Германский мастерер и его время (553387), страница 23

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 23)

Феноменологическая редукция -- самый важный аспект феноменологии. Это

особого рода внимание к процессам сознания -- внимание, которое также

называют "феноменологическим видением". Обладая таким видением, можно

обнаружить, в какой мере жизнь сознания есть "игра" по отношению к так

называемой внешней реальности. Но разве не будет пустой игрой то, что

останется, когда мы заключим в скобки само "естественное восприятие"

реальности? Гуссерль писал по этому поводу:

"Это универсальное лишение значимости ("сдерживание", "вывод из игры")

всех точек зрения в отношении предданного объективного мира... вовсе не

оставляет нас, таким образом, ни с чем. Напротив, то, что мы приобретаем

именно таким путем, или, точнее, что таким путем приобретаю я, размышляющий,

есть моя чистая жизнь со всеми ее чистыми переживаниями и со всеми ее

чистыми полаганиями, универсум феноменов в феноменологическом смысле. Можно

также сказать, что ### (=лишение значимости "естественной установки". -- Р.

С.) представляет собой радикальный и универсальный метод, посредством

которого я в чистоте схватываю себя как Я вместе с чистой жизнью

собственного сознания, в которой и благодаря которой весь объективный мир

есть для меня, и так, как он есть именно для меня" [2].

1 Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления.

Минск; М., 2000. С. 522.

2 Там же. С. 347.

Легче всего представить себе "чистое сознание" как пустое сознание: в

том смысле, какой мы вкладываем в словосочетания "пустое зеркало" или

"пустой желудок". Но как раз такое представление есть просто

"предварительное мнение" о сознании, не позволяющее понять действительный

опыт самопереживания сознания. Если же мы подойдем к этому опыту

непредвзято, то сделаем открытие, что сознание ни на мгновение не

оказывается оторванным от бытия. Не бывает никакого "пустого" сознания,

противостоящего объектам, которыми оно заполняло бы свою пустоту. Сознание

-- всегда "сознание о" чем-то. И даже если, исходя из методических

соображений, "очистить" сознание от внеш-

118

ней действительности, оно не перестанет воображать "внешнюю"

действительность: внешний мир мира внутреннего. У сознания нет никакого

"внутри"; оно -- "вовне" себя самого. Погрузившись в сознание достаточно

глубоко, ты неожиданно опять оказываешься снаружи, попадаешь к вещам -- тебя

к ним "вышвыривает", по выражению Жана-Поля Сартра [1], для которого чтение

Гуссерля в начале тридцатых годов стало своего рода обращением в новую

религию. Он тогда почувствовал себя освобожденным от парализующей традиции

"философии пищеварения", которая, по сути, рассматривала сознание как

"желудок" мирового универсума.

1 Жан-Поль Сартр (1905-- 1980) -- французский писатель, драматург и

философ, автор философских работ "Бытие и ничто" (1943), "Феноменологическая

психология воображения" (1940), "Критика диалектического разума" (1960) и

др.

Итак, для Гуссерля сознание всегда есть "направленность на что-то". Эту

основополагающую структуру сознания он называл "интенциональностью".

Различным видам процессов, происходящих в сознании, соответствуют

разные виды интенций. Желание узнать что-то, обусловленное дистанцирующей

(создающей дистанцию между сознанием и его объектом) познавательной

интенцией, есть всего лишь одна из возможных форм интенционального сознания.

Помимо этой интенции, с которой часто -- ошибочно -- идентифицируют феномен

сознания в его целостности, существует и много других форм

интенциональности, то есть форм направленности на что-то. Причем не бывает

так, чтобы какой-то объект был сначала воспринят "нейтрально", а потом --

посредством дополнительного акта сознания -- стал "желанным", "пугающим",

"любимым", "притягательным", "оцененным по достоинству" и т. д. Каждый из

актов сознания -- желание, любовь, оценочное суждение -- имеет только ему

свойственное отношение к "предмету", и сам этот "предмет" в разных актах

сознания предстает по-разному. Один и тот же "предмет" для сознания всякий

раз оказывается другим -- в зависимости от того, воспринимается ли он с

любопытством, надеждой или страхом, с практической или теоретической точки

зрения. Любовь, например, говорит Гуссерль в пояснение этой мысли,

"конструирует" свой "предмет" именно как "не-предмет".

