Германский мастерер и его время (553387), страница 77
Текст из файла (страница 77)
разумному упорядочению и разъяснению всего... уже устоявшегося (как в
позитивизме), или же оно осуществляется в управлении жизненной массой и
расой какого-нибудь народа..." (там же, 128) - в любом случае "силы
духовного развития" теряют свою свободную подвижность и свое достоинство,
вытекающее из их способности самостоятельно выбирать для себя цели. А
значит, они теряют и свое качество открытости навстречу взывающему к ним
бытию. Тотальная мобилизация (экономическая, техническая и расистская)
неизбежно приводит к "помрачению мира" - ситуации, которую Хайдеггер
описывает в точных, как формулы, выражениях: "бегство богов, разрушение
Земли, скучивание людей в массы, подозрение и ненависть ко всему
творческому" (там же, 120).
В эту мрачную панораму Хайдеггер вписывает и немецкую действительность
1935 года. По его мнению, духу прорыва 1933 года угрожает опасность извне -
со стороны Америки (= техническая мобилизация) и России (= экономическая
мобилизация). "Европа, всегда готовая в неизлечимом ослеплении заколоть
самое себя, находится сегодня в гигантских тисках между Россией, с одной
стороны, и Америкой - с другой. Россия и Америка суть, с метафизической
точки зрения, одно и то же; безысходное неистовство разнузданной техники и
построенного на песке благополучия среднего человека. Если самый последний
уголок земного шара завоеван техникой и разрабатывается экономически, если
какое угодно происшествие в каком угодно месте и в какое угодно время
388
становится доступным как угодно быстро... если время есть лишь
быстрота, мгновенность и одновременность, время же как история исчезло из
всякой сиюбытности всякого народа, если боксер почитается великим
национальным героем, если массовые собрания, достигающие миллионных цифр, -
это и есть триумф, - тогда, именно тогда всю эту блажь перекрывает призрак
вопроса: зачем? - куда? - а дальше что?" (там же, 119-120).
Однако духу прорыва угрожает и внутренняя опасность, исходящая от
расизма ("управления жизненной массой и расой какого-нибудь народа").
Хайдеггер видел в национал-социалистской революции силу, которая
противостоит негативным тенденциям в развитии современного общества. В таком
противостоянии, по мнению Хайдеггера, и заключались "внутренняя истина и
величие этого движения" (там же, 296-297). Однако в 1935 году он уже
чувствует угрозу того, что лучшие импульсы этого движения могут исчерпать
себя, угаснуть в "безысходном неистовстве разнузданной техники и
построенного на песке благополучия среднего человека" (там же, 119). В этой
ситуации философ обязан охранять и защищать изначальную истину
революционного прорыва. Но ему придется вооружиться терпением. "Философия не
соразмерна времени по существу, ибо она принадлежит к тем немногим вещам,
судьба которых в том, чтобы не уметь найти непосредственный отклик в
сегодняшнем и никогда не позволить себе его найти" (там же, 93).
Хайдеггер, впрочем, ни словом не обмолвился о том, что сам он еще
совсем недавно поддался искушению вызвать "непосредственный отклик". Как бы
то ни было, после неудавшейся попытки облечь философию реальной властью
Хайдеггер вновь вернулся к индивидуальному философствованию, чтобы, следуя
примеру Гельдерлина, в качестве одинокого борца попытаться предотвратить
эпохальную "опасность помрачения мира". Но одно он твердо усвоил в
результате краха своей политической авантюры: "подготовку истинного"
невозможно осуществить, так сказать, за одну ночь. Правда, "обнаружение
Бытия" (Offenbarwerdung des Seyns) и сейчас иногда случается в философии, в
том числе и в его философии; однако прежде чем такое событие озарит своим
сиянием все общество и коренным образом преобразует его, должно пройти
"много времени", и значит, время - до наступления спасительного срока -
будет сохранять свой характер "оскудевшего времени". "На таком месте
метафизического бедствия" должны выстоять люди духа, подобные Гельдерлину
или Хайдеггеру, - выстоять, чтобы не дать угаснуть памяти о том, чему еще
предстоит вернуться.
389
Итак, Хайдеггер продолжает верить в свою философскую фантазию, но уже
начинает высвобождать ее из паутины национал-социалистской политики.
