковые и лексические их особенности вторглись в былины позже (частью под влиянием духовных стихов, имевших общих с былинами исполнителей), но вероятным представляется и другое объяснение: зти церковнославянизмы — остаток того первоначального склада песен, который возник в среде певцов и скоморохов, пришедших к нам из Болгарии».
Болгария, по мнению А. А. Шахматова" (так же, как и В. Ф. Миллера), была посредницей между Византией и Киевской Русью при обмене продуктами народно-поэтического творчества. Песни, сложенные болгарскими песнотворцами и восхвалявшие Святослава, «могли послужить образцом для песен, прославлявших Владимира Красное Солнышко». В написанном А. А. Шахматовым некрологе, посвященном обзору научных трудов В. Ф.
Миллера, развивались и углублялись те же мысли о громадной роли болгарской народной поэзии и письменности в развитии стилей древнерусского литературного языка. «Для нас особенно любопытно, — писал А. А. Шахматов, — что В. Ф. Миллер уже в 1877 году подходил к тем взглядам на взаимоотношение искусственной и народной литературы, которые так блестяще проведены им в его последних трудах; Слово о полку Игореве, столь близкое по своему характеру к нашим былинам,к возникшему в Киевской Руси дружипному эпосу, он признал произведением книжным и искусственным, отразившим на себе сложные культурные влияния соседей; между этим выводом и проводившимся В. Ф.
Миллером положением о том, что наши былины представляются определенным видом поэтических произведений, сложившимся и установившимся в своей внешней форме и технике в среде профессиональных певцов, есть тесная впутреннян связь» 'т. «Профессиональные певцы, будь то песнотворцы, скоморохи, пшильманы, могли выдвигать из своей среды таких даровитых, талантливых исполнителей, которые становились слагателями, составителями былин... профессиональные певцы сосредоточивались вокруг князя и его дружины; такое заключение объясняет нам и присутствие в нашем эпосе кни»иных элементов и международных сюжетов; среда профессиональных певцов не могла быть чуждою книжной образованности, а нахождение этих певцов в городских международных центрах естественным образом способствовало вторжению в их песни странствутощих мотивов» '».
В последующих работах, посвященных. языку и стилистике древнерусстшх текстов (В. М. Истрина — о Хронике Георгия Амартола, Е. Ф. Кар-' ского — о «Русской правде», М. Н. Сперанского — о «Девгениевом деянии» и др.), точка зрения акад. А. А. Шахматова па развитие древнерусского литературного языка подверглась существенным ограничениям и исправлениям. Этими работами была выдвинута на сцену научного исследования сильная и разносторонняя стихия живой восточнославянской речи в структуре русского литературного языка старшей поры п особенно в составе древнейших письменно-деловых памятников русского языка. Относительная высота народно-языковой культуры древней Руси Х1 в. — на основе косвенных исторических свидетельств — предполага- " А.
А. Шахматов. Введение в курс истории русского языка, ч. 1, стр. 82. " А. А. Шахматов. В. Ф. Миллер (некрелег). «Ивв. нил. Акад. наук». Серия У1, 1914, № 2, стр. 75 — 76. " Тем же, стр. 83, В. В. ВИНОГРАДОВ 72 лась еще В. И. Ламанским. В. М. Истрин в своем трехтомном исследовании о Хронике Георгия Амартола путем анализа лексики этого памятника доказывал богатство и разнообразие словаря древнерусского литературного языка, его способность тонко передавать смысловуго сторону языка такой высокой культуры, как греческой. В греческом оригинале Хроники Георгия Амартола 8 500 слов, в переводе — 6 800'4. По словам В. М.
Истрина, русские книжники Х1 в. свободно владели всем словарным составом старославянского языка; удачно пополняя русский литературный язык новообразованиями, они широко вовлекали в книжную речь выражения из живых восточнославянских говоров для обозначения бытовых и обыденных явлений 'з.
В. М. Истрин указывал на то, что литературная обработка древнерусского (т. е. восточнославянского) разговорного языка «началась гораздо раньше появления письменности, при устных переводах с греческого языка на русский, что было необходимо при постоянных сношениях русских с греками» '«. Таким образом, все более широко обрисовывалась проблема древнерусского литературного двуязычия или языкового дуализма, нуждавшаяся в детальном конкретно-историческом изучении.
Но в 30 — 40-х годах нашего столетия эта проблема была затушевана и вытеснена задачей — обосновать самостоятельность возникновения и вообще самобытность литературного языка в древней Руси, показать крепость и глубину его народной восточнославянской речевой базы и — соответственно— слабость и поверхностность старославянских наслоений, В своих «Очерках по истории русского литературного языка старшего периода» С.