119

Главная заслуга феноменологов заключается в том, что они показали, как

тонко и многообразно работает -- в действительности -- наше сознание и как

примитивны и грубы те концепции, с помощью которых оно пытается сделать для

себя "осознанной" собственную работу. Как правило, такие концепции

базируются на схеме, противопоставляющей субъективное внутреннее

пространство и объективное внешнее пространство, а дальше задается (и

по-разному решается) вопрос, как можно вновь соединить эти искусственно

разъединенные части, как мир "входит" в познающего субъекта, а познающий

субъект -- в мир. Феноменология же показывает, что наши восприятие и

мышление работают совсем не так, как мы это обычно себе представляем, что

наше сознание -- феномен "промежуточности", по выражению французского

феноменолога Мориса Мерло-Понти [1], то есть оно не является ни субъектом,

ни объектом (в общепринятом понимании этих терминов). Мышление и восприятие

изначально представляют собой процессы в потоке сознания, состоящем из

совершенно самозабвенных актов. Только элементарная рефлексия, то есть

осознавание сознания, впервые вносит в этот поток разделение и открывает для

себя: с одной стороны, "я", субъекта как "собственника" своего сознания; с

другой стороны -- объекты. Или, иными словами: изначально сознание есть

именно то, сознанием о чем оно является; так, желание растворяется в

желаемом, мышление -- в мыслимом, восприятие -- в воспринимаемом.

1 Морис Мерло-Понти (1908--1961) -- французский философ, представитель

феноменологической концепции культуры, автор работ "Феноменология

восприятия" (1945), "Видимое и невидимое" (1964), "Знаки" (1961) и др.

Гуссерль распахнул некую дверь, и перед ним открылось необозримое

"поле": мир сознания. Этот мир настолько многообразен и самопроизволен, что

желание составить его точное феноменологическое описание не могло не

вступить в противоречие с научными планами Гуссерля, ориентированными на

систематизацию и познание закономерностей. Множество оставшихся после

Гуссерля подготовительных материалов к колоссальному труду, который не был

-- и не мог быть -- завершен, создает впечатление, что эта работа, вопреки

лежащему в ее основе научно-систематизаторскому замыслу, сама стала

выражением того потока сознания, который должен был быть в ней описан.

Дрейфующие в этом потоке обломки систематики приводят на память один эпизод

из философского научно-фантастического романа Станислава Лема "Солярис". В

романе рассказывается, как ученые открыли планету, которая целиком состояла

из мозга. Она вся была "океаном" -- сплошной массой плазмы. Для всех

очевидно, что этот одиноко движущийся в космиче-

120

ском пространстве мозг работает. На его поверхности возникают

гигантские фигуры, волны, фонтаны, водовороты, уходящие вглубь провалы --

невообразимое множество самых разных образов. Ученые воспринимают эти

процессы как знаки и пытаются их расшифровать. Уже имеются огромные собрания

книг по этой проблематике, идет неустанная работа по систематизации,

изобретению новых названий и понятий, пока наконец перед исследователями не

начинает брезжить -- ужасная для обычного человеческого ума -- смутная

догадка о том, что события, происходящие в каждой точке океана-мозга,

неповторимы и не сравнимы между собой, что их нельзя подвести ни под какое

общее понятие и что бессмысленно даже давать им названия, ибо они никогда

уже не повторятся точно в таком виде, в каком происходили, а потому больше

не будет возможности идентифицировать их с однажды данными им именами. Все

попытки хоть как-то упорядочить этот познаваемый мир оказываются рисунками

на песке, их смывает первая же набежавшая волна.

Гуссерль был человеком XIX столетия. Он воплощал тип ученого-"тайного

советника", профессора, по-отечески требовательно и доброжелательно

относящегося к своим ученикам, в науке всегда стремился добраться до

первооснов, иметь точные знания обо всем, даже о Боге. Как говорил сам

Гуссерль в начале своей философской карьеры, он надеялся "с помощью строгого

философского знания найти путь к Богу и к истинной жизни".

