Германский мастерер и его время (553387), страница 78

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 78)

управляет исследованием и производством в узком смысле, но и определяет

отношение че-

1 Разницу между наукой и исследованием Хайдеггер объясняет так:

"Познание как исследование привлекает сущее к отчету, узнавая от него, как и

насколько представление может располагать им... Природа и история становятся

предметом объясняющего представления" (Время картины мира. С. 48); "Существо

того, что теперь называют наукой, в исследовании. В чем существо

исследования? В том, что познание учреждает само себя в определенной области

сущего, природы или истории в качестве предприятия" (там же, с. 42); "Проект

и строгость, методика и производство, взаимно нуждаясь друг в друге,

составляют существо новоевропейской науки, делают ее исследованием" (там же,

с. 47).

393

ловека к себе самому, к другим людям и к природе. Человек

интерпретирует самого себя с технической точки зрения. То же можно сказать и

относительно искусства, которое, как "художественная продукция", остается

включенным в производственный универсум Нового времени. Культура в целом

рассматривается как некий фонд "ценностей", которые можно распределять,

исчислять, использовать, учитывать при составлении всякого рода планов. К

числу этих культурных ценностей относятся также религиозные переживания и

традиции, которые тоже девальвируются, становясь просто одним из средств для

поддержания целостности общего культурного фонда. Посредством такой

инструментализации трансцендентного достигается состояние полного

обезбожения (Время картины мира, 42). Итак, Новое время, по Хайдеггеру, -

это машинная техника, инструментальная наука, культурная политика [1] и

обезбожение. Но перечисленные феномены - всего лишь самые очевидные

симптомы, в первую очередь бросающиеся в глаза. Они базируются на

"основополагающей метафизической установке" (там же, 57), то есть на таком

взгляде на сущее в целом, который имеет определяющее значение для всех сфер

человеческой жизни и всех видов человеческой деятельности. Базируются на

решении о том, что вообще следует считать сущим и на что должно

ориентироваться любое деяние или недеяние. По мнению Хайдеггера,

основополагающая установка Нового времени характеризуется превращением

человека в "субъекта", для которого мир становится совокупностью "объектов",

то есть просто предметов, действительных или возможных, и этими предметами

владеют и пользуются, их потребляют, отвергают или уничтожают. Человек как

бы распрямляет спину, он больше не ощущает себя впущенным в мир, но

воспринимает этот мир "как нечто противостоящее" (там же, 50) и фиксирует

его в "картине мира". "Человек становится точкой отсчета для сущего как

такового (там же, 48).

1 Ср.: "Четвертое явление Нового времени дает о себе знать тем, что

человеческая деятельность понимается и осуществляется как культура. Культура

есть в этой связи реализация верховных ценностей путем заботы о высших

благах человека. В существе культуры заложено, что подобная забота со своей

стороны начинает заботиться о самой себе и так становится культурной

политикой" (Время картины мира. С. 42).

Но разве человек не всегда был таким? Нет, говорит Хайдеггер, когда-то

все было иначе и настанет время, когда, под угрозой гибели, человек опять

станет иным.

394

Он был иным - в Древней Греции. В этом докладе Хайдеггер вкратце

излагает свое представление о начальном способе жительствования в мире. Для

Древней Греции характерна (как будет характерна и для нашего будущего, если

мы вообще хотим иметь таковое) совершенно другая метафизическая установка:

"Сущее есть то возникающее и самораскрывающееся, что своим присутствием

захватывает человека как присутствующего при нем, т.е. такого, который сам

открывается присутствующему, выслушивая его. Сущее становится сущим не

оттого, что человек его наблюдает в смысле представления рода субъективной

апперцепции. Скорее сущее глядит на человека, раскрывая себя и собирая его

для пребывания в себе. Быть под взглядом сущего захваченным и поглощенным

его открытостью и тем зависеть от него, быть в вихре его противоречий и

носить печать его раскола - вот существо человека в великое греческое время"

(там же, 50).

