Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 55
Текст из файла (страница 55)
Языческая мистика и теология «божественных страстей» своей близостью к пафосу христианства не дает покоя церковным апологетам и полемистам. «Как, — спрашивает язычников Арнобий (ас!у. кеп(ез Ч, 44), — аллегорическое учение о богах может заключаться в повествованиях об их узах, сиротствах, блужданиях, о претерпении ими мучений и ран и погребения?» Если же так, то почему не узнают они Бога в Распятом? Или, по Оригену (с.
Се)з. ЪЧ, 17!), если язычникам позволительны аллегории о судьбах души, уподобляемой Дионису, обманутому Титанами и падшему с отчего престола, растерзанному и потом снова собираемому и оживающему, чтобы взойти на небо, — то почему христианам не верить в Христово воскресение? Но слушатели апостола Павла в Афинах отходят прочь при упоминании о воскресении Иисусовом; а христианские писатели хотят быть более язычниками, чем сами язычники, доказывая им несовместимость страдания с идеей божественных сущностей. Как близки были по характеру и тону поздние языческие страстные мистерии к мистериям христианским, мы видим, например, из формулы мистов, которая произносилась жрецом в одну из ночей между погребением Аттиса и его восстанием из мертвых: дерзайте, мисты господа спасенного: Нам из трудов страстных взойдет спасение т. Нгпнс.
МаГегп. де еп. рго(. ге!щ., П, 22; спаггье!ге, аузан го спев зезотыепо, Ьепяп Заг етга! еа ропдп ззйпа. гое Понятие «страстей» прямо перешло из эллинской религии в христианство, во всей полноте своего содержания как мистического и обрядового термина. Не случайны византийские попытки приспособить формы Еврипидовой трагедии к религиозно-поэтическому кругу христианских представлений о божественных страстях: само заглавие мистерии «Христос Страдающий» (Сапа(оз разсйбп) обличает взгляд на античную драму как на поэтический канон родственного христианству в принципе «страстного действа». Была высказана догадка, что культом мучеников церковь, при завоевании ею языческого мира, искала заменить стародавние формы культа языческих предков. Это явление может быть осмыслено до конца только при посредстве понятия «страстей».
Главнейшей твердыней язычества было родовое и племенное почитание мертвых; отказ от старой веры равнялся отречению от подземных родичей, и страшна была месть незримых заступников и покровителей за измену их священным и грозным теням. Святые мученики должны были предстать языческому сознанию в лике загробных сильных, могущих взять на себя защиту осиротелых живых и умиротворение обиженных мертвых. Но были ли новые пришельцы подлинно сильными, подлинно «героями»? Критерием «героя» было страстнбе поедание тризн, героические «страсти».
Мученики были увенчаны этим «героическим» венцом и в смысле языческом. Литургии на гробах мучеников — прямое продолжение героического культа с его подобием эвхаристических обрядов. Уверовавшему эллину, воспитанному на страстных мистериях, христианство естественно должно было явиться только реализацией родных прообразов, предчувствий и предвестий, — зрением лицом к лицу того, что прежде было постигаемо гадательно и видимо как сквозь тусклое стекло. Воспитательной задачей церкви, естественно, прежде всего, оказалась задача — бороться с представлением, что новая вера только вид однородных мистерий, — внушить убеждение, что церковные таинства — мистерии окончательные и единственно спасительные, не затемненные, а совершенные, не праобразоватсльные, а осуществительные.
В психологии энтузиастических страстных служений древние различали два момента: переживание душевного возбуждения и его успокоительное разрешение. В священной терминологии первое означалось словом «пафос» (страсгнбе состояние), второе — словом «катарсис» (очищение).