Реально существующий национал-социализм все в большей мере
представляется ему системой, созданной предателями той революции, которую он
по-прежнему оценивает как метафизическую революцию, "обнаружение Бытия" на
почве народного сообщества. Поэтому подлинному национал-социалисту, каковым
все еще ощущает себя Хайдеггер, не остается ничего иного, как стать
мыслителем "оскудевшего времени".
Из краха своей ректорской деятельности Хайдеггер извлек лучшее, что
мог: в историю бытия, какой она ему представлялась, он вписал себя как
провозвестника, который пришел слишком рано и потому подвергался опасности
быть уничтоженным и отброшенным своим временем. Как одного из братьев
Гельдерлина.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Время картины мира и тотальной мобилизации. Хайдеггер отступает. Об
"устроении истины вовнутрь творения". Оптимистический прагматизм.
Основоположники государства, художники и философы. Критика концепции "воли к
власти". Ницше и Хайдеггер - кто шагнул дальше? О сооружении плотов в
открытом море.
На последних свободных выборах в рейхстаг, 6 ноября 1932 года,
национал-социалисты получили 33,5% голосов. На выборах 5 марта 1933 года,
после поджога рейхстага, запрета КПГ и массированного запугивания остальных
оппозиционных партий, НСДАЛ все еще не имела поддержки большинства. На
выборах 12 ноября 1933 года, когда голосование шло по единому списку
кандидатов и было связано с плебисцитом о выходе Германии из Лиги Наций, за
НСДАП отдали свои голоса 92% избирателей. Этот результат, конечно, нельзя
считать адекватным отражением настроений народа: в то время Гитлер еще не
был столь популярен. Однако мы вправе предположить, что в конце тридцатых
годов преобладающее большинство немецкого народа
390
в общем и целом поддерживало политику Гитлера. И не только потому, что
террор, гляйхшалтунг и запугивание недовольных оказались столь действенными
средствами; важнее другое: к тому моменту политика Гитлера, по мнению
подавляющего большинства, доказала свою успешность. 28 апреля 1939 года
Гитлер в большой речи подвел итог этим достижениям: "Я преодолел хаос в
Германии, восстановил порядок, добился неслыханного роста производства во
всех сферах нашей национальной экономики... Мне удалось снова вернуть к
полезному труду семь миллионов безработных, судьба которых так сильно
тревожила всех нас... Я не только объединил немецкий народ в политическом
отношении, но и вооружил его в военном смысле и попытался страницу за
страницей аннулировать тот договор, который в своих 448 статьях
предусматривает самые подлые насильственные меры из тех, что когда-либо
применялись против народов и отдельных людей. Я снова присоединил к рейху
провинции, отнятые у нас в 1919 году, я вернул на родину миллионы
отторгнутых от нас, глубоко несчастных немцев, я восстановил тысячелетнее
историческое единство германского жизненного пространства, и я... прилагал
усилия, чтобы сделать все это, не проливая крови и не принося горестей войны
моему или другим народам. Я осуществил все это... собственными силами, как
простой рабочий и солдат моего народа, еще двадцать один год назад никому не
ведомый".
С каждым пунктом этого перечня успехов мог согласиться и Хайдеггер. Он
приветствовал внутреннее политическое единство народа, пусть и достигнутое
диктаторскими методами. Презирая веймарскую демократию, он не был шокирован
полным отстранением от власти политической оппозиции. Хайдеггер не имел
возражений и против "принципа фюрерства", против понятия "персонал" [1].
Национал-социалистский режим предоставил работу многим людям и тем самым
вновь сделал их "способными к присутствию" (выражение Хайдеггера из его
доклада, прочитанного в феврале 1934 года). Выход из Лиги Наций и
одностороннее аннулирование Версальского договора в глазах Хайдеггера были
проявлением воли народа к самоутверждению, выполнением "изначального
требования" всякого присутствия, состоящего в том, "что оно должно сохранить
и спасти свою собственную сущность". Он поддерживал и аннексионистскую
391
политику Гитлера, ибо воспринимал как скандал то обстоятельство, "что
18 миллионов немцев, хотя и являются частью германского народа, но,
поскольку они живут вне имперских границ, не принадлежат к Рейху". И
внутренняя, и внешняя политика нового режима соответствовала политическим
представлениям Хайдеггера, которые он, впрочем, никогда ясно не
формулировал.
