Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 56
Текст из файла (страница 56)
Спасающий целостность личности катарсис есть примирительное упразднение зияющей в душе диады, переживание которой породило в эллинстве экстатические безумия и трагические вдохновения '. По Платону, в его «Законах» (Ч1, 790 Е), таится в человеческой душе некое прирожденное ей оргийно-хаотическое начало, «грозное и безумное движение» (рЬоЬега )са! тап!)сб к!пез!з), неистовые проявления которого могут быть только мятежны и разрушительны. Поэтому необходимо иное «движение», извне согласно влияющее на возбужденную душу и овладевающее тем изнутри рвущимся и слепо стихийным — так, чтобы оно, легко и радостно высвобождаясь, входило в гармонию мирового строя. Как матери не тишиной успокаивают младенцев, но мерным колебанием и мелодией их убаюкивают и, подобно целителям корибантиазма, словно флейтами зачаровывают (!са1ап!пз!) волнение детской души началом танца и музой (сЬоге!а! !са! пшзйй, — так и законодатели, будучи воспитателями народа, должны не подавлять, но правильно упражнять присущую людям экстатическую энергию, чтобы излечить их от безумной исступленности (1бп е!срЬгопбп Ьа)ссЬе!Вп).
И тогда будет находить на них тишина, как затишье на море (ЬезусЬ!а !са! яа!епе), ! РЬаеб, б? С: Ьа!вагин де с!па! и !й!о хущьв)пе1, Ьорсг ра!а! ел !о! 1ово1 !света!, 1о сььгые)п ьо з ига!и!а аро й вьыа!ов !еп рвусьеп $са! е!ыва1 ан!еп хагь' ьан!еп рапысьойеп ек !о и)ша!ов вупазе1гевйа1 !е 1са! а!ьго1тевйа1 ха! оркегп аа1 еп !о! пуп рагопд а»1 еп гд1 среда щопеп аай' ьао1еп, еыуоаепеп ьспрег еь девщбп ех !о Йыа!ов? з Оправдание и развитие этой мысли (о диаде как принципе трагедии) лацо автором в опыте <О существе трагелии» (сборник статей «Г»презлы и Межи», М. 1915). г)а и — как пробужденные — они будут танцевать под звуки вакхических флейт с богами (ше[а [[[еоп), коим, прекрасно-священствуя ([сз!!!егцп[ез), при счастливых знамениях, принесут благодарственные жертвы своего веселого служения.
В этом психологическом анализе Платон, исходя из принципов, установленных врачевателями корибантиазма и ему подобных патологических состояний, характеризует дионисийское служение как душевное состояние энтузиазма очистительного, т. е. разрешающегося в катарсис (хотя прямо о нем и не упоминает). В других местах он определяет одержание божеством («энтузиазм», еп[)[из!азшоз) как состояние страстнбе, «пассикш, или «пафос». — «Не безумие ли любовь?» — читаем в «Федре» (р. 2б5 А. В.): — «Конечно, да! — Безумие же бывает двух родов: одно проистекает от недугов человеческих, другое — от божественного изменения привычных и нормальных состояний души. И в этом последнем — в божественном одержании — мы различаем четыре вида: пророчественное вдохновение — от Аполлона; посвящения мистические (телестика) — от Диониса; поэтический восторг — от Муз; наконец, превосходнейшее из всех четырех священных безумий — безумие любви — от Афродиты и Эроса». — Об охваченных присутствием и вселением бога философ говорит, что они становятся божественными и божество вместившими, вдохновляемые и одержимые его силою, — и тогда говорят они с великой действенностью многое и великое, сами не зная, чтб говорят '.
«Какую цель и смысл имели оргии Диониса?» — пишет один почтенный русский исследователь ~. «Ответ дает их конечный результат. То был экстаз. Древнейший смысл этого слова, как истолковывали сами древние, есть выхождение души из тела. Врач Гален определяет экстаз как о[[кос[[гоп[ох шап[а (кратковременное безумие!. Но это безумие есть Ыегошап[а (священное безумие!— состояние, в котором душа непосредственно общается с богом. В этом состоянии человек находится под наитием божества, он есть оп[)[еоз [бога вместивший), непосредственно соединяется с божеством и живет с ним и в нем.