Это сжатое объяснение не столь понятно, чтобы его можно было оставить

без комментариев. С точки зрения греческого мышления мир представляет собой

сцену, на которую человек выходит - и сразу же оказывается среди себе

подобных и среди вещей - не только для того, чтобы действовать и видеть, но

и чтобы на него воздействовали, его видели. Место человека есть место

видимости, причем в двойном смысле: он показывает себя (и только показывая

себя, живет действительной жизнью, в противном же случае, так сказать,

пребывает в пещере приватного существования и является "идиотом" [1]); и он

же - то существо, которому может показать себя остальное сущее. "Казаться" -

для греческого мышления это вовсе не какой-то ущербный модус бытия.

Напротив, греки считали, что бытие есть "кажимость" и ничто иное. Лишь то,

что кажется (кажет себя), действительно существует. Поэтому, по Платону,

даже высшее бытие - как идея - уступает зрению. В греческом понимании

человек есть существо, которому, как и остальному миру, свойственны

способность видеть и способность показывать себя. Быть увиденным хочет не

только человек, но и мир в целом; мир - не нечто пассивное, не просто

материал, который мы рассматриваем и на который можем воздействовать. В

соответствии с греческим мышлением, мир тоже смотрит на нас. Однако человек

с особенной чистотой реализует фундаментальный космический принцип,

побуждающий все в мире показывать себя, и, значит, является точкой наивысшей

видимости - в активном и в пассивном смыслах. Потому-то греческий человек и

изобрел театр, это воспроизведение мировой сцены. Ведь для него весь космос

обладал свойствами театральных подмостков. Человек - открытое место бытия.

1 Первичное значение греческого ### - "частный человек"; вторичные

смыслы - "простой", "неопытный", "несведущий", "невежественный" человек.

395

По убеждению Хайдеггера, при таком отношении к бытию само бытие было

более богатым и интенсивным, предполагало наличие открытого пространства. В

отличие от греческого человека, человек Нового времени находится в плену

своих проектов и воспринимает все, что им противоречит, как отклонение от

нормы, или несчастье, или случайность. В результате из мира исчезают тайна,

полнота бытия, бездна, судьба, благодать. "Только там, где сущее стало

предметом представления, сущее известным образом лишается бытия" (там же,

55).

По Хайдеггеру, история бытия делится на следующие периоды: в

древнегреческую эпоху все происходило на открытой сцене, где человек и мир

показывали себя и вместе разыгрывали свои трагедии и комедии, причем человек

сознавал всевластие и избыточную полноту бытия, которое оставалось для него

таинственным и сокровенным. В христианское время бытие считалось сокрытым в

Боге, к Которому человек относился с благоговейным страхом, но все же с

любопытством высматривал черты подобия и соответствия между Творцом и Его

творением, а в конце концов даже поддался тщеславному желанию повторить

богосотворенное в творениях собственных рук. Что касается Нового времени, то

оно полностью перешло к "наступательному продвижению" (там же, 58). "В

планетарном империализме технически организованного человека человеческий

субъективизм достигает наивысшего заострения, откуда он опустится на

плоскость организованного единообразия и будет устраиваться на ней. Это

единообразие станет надежнейшим инструментом полного, а именно технического

господства над землей" (там же, 61).

Восприняв и перевернув мысль Макса Вебера о "расколдованности"

современного мира, Хайдеггер говорит о том, что современный человек

заколдован миром техники. История Нового времени движется, пребывая под

колдовскими чарами. Может ли она сбросить с себя это заклятие?

В 1933 году Хайдеггер верил, что коллективный прорыв на свободу из-под

стальной скорлупы Нового времени уже стал исторической реальностью. Пять лет

спустя он констатирует, что такого шанса принципиального поворота - в

политической сфере - тогда вообще не было и в ближайшем будущем не

предвидится. Теперь он понимает революцию и ее последствия как процесс,

полностью укладывающийся в рамки тотальной мобилизации Нового времени, но

еще не готов подвергнуть критической оценке собственную политическую

ангажированность в начальный период этой революции.

396

Диагноз Хайдеггера: Новое время вступает в стадию жесточайшей

конфронтации между конкурирующими проектами овладения миром - американизмом,

коммунизмом и национал-социализмом. "Основополагающие установки" трех

мировоззрений четко разграничены и решительно защищаются их сторонниками,

однако все это происходит на общей почве (околдованного техникой) Нового

времени. "Ради этой борьбы... человек вводит в действие неограниченную мощь

всеобщего расчета, планирования и организации" (там же, 52).

