Германский мастерер и его время (553387), страница 21

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 21)

реальности) -- его историчность. Этот мир всегда является в обличье

какой-либо исторической традиции, представляет собой двуединст-во природного

и персонального миров, на котором базируется идеальная среда -- сложное

переплетение объективированных "данностей" культуры. Внешний мир дан нам не

непосредственно, а в виде фрагментов, "горизонтов". Цель феноменологического

метода -- преодоление ("редукция") всех этих слоев и анализ "чистого

сознания".

2 Ландштурм -- ополчение из лиц непризывного возраста, не годных к

строевой службе и пр.

107

23 июня 1916 года было принято наконец решение о замещении должности

заведующего кафедрой католической философии -- должности, которая оставалась

вакантной на протяжении двух лет. Молодого Хайдеггера, чье имя все это время

упоминалось в числе возможных кандидатур, постигло разочарование. Комиссия

единогласно высказалась в пользу ординарного профессора из Мюнстера Йозефа

Гейзера, причем даже сама формулировка обоснования не могла не показаться

Хайдеггеру обидной: "Нехватка... настоящих личностей из числа мирян (которые

только и принимаются во внимание в данном случае) настолько ощутима, что

факультет по зрелом размышлении счел возможным порекомендовать только одного

кандидата". Хайдеггер вообще не фигурировал в рекомендательном списке, даже

в качестве экстраординарного профессора, который мог бы возглавить кафедру,

если бы Гейзер вдруг не принял приглашения. Ему хотели предложить только

один вводный курс лекций.

Ласловски утешал друга из далекой Силезии: "Они боятся тебя. Ими движут

чисто личные мотивы. Эти люди уже разучились судить объективно".

На самом деле на заседаниях комиссии Хайдеггера предлагали и обсуждали

как "кандидата, подходящего с конфессиональной точки зрения", -- но,

вероятно, в представлении католической фракции, мнение которой в данном

случае имело решающий вес, он уже был человеком ненадежным. Молодость

Хайдеггера тоже говорила не в его пользу: ведь с того времени, как он

защитил докторскую работу, прошло всего три года. Кроме того, нельзя было

допустить, чтобы этот молодой человек так быстро сделал карьеру в тылу,

тогда как его сверстники сражались на фронте, а некоторые уже погибли. Выбор

пал на более опытного преподавателя, к тому же уже достигшего непризывного

возраста -- Гейзер был старше Хайдеггера на двадцать лет.

Итак, надежда Хайдеггера покорить кафедру с первой же попытки не

оправдалась. Следующего благоприятного случая ему придется ждать семь лет.

Осенью 1915 года Хайдеггер познакомился со своей будущей женой

Эльфридой Петри -- в то время студенткой, учившейся на факультете экономики

Фрайбургского университета. Прошло примерно полгода со времени расторжения

его помолвки с дочерью мелкого таможенного чиновника из Страсбурга. Девушка

страдала тяжелой болезнью легких. Послужило ли именно это обстоятельство

причиной

108

разрыва, мы не знаем. Как бы то ни было, Ласловски, который охотно

находил в своем друге черты ницшеанского "сверхчеловека", истолковывал ссору

обрученных в возвышенном смысле: "Я видел, как ты растешь день ото дня, как

ты, подобно гигантскому древу, вздымаешься все выше и выше над той средой, в

которой только и могут существовать "любовь" и "счастье"; я уже давно знал,

что тебе придется -- именно что придется, дабы хоть как-то приблизиться к

твоей цели, -- идти такими путями, на которых "любовь" должна просто

замерзнуть".

И вот теперь к Хайдеггеру пришла новая любовь.

Эльфрида была дочерью саксонского офицера высокого ранга,

северянкой-протестанткой, эмансипированной женщиной (в то время казалось

очень странным и необычным, что студентка захотела изучать именно

экономику). Она принадлежала к числу сторонников либералки Гертруды Боймер,

связанной с молодежным движением и выступавшей за права женщин. Эльфрида и

Мартин Хайдеггер познакомились в университете. В каникулы они вместе с

друзьями отправились на остров Рейхенау, где провели несколько дней.

На память о том лете осталось стихотворение Хайдеггера "Вечерняя

прогулка по Рейхенау":

К морю, к дальним его берегам

с неба свет серебристый стекает.

А уставшим от лета росным садам

ночь себя так неброско являет --

будто слово любви роняет.

