Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 53
Текст из файла (страница 53)
Правда, аэды сделали все, т Недаром в Илиаде (ХХ!Ч, 528 слл.) противопоставлены рябов еабп (нс Оогоп) и риков Хахбп ббгдп. — Ковчег Пандоры — роковой подарок. !Рз что могли, для смягчения, облагорожения и духовного возвышения этой религии: она все же осталась себе верна в своем исконном деспотизме, в своей жестокости, в своем высокомерии.
Поэтому, как только — и это было уже в Гесиодовой школе эпоса — заговорила Религиозная душа народа, мы слышим из уст его глухие жалобы на мировой порядок. Возникает крылатое слово, не раз повторенное трагиками и влагаемое Аристотелем в уста Силена рассказанной им сказки, как сокровенная тайна Земли, — что лучший жребий ие родиться вовсе на свет, если же родился — как можно скорее сто покинуть. Но народ все же терпелив; он ограничивается безропотным признанием горькой правды; у аристократа Феогнида, заносчивою, раздражительного, — (это уже новая, не прежняя рыцарская аристократия, и притом уже умирающая новая) — такие жалобы обостряются до крайности: Лучший удел из уделов земных — не родиться на землю; дар вожделенный — не зреть солнечных острых лучей. Если ж родился, скорее пройти чрез ворота Лица,— В черную землю главу глухо зарыв, опочить.
Приведенные двустишия — только элегическая версия любимого афоризма общенародной философии и отнюдь не парадокс изысканного упадка. Здесь Феогнид народен и вполне свободен от влияния восточной, ионийской изнеженности, пресыщенности и расслабленности, своеобразно окрасивших гедонистическую меланхолию Мимнерма. Ведь и суровый, мужественный Эсхил, гений среди героев Марафона, твердо знает, что впервые счастливы умершие: миновала для них земная страда; им не грозит новыми, горшими бедствиями затихающая на время, но потом еще злее возобновляющаяся боль того недуга, что зовется жизнью, благословляют они исполненный жребий, который свел их в могилу; крепко спят они, и не хотят проснуться и встать из гробов (Айаш.
568 зоп). Мы видим, что экстатическая религия Диониса, с ее возродительными таинствами и озаряющими душу оргиями, с ее верою в нисхождение божества в сыновнем лике, страстнбм, как участь земнородных, и все же божественно победном, с ее просвещением темного царства душ светочем умершего и воскресающего бога, с ее идеалами мистической чистоты и святости (Ьоз(о(ез), запредельного блаженства (шайайа), героического страдания (ра(- Ьоз) и милосердия (е!еоз), наконец — с ее новой, сообщительной и вдохновенной, всенародной и опьянительной радостью бытия, подымающей со дна души в вольных, буйных проявлениях все скрытое богатство ее плодотворящей силы, — мы видим, что эта Религия была удовлетворением крайней потребности, что она была 199 необходима эллинству как спасительный перелом болезни, как выздоровление '. Ища точного и подлинного изображения дионисийской идеи,— се сакральной формулы, которая бы объединяла все проявления этого мистического чувствования, как в отдельных культах и мифах, так и в общенародном духовном сознании и творчестве, — мы останавливаемся на понятии «страстей», с его коррелятивным термином «очищений», и, исследуя природу и конкретно-обрядовый смысл этого понятия, приходим к выводу, что вера в бога страдающего является, прежде всего, патетическим и катартическим принципом эллинской религиозной жизни.
Правда, религиозная сфера «очищений», или «катартика», под могущественным воздействием которой созидался эллинский мир, признается достоянием преимущественно Аполлоновой религии. Но,— оставляя вне рассмотрения вопрос о древнейших оргиастических влияниях на эту последнюю, — заметим с самого начала, что аполлонийская катартика была по существу инородной, иные преследовала и практически ближайшие цели. Ее назначением было восстановление нарушенной нормы взаимоотношений между личностью и небесными богами, а через них и людской гражданственностью, подчиненной их ясным уставам; она властительно отстраняла и связывала всю многоликую силу сумрака и сени смертной '.
Дионисийская катартика не к тому была призвана, чтобы посредствовать между законом и правонарушением; зато она ведала все иррациональные состояния личной и народной души и всю область сношений с божествами и духами земли и преисподней. Она не изгоняла теней из сообщества живых; напротив, открывала живым доступ к обителям мира ночного и подземного, приобщала их его тайным внушениям и воздействиям и опять возвращала приобщенных «очищенными» закону жизни в свете дневном.