Причастие страстям божественной или героической муки и смерти, как всякое прикосновение к сфере загробной, требовало в глазах эллина «очищения». И в то же время страстнбе служение было необходимо как первый акт освящающего, очистительного таинства. Таковы были таинства Диониса '. Общая цель катартики (она же вместе и медицина, и мантика)— оздоровление души и тела посредством удаления из них элементов или качественно дурных и обращающихся в существе человека как зараза (ппазта), или же вредных только количественно, и не субстанциально, а модально (ра1пеша): элемент желательный сам по себе может опасно нарушать равновесие душевных сил, как чрезмерностью, так и неупорядоченностью своего присутствия и влияния; в этом случае древняя катартика стремилась сообщить данному элементу динамическое напряжение и искусно открывала ему путь естественной обьективации возбужденных энергий '.
«Все очищения, как во врачебном искусстве, так и в мантике,— говорит Платон в диалоге «Кратил», — преследуют одну цель: соделать чистыми и тело, и душу человека» 3. Тот же философ, в диалоге «Федон», ссылаясь на мистерии, в которых очищения провозглашаются условием загробного блаженства ', называет правое разумение и основанную на нем добродетель «очищением» ()(айаг- 3!3) всех земных стремлений, — они же в связи рассуждения, рассматриваются, очевидно, как «страсти» вЂ” райс '. В «Федре» Платон упоминает об очищениях ()(айагшо! )(а! (е!е1а0 как о средстве освобождения от безумия болезненного, которое должно стать «правым безумием», иначе вдохновением божественным ', и — несколько выше — приравнивает очищение «освящению» т. Понятие очищения как медицины тела несомненно разработано было по преимуществу пифагорейством, отголоски которого слышны и у Платона з; но именно потому, что эта медицина была пифагорейская, необходимо ! Яегт.
Оеогв. 1, 1бб: ) )ьег) Ра!пз застя ад рогвадопеш ап(шае реп!пеЬап!. Р1а1. 1свв. ЧП. 315 Сл реп' Хафагшцз Ха) !е)ешв дпаз аро!е)но!Ьп — об исполнителях дионисийских миметических плясок в личинах т Срв. Поппе, Рзусье П, Я. 74 и — о корибаитиазме и его лечении ритмами. з Р1а!. сга!. 405 ус ье хафагз)з )га( ьо) ва!ьагшо) ха! ввш !еп )в!грхеп ха( вам !еп шап!рхеп — рап!а ьеп д щн!а дула)1'ап, хафагоп рагесье(п !оп ап!ьгороп ха) )га!а !о ьбша )га) ва!а !еп рзусьеп.
4 В «Государстве» (и, р 364 Е) Платон указывает определенно на мистерии Ие1е!а)) орфические как на такие, в которых «разрешения и очищения от грехов» ()узсп Ва) Ха!Ьагшо) !Ьп ад)хбша!Ьп) признаются имеющими значение для судьбы душ зв порогом смерти. Любопытно при атом замечание, что основатели названных мистерий, Орфей и Мусей, «убедили (в истине своего учения) не только частных лиц, но и городаы мы видим здесь намек на частичное приятие орфизма в СОстав афинской государственной религии (гл.
!Х, Я 1 и 3). Р!ат Рьаед. б9 В. Срв. )ЬМ. 82 П вЂ” 1уз)з 'кв! Ьа!Ьагюоз йз РЫ1озормаз. е Р(а(, Рьаед. 244 Е. т (ыд. 242 С; Ье (рьбпе) юе ок еа) ар)епа), рпп ап арьев)бюша). " Пома(д, е)пе тогр1а1оп1мье Кнпзпьеопе, Негюез Е(У, 1919. Б. 203 П. Мы не согласны, однако, с автором этой статьи в том, что слово Ха!Ьаш)з и учение о катарсисе всецело и искони пифагорейское и что первоначальное значение катарсиса исключительно медицинСкое. гдз допустить ее религиозный характер: зтому второму принципу одинаково верен Платон.
Недуг телесный и, в особенности, душевный, будучи видом «страстей», снимался очищением. Преступник (поскольку ппагоз) должен был «очиститься», как недужный (ра!))е!!)соз). Но, подобно недужному, нуждался в «очищении» и соучастник страстных служб. Энтузиазм, по Платону (Тпп. 71 Р), — ра!))оз. Что же подлежало удалению из души служителя патетических культов путем очистительных действий, как его ппазта? От чего должен был он очищаться? От присутствия в нем хтонической, хотя бы и благодатной, силы.
