Пьер БУРДЬЕ Социология социального пространства (554383), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Изэтого следует, что среди форм борьбы, местом которойявляется всякая партия, одна из наиболее постоянных наблюдается там, где сталкиваются те, кто, призывая к возвращению к истокам, отрицает компромисс, необходимый для укрепления силы партии, т. е. тех, кто в ней доминирует, но нарушающий ее самобытность, т. е.достигаемый ценой отказа от отличительных, оригинальных, исходных позиций, и, с другой стороны — теми, ктосклоняется к поискам путей усиления партии, расширению сторонников, будь то ценой сделок и уступок или жеметодичного глушения всего того, что в оригинальныхпозициях партии может быть слишком «исключительным».
Первые подталкивают партию к логике интеллектуального поля, которая, доведенная до крайности, может лишить партию всякой ее мирской силы, вторые придерживаются логики Realpolitik, являющейся условиемприближения к политической реальности.Таким образом, политическое поле является местомконкурентной борьбы за власть, которая осуществляетсяпосредством конкуренции за непосвященных или, лучшесказать, за монополию на право говорить и действоватьот имени какой-либо части или всей совокупности непосвященных.
Официальный представитель присваивает себе не только голос группы непосвященных, т. е. чаще все-Политическое представление199го — ее молчание, но и саму силу этой группы, производству которой он способствует, наделяя ее голосом,признаваемым в качестве легитимного в политическомполе. В отличие от сферы науки, сила выдвигаемых имидей измеряется не ценностью истины (даже если какойто частью собственной силы эти идеи обязаны своей способности убеждать, что он обладатель истины), но заключенной в них мобилизующей силой, т.
е. силой группы,признающей эти идеи, будь то молчанием или отсутствиемопровержения, и которую он может продемонстрировать,получая их голоса или собрав группу в пространстве. Вотв силу чего поле политики — где было бы напрасно искать инстанцию, способную легитимировать инстанциилегитимности, и иное основание компетентности, чем хорошо понятый классовый интерес, — постоянно колеблется междудвумя критериями оценки — наукой и плебисцитом.20В политике «говорить» значит «делать», т. е. убеждать, что можно сделать то, о чем говоришь, и, в частности, внушать знание и признание принципов видения деления социального мира: лозунги, которые производятсобственную верификацию, создавая группы, создаюттем самым некий социальный порядок. Политическое слово — и это определяет его сущность — полностью ангажирует своего автора, потому что оно представляет собой обязательство, которое надо выполнять и котороестановится истинно политическим только в случае, еслиисходит от агента или группы агентов политически ответственных, способных ангажировать группу, причеммогущую его выполнить.
Только при таком условии слово эквивалентно действию. Достоверность обещания илипрогноза зависит от правдивости, а также авторитетатого, кто их произносит, т. е. от его способности заставить поверить в его правдивость и авторитет. Если допустить, что будущее, о котором спорят, зависит от коллективной воли и действий, то форс-идеи официальногопредставителя, способного вызвать эти действия, неподдельны, поскольку обладают властью делать так, чтобыбудущее, о котором они возвещают, стало правдой. (Вотпочему для всякой революционной традиции вопросПьер Бурдьё.
Социология социального пространства200правды неразрывно связан с вопросом свободы или исторической необходимости: если предположить, что будущее, т. е. политическая правда, зависит от действий политических руководителей и масс — и надо бы еще уточнить, в какой степени, — то тогда права была РозаЛюксембург, упрекая Каутского в том, что он, не делаятого, что надо было делать, по мнению Розы Люксембург,способствовал наступлению того, что было возможным,и того, что он предсказывал; в противном случае неправой оказывается сама Роза Люксембург, поскольку несмогла предвидеть наиболее вероятное будущее.)То, что в устах одного звучало бы «безответственнымвыступлением», в устах другого — обоснованное предвидение. Политические предложения, программы, обещания, предсказания или прогнозы («Мы победим на выборах») никогда не могут быть проверены или опровергнуты логически.
Они достоверны лишь в той мере, в какойвысказывающий их (от своего имени или от имени группы) способен сделать их исторически справедливыми,обеспечив их осуществление в истории. Это непосредственно зависит от его природного таланта реально оценить шансы на успех мер по их приведению в действие иего способности мобилизовать силы, необходимые, чтобыв этом преуспеть, сумев внушить веру в свою собственнуюправдивость и, следовательно, в свои шансы на успех.