Дуализм двух царств и двух святынь — ночи и дня, темных (отнюдь не злых в глазах эллина, напротив — благостных или роковых) подземных царей и светлых богов — был, до пришествия Диониса, началом невыносимого душевного противоречия и раскола; с Дионисом наступило примирение обоих богопочитаний, и человек перестал равно, но разно трепетать ночной бездны и отвращающихся 1 Понятие «страшей» заметно смягчает горечь привычных пессимистических оценок земной жизни. — Стих: «каждому жребий страстной; колесо — жизнь: вертится счастье» (Рз.
РЬосу1Ы. 27, РЬС Н, 459: (го(па ра1Ье рап1бп, Ьо Ыоз (госЬоз, аз(а1оз о1ьозх — кажется старинным афоризмом, отразившим орфическую мысль о колесе рождений Огуыоз, 1госьоз вепезеозг как нравственное правило житейской мудрости. 1 Эрвин Родс утверждает происхождение катартики из хтонических культов (Рзусье 1, Б. 272 (.) и морально-правовую цель ее во всяком случае не считает первоначальной 0ЬМ и, 8.
72 О. от нее олимпийцев. Можно сказать, что дионисийская катартика спасла эллинство от безумия, к которому вело его двоеверие, знаменовавшее антиномию полярностей религиозного сознания— антиномию таинств неба и земли, законов жизни и смерти, лаана и френоса, явленного космоса и незримого Аида. Слово «страсти» (ра(йе) обычно как означение героической участи; оно выражает религиозную канонизацию героя .
Велькер чутко подметил сакральный характер выражения, по-видимому искони приуроченного к хоровым действам. Так, по Геродоту, сикионские трагические хоры славили «страсти» Адраста, прежде чем тиран Клисфен «отдал» хоры Дионису: древнейшее определенное упоминание о страстнбм служении Дионису в форме хорового действа '. Характерно то же словоупотребление по отношению к действующим лицам (героям-ипостасям) дионисийского этиологического мифа, отразившего оргиастический обряд с его исступлениями н человеческими жертвами В основе «метаморфозы» всегда лежит понятие «страстей» '. Уже этот признак обнаруживает преломление древнейшего зооморфизма и фитоморфизма в культовой среде оргиастической религии.
Обряд, откуда развивается этот круг представлений, несомненно, — экстатическое богослужение в звериных личинах, участники которого чувствуют себя одержимыми богом и превращенными в его животных. «Метаморфоза» наступает или как божественное ! Слово «страсти» в применении к героям, встречается в сочетаниях: (п Ыпп !а ра!ьбша(а (Рвов. 1х, 29, 7); (а ме(ашррн ра!ьеша!а (Ъь чи, 19, 3); рз(ьоз 0(гьеа ОЬ. ХЪ, 17, 6); !а Ра(ашебвз ра!Ье (Хепорь. Мепюг. ЪЧ, 2, ЗЗ); Ьо!оп Ьо Ъааг(гж сра!Ьеп (Сне)ап.
беог. «Иа(. ЧШ, (В, 2); шпегпе !н рафпз об Лдонисе (!жыап, де деа Зупа, с. 6); 1ьпе(о) Ъга) н ша(гагез ра(ьеем)п у Григория Наэианзина (ад )Ъешез. 2В6 зччл ериарЬ. 70) — о Геракле, Змпедотиме, Трофонии и Аристсг. т Срв. гл. ЪЧ, б 3, прим. 4, стр. 75. — )Че!саег. Соне!еьге И, 631. т Примеры: (О ра!Ьоз !о еп ТЬга(ае апта(о!шб(ьеп — о Прокис, филомеле и серее, у Элиава, с многозначительной ссылкой на Гесиода (Леван.
т. Ь. ХИ, 20— 1)езюб. нт., Ъг. 203 — 125); ьурошпеша (п ра1ьпз !нш шуз!Ъиоп рьвао) ааш ро)еж ап(з(ап!а) И)опузо( — о фаллических мистериях Ллимунта в воспоминании о страстях просимна (с(спг. Рго!г. и, 34, р. 29 Р.); ьурошпешв ш рафов ье !о(зп(е ьеопе— о фаллическом культе, предписанном оракулом дпя избавления от безумия, охватившего селян по убиении Икария (см.