Между крышами, белыми под луной,

птичий крик заметался,

с башни упав ненароком;

день минувший, в сердце подарок твой --

словно плод, сочащийся соком;

он из вечности, этот вне-смысленный груз --

но дошел до меня, в юдоль серости,

в наше царство безрадостных уз (D, 7).

Это стихотворение было опубликовано в конце 1916 года, к тому времени

Хайдеггер и Эльфрида Петри уже обручились, а три месяца спустя, в марте 1917

года, стали мужем и женой.

109

Ласловски предпочел бы, чтобы его друг не принимал окончательного

решения так быстро. Ему нравилось видеть Хайдеггера таким, каким он создал

его в своем воображении: странником, покоряющим вершины философии и

проникающим в такие сферы, где любовь и счастье, как это описал Заратустра,

должны просто "замерзнуть". Хайдеггеру предстояло подняться вверх, в горы,

покинув долины, где живут обыкновенные люди, которые женятся и создают

семьи, и Ласловски, по скромности относивший себя именно к обитателям таких

долин, претендовал, по крайней мере, на роль ближайшего свидетеля будущих

штурмов высокогорных пиков. Гений и постоянно находящийся при нем

наблюдатель -- примерно так, наверное, представлял Ласловски свою дружбу с

Хайдеггером. 28 января 1917 года он писал: "Дорогой Мартин, если бы я мог

быть в эти дни рядом с тобой! Не знаю, прав ли я, но то, что написала мне

фройлейн Петри, никак меня не обрадовало. Было бы хорошо, если бы я

ошибался. Но будь осторожен, прошу тебя! Подожди, пока мы снова увидимся. Я

действительно очень беспокоюсь за тебя, и как раз из-за этого чрезвычайно

важного вопроса. Надеюсь, ты поймешь меня и мою просьбу не торопиться с

принятием окончательного решения".

Мартина Хайдеггера, однако, не смутили сомнения друга. Он не посчитался

и с чувствами своих ближайших родственников. Для благочестивых родителей

Хайдеггера, живших в Мескирхе, было, вероятно, тяжелым ударом, что их сын,

после вынужденного отказа от карьеры священника и теолога, теперь, сверх

всех прочих неприятностей, собрался вступить в брак с протестанткой. В семье

Петри, как кажется, никто не морщил нос оттого, что Эльфрида выбрала себе в

мужья человека низкого происхождения, пусть и одаренного, но пока не

нашедшего постоянной работы. Однако и они тоже беспокоились: сможет ли

Мартин прокормить свою семью, сможет ли содержать ее на таком уровне, как

это принято в высших кругах военного сословия?

Свадьба была очень скромной. Приват-доцент Мартин Хаидеггер и студентка

экономического факультета Эльфрида Петри венчались в университетской

часовне, в Мюнстере. Родители жениха и невесты не приехали. По желанию

Хайдеггера церемонию совершил Энгельбердт Кребс, отметивший в протоколе:

"Бракосочетание в соответствии с условиями военного времени -- без органа,

подвенечного платья, венка и фаты, без конной упряжки, праздничного обеда и

гостей; правда, имелось письменное благословение тех и других родителей, но

сами они не присутствовали".

Кребс из разговоров с Эльфридой вынес впечатление, что она собирается

перейти в католичество. Но до этого дело не дошло. Когда полтора года спустя

у Эльфриды и Мартина родился первый сын, они заявили, что не могут выполнить

обязательство (взятое ими на себя в момент заключения брака), согласно

которому должны были обеспечить ребенку католическое воспитание.

110

Именно в то время у Гуссерля сложилось впечатление, будто Хайдеггер

принял протестантскую веру. В письме к Рудольфу Отто [1], датированном

началом 1919 года, Гуссерль писал, что сам он не оказал "ни малейшего

влияния на переход Хайдеггера... на почву протестантизма", хотя его лично

может "только обрадовать" то обстоятельство, что Хайдеггер стал "свободным

христианином" и "недогматическим протестантом".

Так Гуссерль охарактеризовал молодого Мартина Хайдеггера, которого уже

тогда считал самым одаренным из своих учеников, а вскоре привлек как

равноправного коллегу к работе над большим философским проектом создания

новой науки -- феноменологии.

1 Рудольф Отто (1869--1937) --философ, занимался феноменологией

религии. Его самая известная работа -- "Святое. Иррациональное в идее

божественного и его связь с рациональным" (1917).