Иначе говоря, слово официального выразителя частью своей«собирательной» силы обязано силе (численности) группы, в чьем создании как таковой он участвует через актсимволизации, представления; это слово находит своюсущность в том толчке, которым говорящий придает своему высказыванию всю ту силу, производству которойспособствует его высказывание, мобилизуя группу, к которой он обращается. Это хорошо видно на примере тойстоль типично политической логики, по которой строится обещание или, лучше, предсказание: слово, этот настоящий self-fulfilling prophecy'", посредством которого официальный выразитель придает группе волю, сообщаетVÉiсамоосуществляющееся пророчество (англ.).Политическое представление201планы, внушает надежды, короче, оговаривает ее будущее, делает то, о чем говорит, в той мере, в какой адресаты себя в этом слове узнают, сообщая ему символическую,а также материальную силу (в виде отданных голосов,субсидий, взносов, рабочей или военной силы и т.
д.), которая и позволяет этому слову исполниться. Для того чтобы идеи могли стать форс-идеями, способными превращаться в веру или даже в лозунги, способные мобилизовать или демобилизовать, достаточно того, чтобы онибыли провозглашены политически ответственными лицами. И тогда заблуждения превращаются в ошибки или напрофессиональном наречии — в «предательство».21Кредит доверия и вераПолитический капитал является формой символического капитала, кредитом, основанным на вере и признании, точнее, на бесчисленных кредитных операциях, с помощью которых агенты наделяют человека (или предмет)той самой властью, которую они за ним признают.
Этодвойственность fides"", проанализированная Бенвенистом": объективная власть, которая может быть объективирована в предметах (в частности, во всем том, что составляет символику власти: троны, скипетры и короны),сама является результатом субъективных актов признания и, в качестве кредита доверия и кредитоспособности,существует лишь в виде и посредством представления, ввиде и посредством верования, послушания. Символическая власть есть власть, которую тот, кто ей подчиняется,дает тому, кто ее осуществляет, своего рода кредит, которым один наделяет другого, fides, auctoritas, которые одиндругому вверяет, вкладывая в него свое доверие. Этовласть, которая существует лишь потому, что тот, кто ейподчиняется, верит, что она существует.
Credere", говорит Бенвенист, «означает буквально вложить kred, т. е.волшебное могущество в какое-либо существо, покрови23тельства которого ожидают, так как верят в него». Kred,"" вера (пат)." верить (лат.).202Пьер Бурдьё. Социология социального пространствакредит, харизма — это нечто такое, с помощью чего держат тех, от кого это нечто получили, является тем продуктом credo, верования, послушания, который кажетсяпроизводителем credo, верования, послушания.Подобно божественному или человеческому защитнику, который, согласно Бенвенисту, «нуждаясь в том, чтобы в него верили, чтобы ему вверили kred, берет на себяобязательство распространять свои благодеяния на тех,кто его таким образом поддерживает»24, политическийдеятель черпает свою политическую силу в том доверии,которое группа доверителей в него вкладывает. Его поистине магическое могущество над группой зиждется напредставлении, которое он сообщает группе и котороеявляется представлением о самой группе и ее отношенияхс другими группами.
Будучи доверенным лицом, связанным со своими доверителями своего рода рациональнымконтрактом (программой), он является также защитником, связанным магической связью идентификации стеми, кто, как говорится, «возлагает на него всю свою надежду». И именно потому, что его специфический капитал является в чистом виде доверительной ценностью, которая зависит от представления, мнения, верования, fides,политический деятель, как человек чести, особенно уязвим перед подозрениями, клеветой, скандалом, короче,перед всем тем, что угрожает верованию, доверию, делаяявными тайные, скрываемые акты и высказывания прошедшего и настоящего, могущие войти в противоречие снынешними актами и высказываниями и дискредитировать их автора (тем более полно, чем менее, как мы увидим, капитал политического деятеля обязан делегирова25нию).
Этот до крайности неустойчивый капитал можетбыть сохранен лишь ценой беспрерывного труда, который необходим как для накопления кредита, так и длятого, чтобы избежать его утраты. Отсюда все предосторожности, умалчивания, утаивания, к которым обязывает общественных деятелей, вечно стоящих перед судомобщественного мнения, постоянная забота не сделать ине сказать ничего такого, что могло бы при случаевсплыть в памяти противников, и в силу безжалостногопринципа необратимости не обнаружить ничего из того,Политическое представление203что противоречило бы вчерашним и сегодняшним публичным заявлениям или опровергло бы их постоянствово времени.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