Расчет характерен для американизма, планирование - для коммунизма,

организация - для национал-социализма.

Если смотреть на вещи в глобальной перспективе, как предлагает

Хайдеггер, который считал себя критиком Нового времени и в своих лекциях о

Ницше назвал современность "эпохой завершенного обессмысливания" (N II, 9),

то за всем этим угадывается единая "роковая взаимосвязь", если

воспользоваться словами Адорно [1], употреблявшего иную терминологию.

1 Теодор Визенгрунд-Адорно (1903-1969) - немецкий философ,

представитель франкфуртской школы, культуролог, социолог искусства. С 1931

г. преподавал во Франкфуртском университете (куда вернулся в 1949 г.), в

1934 г. эмигрировал в Великобританию, в 1938 г. - в США. Автор работ

"Актуальность философии" (1931), "Философия новой музыки" (1949),

"Негативная диалектика" (1966) и др.

Когда долго вглядываешься в темноту, в ней всегда можно что-то

разглядеть. Хайдеггер тоже пытался обнаружить различия в окружавшей его

сплошной тьме. Хотя Новое время в целом характеризуется тем, что "человек

вообще и по существу стал субъектом", однако далеко не безразлично, "хочет

ли и должен ли человек быть субъектом, - каковым в качестве новоевропейского

существа он уже является, - как ограниченное своей прихотью и отпущенное на

собственный произвол Я или как общественное Мы, как индивид или как

общность, как лицо внутри социума или как рядовой член в организации, как

государство и нация и народ или как общечеловеческий тип новоевропейского

человека" (Время картины мира, 51).

397

Что предпочитает сам Хайдеггер, очевидно. Он выразил это достаточно

ясно, упомянув чуть дальше об "уродстве субъективизма в смысле

индивидуализма". "Мы", "лицо внутри социума" и "народ" - таковы наименее

безответственные формы бытия субъекта в Новое время. Подчеркивая это,

Хайдеггер косвенным образом санкционирует собственную (былую) политическую

активность - правда, он уже не оправдывает ее, как раньше, отсылкой на

метафизическую революцию, но все же представляет как наилучший выбор в

условиях всеобщего уродства, свойственного Новому времени. Однако,

разумеется, и такой путь теперь уже не является в его глазах безусловно

правильным или настоятельно необходимым.

Хайдеггер хочет, чтобы его правильно поняли. Речь не идет о "голом

отрицании эпохи" (там же, 52). Мышление, которое закоснело в своем

стремлении поставить во главу угла отрицание, остается привязанным к

отрицаемому и потому теряет свою раскрывающую силу. Речь не идет и о

вне-историчной мистике. Бытие сущего, навстречу которому открывается

мышление, - вовсе не пребывающий за пределами мира Бог. Совсем наоборот:

такое мышление хочет вернуть перспективу, в которой мир снова станет

пространством, где, как говорил Хайдеггер в лекционном курсе "Введение в

метафизику" 1935 года, "каждая вещь - дерево, гора, дом, птичий крик -

совершенно утратит свою нейтральность и привычность" (ЕМ, 20). Насколько

близко мышление такого рода к искусству, Хайдеггер объяснил в докладе "Исток

художественного творения", впервые прочитанном в 1935 году. Там он описывает

на примере картины Ван Гога, изображающей стоптанные башмаки художника

(которые Хайдеггер ошибочно принял за башмаки крестьянки), как искусству

удается представлять вещи таким образом, что они перестают быть чем-то

"привычным и безразличным" (Исток..., 310). Искусство не отображает, а

делает видимым. Все то, что присутствует в конкретном творении, соединяется

в собственный мир, который остается прозрачным для мира в целом, но так, что

при этом сохраняет свою доступность для восприятия и миротворящий акт

искусства как таковой [1]. То есть творение одновременно показывает и мир в

целом, и себя самое как смыслополагающую силу, которая тоже бытийствует

(Исток..., 284) и благодаря которой сущее становится "более сущим". Поэтому

Хайдеггер и мог сказать: сущность искусства заключается в том, что оно

Характеристики

Список файлов учебной работы