Ее носитель не мог жить на свете солнечном, ни общаться со светлыми богами. Только когда круг его мистических претерпений замыкался очищением, восстановлялась связь его с государственным союзом отечества и с небесным городом олимпийских божеств. Уподобление богу хтоническому (ш!шез!з ра1))пз), соединение с ним (зупяепез)))а! 1о! )!а!шоп!б!), — приятие его в себя (еп1))пз!азшоз) — вот содержание культового «пафоса», священного претерпения божественных «страстей» '. Результат — полнота благодатного действия — «очищение», «катарсис» '. «Пафос» и «катарсис неразделимы. Ка)))агз!з — савва йпа!!з ра!))йз; и вместе «катарсис» — критерий правоты и подлинности «пафоса».
Оттого вакханки поют в трагедии Еврипида: «блажен, кто, взысканный богами, познал их таинства и освящает жизнь, соборуясь душой с общиною Диониса, славит его в горах боговдохновенными восторгами и делается причастником святых его очищений» ". Мы видим, что вся система катартики была выработана с единственной целью: примирить и привести в гармоническое, плодотворное взаимоотношение две несогласованных веры, совместить в религиозном сознании и действии два несовместимых мира — мир подземный, с его животворящими силами и таинствами, и мир надземный, с его зиждительными началами закона и строя.
Ища ближе определить катарсис как состояние сознания, Платон в диалоге «Федон» приходит к следующему выводу, всецело 1 Мах. Туг., срв П!е)з, Рагшепмез. р. 17. Э Срв. Р)п!. Вг. 15; «прядала с воплями, как одержимые жены в вакхических пассиях, — Ьозрсг Ьа! Заызсье!о) !он Ьахсыхо!з райез)пж Арр)ап. Рпп. Ун), 92: «бессознательное и исступленное возбуждение заставляет женщин в вакхических ~~ассиях — еп !о!з ЬазсЬцо!з ра!Ьсм — совершать чудовищные поступки». Определение экстаза (еьтыз!з) в литургии митры: ьурему1ов де езе! !е! Рзусье! Ьа! пк еп веап!о! сзс! !О!е1егкЬ., М!!Ьгаз!1!пгз)е, Б.
16). Истинная шап)а лучше, нежели ясное сознание, но неоплатониквм; но и ложная все жс имеет в себе некоторую видимость божесшенного присутствия !Ргос). )п А)с. 16). э !ашЫ. де шуз!. Ш, 16; в|асье)а! Ьа! аро)гайагзеа рзусььп Ьа! 1узе!з ра)аюп п)еп)ша!оп, Срв. Р)а!. де гер. и, 364 В. 4 епг!р. Васев. 72 зччс о маваг, ьозаз енданпбп !е)ешв йедп смоз ыо!ап ьасаз!епе! 1«а! й)азене!а! рзусьап еп огсм! ьаьсьенбп ьоно!з ьа!ьагшо)з)п. зависящему, однако, от его метафизики и вместе, как он сам говорит, от некоего древнего предания (думаем, орфико-пифагорейского), но вовсе не определительному в смысле истолкования религиозно-исторического явления, нас занимающего: катарсис, по Платону, — эмансипация душевных сил от влияний телесных; чрез переживание катарсиса душа привыкает как бы «собираться» из всех частей человеческого состава в некое единство и в нем сосредоточиваться; она приобретает независимое бытие и сознание в себе самой и становится вольной от уз тела '.
Во всяком случае, завершительный и разрешительный момент энтузиастического пафоса всегда, без сомнения, ощущался как восстановление единства в душе разделившейся, — удвоенной ли божественным вселением и одержанием, как учила религия, или в себе раздвоившейся раскрытием собственных дотоле бессознательных энергий.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