По определению Платона, люди в состоянии экстаза воспринимают в себя существо бога, поскольку ' мепоп р 99 О. !ьешз ге е!па! за! епбтнв!ахе!и, ер!Рпцз оп!аз аа! 1ш!ес !ошепнз с«ш Фей. — О видениях, коими разрешался экстаз, Филон говорит, что «вакхические оргиасты и корибанты предаются радению, доколе не увидят вожделенное» (РЬ!!о ас ч. соп!.
2 р 473 и: ьо! ьахсьеношепо! аа! хогуьаппбп!ез еп!ьнз!агнз[, шесьг!з ап !о рогьпшепоп !акдаш. Иоьбе, Рзусье Н, 3. 11. Атнп. 2). Определение аполлонийского начала в переживании трагедии, как начала специфичЕски-зизионарною, — у Ницше, «знаменитом опыте «о Рождении Трагедии», — остается необоснованным с точки зрения религиозно-исторической. Ю.
Л. Кулаковский, «Смерть и бессмертие в представлениях древних греко»г, ' р. бг. гп возможно человеку общаться с ним. Схолиаст к Еврипиду даст такое определение: «еп1)1Еог наэываЮтея пОтЕрЯвшиЕ разум пОд воздействием некоего видения, одержимые богом, который послал видение, и совершающие то, что подобает именно этому богу».
В экстазе человек выходит из своей ограниченности, для него нет времени и пространства (срв. З 5, прим. 1, стр. 210), он созерцает грядущее как настоящее». Связь только что упомянутого в приведенной цитате текста из Платонова «Федра» ', — от которого зависит и схолиаст Еврипида,— такова. Служа различным божествам, люди испытывают овладение оными и в этом овладении невольно воспроизводят в своей жизни, чувствованиях и наружных оказательствах, в меру своих сил, все то, что составляет внутреннюю особенность и внешнее отличие овладевшего ими божества: явно происхождение этой мысли из наблюдения над страстным обрцдом, объясняемым как «подражание» божественным страстям.
Если в таком состоянии им случается испытать любовную страсть (ра(Воз), то любовь нх бывает устремлена на человека, наиболее похожего на божественный образ, в них отпсчатлевшийся, и тогда возлюбленный делается для них предметом обоготворения, кумиром их бога, его живым подобном. Усматривая в любимом черты своего божества, люди, — продолжает Платон, — «еще более сто любят — и, сели онн из Зевса зачерпнули, как менады, плещут влагою на душу любимого, творя его сколь возможно более подобным своему божеству».
— В другом месте Платон говорит о поэтическом творчестве, что подобно корибантам, чтб, пляшут, потеряв сознание, н певцы, воодушевившись гармонией и ритмом, одержимы вдохновением н творят бессознательно: так менады, охваченные силой одержания, черпают нз рек млско и мед, а находясь в обычном сознании, — не могут'. Физиологические обьяснения вакхических состояний также не чужды древности. По Аристотелю, они зависят от «черной желчи» и «горячей» смеси ()!газ!з) органических соков; отчего и граничат с душевными болезнями умопомрачения и исступления. Безумие сибилл, менад и другие виды священного экстаза н одержания, напротив, не имеют в себе ничего болезненного, хотя проистекают из той же причины, которая порождает и исступление болезненное; ибо означенное смешение в этих случаях естественно: правильно протекает оно и находит себе нормальный исход '. 1 Рьаеиг.
253 А: еи!Ьив1дп1ев еа йед 1!поз 1авЬапия га ейе $$! 1а ерндпепмаы, кагь' Ьовоп зуев!оп йей апгьгдрдг п!емвсь«1п. $ Р1. !оп. 534 А: ьозрег ьа! ьаксьа1 агу!оп!а! ек гди ромйдп п!е11 ка! за!а кагесьопгепа1, еигрпгопев Пе ива! и. 3 новее!$$!п ьаазкопы3 пап!$0!з е еп1ьив!а$11$01$, ьойеи 51ьу1!а! ка! ваасьмез $$ ьо! епйео! з!зппп!а! рапгез, ьогап п!е позепгаг! я!идами а1!а рьуврзе! агаве!.