1 "Персоналом" (Gefolgschaft) в годы нацизма называли рабочих и
служащих. Этот термин окрашен такими оттенками смысла, как "повиновение" и
"преданность".
Национал-социализм есть "путь, предначертанный для Германии", нужно
только "продержаться достаточно долго", сказал он летом 1936 года, в Риме,
Карлу Левиту. Но это его согласие с режимом теперь снова было не более чем
политическим мнением. Былой метафизический пафос исчез. Осталось именно
мнение, сводившееся к тому, что национал-социалисты проводят вполне
добротную политику - политику преодоления безработицы, упрочения социального
мира, пересмотра условий Версальского договора и т.д. Однако он уже успел
убедиться в том, что видение метафизической революции, заманившее его на
политическую арену, так и не стало реальностью. Хайдеггер, как он пишет
Ясперсу 1 июля 1935 года, переживает "время утомительных поисков"; всего
несколько месяцев назад он "смог возобновить работу, прерванную зимой
1932-1933 года" (Переписка, 226), и ему все труднее отгонять от себя мысль,
что прорыв из Нового времени к новой эпохе еще какое-то время будет возможен
только для индивидуального мышления - для мыслителя, который хочет
разобраться в динамике "сверхвластительного" Нового времени и, значит, в
глубинных причинах краха собственных политико-философских амбиций. Он,
Хайдеггер, очевидно, недооценивал эту динамику, когда переживал
национал-социалистскую революцию как прорыв в глубины времени. Годы с
1935-го по 1938-й были посвящены работе по переосмыслению прошлого. Еще в
1935 году, в лекционном курсе "Введение в метафизику", Хайдеггер утверждал,
что национал-социализму присущи "внутренняя истина и величие", то есть
отождествлял это движение со всем тем, что сопротивляется Новому времени. В
последующие годы, когда он открыл для себя, что "проект современности" еще
далек от завершения, его угол зрения изменился, и теперь национал-социализм
представлялся ему уже не как прорыв из современности, а как наиболее
последовательное ее выражение. Хайдеггер обнаружил, что национал-социализм
сам является той проблемой, за решение которой он его ранее принимал. И
разглядел в нем недуги Нового времени: "неистовство разнузданной техники",
господство и "построенное на песке благополучие среднего человека", то есть
неподлинность как "тотальную мобилизацию".
392
Примечательно, что Хайдегтер не стеснялся "корректировать" в духе этих
новых представлений свои более ранние высказывания о национал-социалистском
движении. Он это сделал, например, в 1953 году, когда готовил к публикации
лекции "Введение в метафизику", прочитанные в 1935-м. К замечанию о
"внутренней истине и величии" национал-социалистского движения он
присовокупил пояснение в скобках, в котором утверждал, что имеется в виду
величие ужасного, а именно, "встреча планетарной техники и современного
человека". Как мы вскоре увидим, это толкование Хайдеггер разработал уже
после "Введения в метафизику" - в лекциях о Ницше, в своих не
предназначавшихся для публикации заметках "К делу философии" и в докладе
"Основание новоевропейской картины мира метафизикой", который вышел после
войны под названием "Время картины мира" (и стал одной из самых значимых
работ Хайдеггера).
Итак, с 1935 по 1938 год Хайдеггер осмысливал свое разочарование тем,
что метафизическая революция не состоялась как революция политическая,
пытался постичь "сверхвластительную" силу Нового времени, понять, чем же она
так "захватила" его самого и как ему теперь высвободиться из этой хватки.
Так что же это за Молох - то "Новое время", которое уничтожило
политико-философские надежды Хайдеггера и заставило его вновь искать убежища
в затворнической жизни и индивидуальном мышлении?
Во "Времени картины мира" Хайдеггер описывает Новое время
(современность) в категориях "тотальной мобилизации". При этом он явно имеет
в виду концепцию Эрнста Юнгера, хотя и не ссылается на нее прямо. Машинная
техника, наука и исследование [1] соединились в мощную систему, систему
труда и удовлетворения потребностей. Техническое мышление не только