Впрочем, адепты эмпирических наук не проявляли особого интереса к

фундаментальным феноменологическим работам "свихнувшегося часовщика" -- так

фрайбургские студенты прозвали Гуссерля за то, что он, произнося свои

утомительные монологи, часто машинально двигал средним пальцем правой руки в

неплотно сжатом левом кулаке. Гуссерль настолько погружался в собственный

поток сознания, что даже не замечал подозрительного отсутствия вопросов, и

когда однажды один из студентов (это был Ганс Георг Гадамер) что-то ему

возразил, он после лекции сказал своему ассистенту Мартину Хайдеггеру:

"Сегодня получилась и вправду интересная дискуссия". То, что человек любит,

становится для него средоточием рая. Вот почему Гуссерль не мог понять, что

его ученики жили еще и в каких-то других мирах, помимо его феноменологии,

что у каждого из них имелись другие важные дела. Своей личной ассистентке

Эдит Штейн он как-то на полном серьезе сказал, что она должна оставаться с

ним, пока не выйдет замуж. Лучше всего, если она найдет себе мужа из числа

его учеников, который тоже захотел бы стать ассистентом, и кто знает --

может, тогда и их дети со временем выбрали бы себе профессию феноменолога...

121

По иронии судьбы, Гуссерль ("специалист по фундаментам", как он сам

себя называл), пытаясь найти прочное основание для всей конструкции

человеческого познания, открыл философскими методами не что иное, как поток

сознания, -- и потом предпринимал комичные усилия, чтобы превратить эту

живую и бесконечно подвижную стихию в фундамент, в абсолютно прочный и

надежный цоколь. На зыбучих песках он намеревался воздвигнуть дом, которому

-- так он это себе представлял -- суждено простоять века. Феноменологическое

исследование сознания -- проект, рассчитанный на столетия. В минуты эйфории

Гуссерль мог сказать: "Понятно, почему по феноменологии втайне тосковала вся

философия Нового времени"; но приходили и минуты отчаяния, когда он

переставал верить в осуществимость и ценность собственного проекта: разве

тот, кто исследует безграничное поле сознания, не будет всегда, неизбежно,

только "начинающим" в худшем смысле этого слова? Разве он не окажется в

положении человека, который хотел бы дойти до горизонта, с каждым его шагом

отодвигающегося все дальше?

Гуссерль попытался выпутаться из головоломной ситуации, решив, что если

сознание невозможно описать и проанализировать до конца, то надо просто

"завязать мешок с другой стороны", то есть начать не с конца, а с начала. В

результате этого происшедшего у него в голове короткого замыкания родилась

идея "трансцендентального ego" -- регулятивной структуры, которая отвечает

за всю работу и все операции сознания; которая есть исток потока сознания.

Но если, согласно самому Гуссерлю, "я"-сознание формируется лишь во

вторую очередь, в процессе восприятия восприятия, то как можно считать

"трансцендентальное ego" началом всего процесса сознания? Гуссерль просто

заявляет, что феноменологическая установка, позволяющая наблюдать процесс

сознания, -- это и есть "место" "трансцендентального ego". "Каждое cogito

[1] со всеми своими составными частями возникает или прекращается в потоке

переживаний. Но чистый субъект не возникает и не прекращает существовать,

хотя на свой особый лад "появляется" и "исчезает". Он "вступает" в действие

и опять "выступает" из действия. Что это значит и что вообще представляет

собой и делает этот субъект, мы узнаем -- точнее, он узнает -- в процессе

самовосприятия, которое тоже есть одно из его действий, причем такое,

которое обосновывает абсолютную несомненность всей структуры бытия".

1 Я мыслю (лат.).

122

Итак, тот самый Гуссерль, который проделал неожиданный фокус, описав

сознание до его расщепления на "я" и остальной мир -- то есть открыв

сознание, "еще лишенное "я"", -- на трансцендентальном уровне вновь пришел к

представлению, которое на уровне эмпирики как раз и хотел преодолеть: к

представлению о "я" как "собственнике" содержания своего сознания. Только

что разрушенное Гуссерлем "я" вновь, как в картезианской традиции,

превращается в высшую удостоверяющую инстанцию. Этот (впервые обозначившийся

в 1913 году) поворот к "трансцендентальному ego" позже вызовет критику со

Характеристики

Список файлов учебной работы