2!2 Аристотель, требуя от трагедии «очищения страстей» ', говорит языком телестики и катартики, религиозных дисциплин о целительных освящениях души и тела '. В сущности, автор «Поэтики» повторяет старую религиозную истину о дионисийском очищении; но он ищет придать ей новое освещение, толкуя ее чисто психологически и независимо от религиозных предпосылок. Правда, эта независимость только кажущаяся. В самом деле, с религиозной точки зрения, присутствие при священном действе, подражательно воспроизводящем страсти божественные или героические, есть приобщение страстным оргиям Диониса; он же, как податель очищения, и Разрешитель (1узюз). Аристотель не хочет говорить о религии; но и для него присутствующие при подражательных действах заражены общим аффектом, соучастники единого пафоса '. Далее, мысль, что трагедия именно чрез возбуждение аффектов приводит зрителя к «очищению», обращает нас к исконной практике катартического врачевания: древнейшее предание о дионисийской телестике, у Гесиода, уже являет нам контраст между правым безумием вакхических оргий и пагубным неистовством отвергших оргии дочерей Пройта ', причем исцеление достигается посредством энтузиастических плясок (еп!)(ео( с)(ого(а!).
Аристотель имеет в виду религиозную психиатрию патологических состояний корибантиазма и энтузиазма, принципом которой было искусственное усиление экстаза путем возбудительных влияний до степени его гармонического разрешения, — как и сам он, впрочем, говорит о «священных мелодиях, опьяняющих душу» (разумея оргиастическую авлетику), что подверженные экстазам успокаиваются от таковых, как если бы они испытали некое врачевание и очищение '. Ибо, ! Апв!. Рос!.
6: й'е1еи ха! рьоьи рега1иива (еп (ош(бп рабгеша!бп аайагз(п,— Ноиам в вышеупомянутой статье (б 5, прим. 8, стр 2081 ищет показатгь что приведеииые слова Аристотеля проистекли из другого источника, чем первая часть знаменитого Определения трагедии, и что источиик зтОт пифагорейский, причЕм одиостороиие характеризует сю как чисто медицииский. з сря. доббс, Рвусье н, Б. л. 1: «Аив йевеп рпев!ег(кь-шивркавкьеп, пкы аив бсп е!Вепйсь шейс(и(всьсп ег(аьгипзеп ппб Ргамряеп ьа! Апвкие(ев, беп Апгезипзеп бсв Р1а!о, Иер. Х, 660, 1о16епб, йе Чопиейипх чоп бег бигсь чеьешеп!е Еп((абипв (ипб п!сЫ вЂ” чсгпиие(в\ Вегимкппк бег Аиес(е бигсь е(пеп «чегзбьпепбеп Зсмшв») Ьечбгмеп аайагз!з !бп райеша!оп аи( йе тгаябйе ВЬег(такси .
З Рощ. р. 1339 Ь. 42: аагодшепо! !оп пшпсвебп З!Заппы( раи!ев вушрайеа. 4 Аровоб. и, 2, 2 — Незюб. Иг, (г. 27 (52): ешапевап, Ьбз итси Нев(обоз рьевшв Ьой !ав ()!оиуво ге(е!ав и аа(ебесьопго. Срв. выше, гл. 1, 6 5, стр. 29. в Рой!. р. 1391 Ь. 32: еа бе !ои Ыегбп ше1дп Ьогошеп шшв, Ьо!ап сьгевоп!а! го~в ехогеаагяв( !еп шусьеп ше(ев1, хай(в!ашепяв ьдврег !а!ге!ав гусьоп!аз ха( ваша!ведя. 213 несомненно, Бернайс ' прав, поскольку он утверждает, что теория трагического аффекта — теория возбуждения, нли «соллицитации».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