ГЛАВА ПЯТАЯ

Триумф феноменологии. Открытые чувства. Универсум в голове. Гуссерль и

его община. "Свихнувшийся часовщик". Закладка фундаментов. Философия втайне

тоскует по поэзии. Пруст как феноменолог. Гуссерль и Хайдеггер, отец и сын.

Элизабет Блохман. Хайдеггер: удовольствие от жизни и "сумасбродные

обстоятельства".

К тому времени, когда Эдмунд Гуссерль в 1916 году получил должность

профессора во Фрайбургском университете, слава феноменологии еще не

перешагнула границ сообщества философов-профессионалов. Но уже через

несколько лет, в первые послевоенные годы, феноменология из специальной

философской дисциплины превратилась чуть ли не в надежду всех культурных

людей на обретение нового мировоззрения. Ганс Георг Гадамер [2] рассказывал,

что в начале двадцатых годов, когда "слова о гибели Запада были у всех на

устах", в ходе одной "дискуссии среди тех, кто желал улучшить наш мир",

выдвигалось множество предложений о способах спасения Европы и наряду с

именами Макса Вебе-

111

pa, Карла Маркса и Кьеркегора на одном из первых мест упоминалась

феноменология. Итак, хватило всего нескольких лет, чтобы о феноменологии

заговорили как о многообещающем духовном течении, и эти слухи были настолько

упорными, что побудили Гадамера -- как и многих других -- приехать во

Фрайбург, чтобы иметь возможность послушать лекции чудодейственного

"мастера" феноменологии и его молодого помощника -- "ученика чародея".

Феноменология была окутана аурой нового начинания, и это способствовало ее

популярности в последние годы мировой войны, когда самоощущения людей

колебались между двумя крайностями -- предчувствием неумолимо

приближающегося конца и эйфорией от уже предвосхищаемого нового начала.

2 Ганс Георг Гадамер (р. 1900) -- немецкий философ-герменевтик, ученик

Хайдеггера, автор работы "Истина и метод. Основные черты философской

герменевтики" (1960).

До 1916 года оплотами феноменологии были Геттинген, где Гуссерль

преподавал с 1901 по 1915 год, и Мюнхен, в котором, независимо от

"геттингенцев", вокруг Макса Шелера и Александра Пфендера сформировался

второй центр феноменологических исследований. Приверженцы феноменологии

хотели быть чем-то большим, нежели просто школой, и потому называли себя

"движением". Они собирались не просто восстановить строгую научность в

философии (как утверждали в своих публичных выступлениях), но и осуществить

-- под знаком интеллектуальной честности -- реформу самой жизни: речь шла о

преодолении ложного пафоса, идеологического самообмана, отсутствия

дисциплины в мышлении и чувствах. Хедвиг Конрад-Марциус, которая с самого

начала входила в геттингенский феноменологический кружок, описала царившую в

нем атмосферу так: "Это была этика функциональной чистоты и честности...

Что, конечно, не могло не наложить особого отпечатка на мышление, характеры

и образ жизни".

Феноменологическое движение выполняло в философской среде ту же роль --

в смысле формирования определенного стиля жизни, характерного для группы его

приверженцев, -- которую в среде литераторов взял на себя кружок Стефана

Георге. Оба объединения делали ставку на строгость, дисциплину и

нравственную чистоту.

"Обратимся к вещам" -- таков был девиз феноменологов. Но что есть

"вещь"? Ясно было, во всяком случае, что она -- нечто спрятавшееся от

человеческого взгляда, затерявшееся в дебрях предубеждений, высоких слов и

мировоззренческих конструкций. Это было то же самое ощущение, какое в начале

нашего века выразил Гуго фон Гофмансталь [1] в своем зна-

1 Гуго фон Гофмансталь (1874--1929) -- австрийский писатель, драматург

и эссеист.

112

менитом "Письме". "У меня, -- говорит он устами своего персонажа, лорда

Чандоса, -- совершенно пропала способность связно думать или говорить о чем

бы то ни было... абстрактные слова, которыми, естественно, вынужден

пользоваться язык, чтобы выразить хоть какое-то суждение, расползаются у

меня во рту, как гнилые грибы". То, что мешает ему говорить, -- это

бессловесная, неисчерпаемая, мучительная для человека, но одновременно и

обольстительная очевидность вещей, которые каждый раз являют себя будто

Характеристики

Список файлов учебной работы