гл. ЧЪ, б 6, прим. 1, стр. 122), — и то же выражение и другой версии этиологического сказания, где ра!Ьоз'ом служит болезнь, наслаииая Дионисом на жителей Аттики за неуважение к его кумиру, принесенному элезтерейнем пешсом (Бсьо!. Агж(орь. Ась. 242: ыз3а!о бе ьо рьааоз 0(опужл! Ьаш б шуз!епоп ъг(1. — реп(ьеп!ез нп !он спас!шепо!з — зс. ьуро (ьеогбп — ьо( л(ьапаю3 рьа1(нз 3саа) !е Ъга! дсшоз(ВЪ аз!езаепазап ам 1в!о(з евсга3гоп (оп феоп, ьурошпсша рошшепо( (п ра!Ьнз.).
4 То же относится и к более позднему катастеризму. 2О) разрешение героической гибели, или как божественная «ара, или как богами открытый исход из состояний отчаяния, мании, меланхолии и т. п. Понятие божественных страстей обнимало различные виды претерпений. «Страсти богов» суть, например, «узы Арея, рабство Аполлона, низвержение в море Ге(роста, а также горести Ино, различные бегства от преследования», — наконец, безумие и смерть.
Обосновать возможность божественной смерти, — поскольку речь шла не о Дионисе и Персефоне, — этиологический миф не умел; но героический культ священных могил, тем не менее, был издавна перенесен и на богов. Упоминаются гробницы Зевса, Крона, Афродиты, Арея, Гермия, Плутона, Посейдона, Гелия, Селены ', а также Аполлона, Ис)щы, Деметры (8 4, прим. 1, стр.
205). И хотя далеко не все из только что названных, по поздним свидетельствам, могил могут быть признаны за действительно удостоверенные, подобно древнейшей могиле Зевса на критской Иде з, — тем не менее, самый тип культа и его прадионисийская древность не возбуждают сомнения. Так, Пиндар ()ь)еш. Х, 5б) в прекрасном повествовании о страстях Диоскуров, почерпнутом из Киприй, говорит, что божественные братья, в вечной смене, один день проводят у Зевса, другой — в недрах земли, в моп(льном склепе лаконской Ферапны '. Упомянутые виды суть разновидности одного страстнбго прадионисийского культа, сполна раскрывшегося в мифе о Дионисе.
Недаром, по Клименту Александрийскому, Иакх-Дионис есть зачинатель и чиноначальник «мистерий» как таинственных страстных служений и откровений о божественных страстях '. ! Апз!Ы. ог, Ш (1, р 41 Ошб); срв. 1оЬесм А81. р. 1Ю2 зцс пошеп ан!еш ра!Ье капов Оеопнп сазов в!8пщса! — Кгопн райс, Регзерьопез ра!Ьоз, 1пнв ра(ЬЬ, Оюпузн райс, — ЧшЬнв !нш 1нза Ое), !шп )паап!а, Шш ебаш!п!еп(нв агап(йсап ро!ез\ Раня, ЧШ, 37, 5. Опошакп(оз е!па! шз Т!шпак !о! Оюпуад! (Ьп райдша!Ьп еро)езеп ан!нгзнз. Оюпуз, На) и, 19: !а Пюпузн райс. С(еш.
з1гош. Ч1, 2, 26, р. 751 Ргс О!опзтзн аРЬап)зпкж. Безумие Диониса — райоз (Р1н!. Ое Пвк 24, 1). О гробницах богов см, (оде«к, АВЬ р. 574 вчй Климент Александрийский (Ьош. Ч, 23, 668) знает в Фивак другой, кроме дельфийского, гроб Диониса. — О гробе демона Ориона в Танагре упоминает Павсаний ((Х, 20, 3), Он же, описывая алейское святилище Силена близ Дионисова храма (Ч1, 24, 8), замечает, что Силены не бессмертны, ибо известны гробницы двух из их рода — в Палестине и в Перщме. — Любопытно, что порфировый саркофаг Констанции, дочери Константина Великою, находящийся в Ватиканском музее, еще в ХЧН веке, по Мабильону, считался «грабом Вакха» (Р!рег, Му!Ьо(овне Оег сьг!з!Ьсьеп Кнпз!.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
