Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 32
Текст из файла (страница 32)
8, 28: рндог ше ЬаЬс( Аваопда ~аа рго)сгге шув1спа, чн!ьнз !и ыьсп! ьопогеш Ра(пв !1ьурьаиов вньг!Ри Стасе!а с( в!шн!аспз ч!гриню !азс~погшп (еггиопа иогсвснп(. — Об афинских фаллагогиях в связи с культом элсвтсрийскою кумира, принесенного Пегасом: зсьо!. Апв1орь. Ась. 243: Ьо! Афспаю! РЬазов Ы!а! 1е ьа дешоиа! ва1еввеназап ва! 1шо!в езега!гоп (оп рлеоп — 0 фаллагогиях вообще и, в частности, об обрядак Эпакрии: ьпс!ап, дс дса Зуг!а, !6: рьайш Нсдспев 0)опузб! езе!гнв! ВИ. (де пенпжравов). Всьо!.
!.нс!ап. ед. пайде, Ньсгп. Мяв. 1870, р. 557: сЬгезшов репвемьа! (ез шашаз (оь !сагй пессш а део 'нппнзвае) ан1нз глсзогепзе рейна ро'сван(ав аыо!а Ха! аоа1Ьеп (ав. 1 Р!ш. де снр. Йч. В: Ьс ра(тки (оо Оюпузюп Ьсог(с (а ра1аюп ерещрс1а дота(гааз За! Ы!агбв, ашрЬогенв о!пн Ьа! Ыешайз,еиа 1газоп Ив Ье!Йеп, азов гвсьадоп аггьгсЬоо езо!н1ЬЫ, ер! ран де Ьо рьаиов ВИ.
При этом участники празднества нели 1а рЬайна (Аг!з1орЬ. Асьагп. 263 зчч.). э Пегас!. 1г. 7 Вуис ьон1оз де А(иез ха~ 0)опувоз, ьо(ео! ша:поп(а! Ьв! !епаннв),— с игрою слов аЫо!а и Ащзз. )гг Любопытно, что современные обычаи, наблюдаемые во Фракии, сщс хранят в пережитках многое отличительное именно для материкового дионисийского культа. Приводим слова очевидца: «Вся деревня собирается к церкви смотреть на ряженых „козлов". Старики вспоминают, что прежде рядились и лисицами, и волками, и накидывали на плечи оленьи шкуры.
Один из козлов тащит деревянный фаллос. Ряженые изображают свадьбу, убиение человека-козла, плач жены над его телом и, наконец, его оживление. Потом они впрягаются в плуг и, влача его, молятся об урожае. Другая часть представления состоит в выносе „ликнона", люльки с новорожденным ребенком, и только в этой округе (Чтза, Вгзус) сохранилось слово Вйш в значении колыбели, имеющей вид корыта. Женские роли исполняются женатыми мужчинами и холостыми парнями, которых зовут „невестами" — ппрйез.
В северной Фракии справляется подобный же праздник: человек в маске и козлиной или овечьей шкуре изображает царя; за его телегой идут мальчики— музыканты, в девичьем наряде, — царский служитель угощает толпу вином, а сам царь сыплет на головы зрителей зерно; потом царя кидают в реку.
— Иногда актеров во время таких представлений бьют» '. В другом описании ныне наблюдаемого во Фракии встречается и сцена обсзглавления, вообще свойственного островному Дионисову культу. Подобные культурные пережитки столь красноречивы, что, как многим кажется, дают прямо ключ к пониманию ряда явлений древней религиозной жизни: вот, думают так настроенные, происхождение самой трагедии ', вот весь Дионисов культ как «полевая магия» и «растительныс чары».
Ведь перед нами прошли вереницей — и действо «козлов» (!гаяог, (гаяйоп гзгаша), какие мы знали только в Пелопоннесе, и фаллофории, и осхофории, и ликнофории, и буфонии, и Кронин. Все это верно постольку, поскольку в современном фольклоре вскрывается «живая старина», — и постольку ошибочно, поскольку происхождение и смысл древнего обряда объясняются из условий его позднего переживания. Приведенные факты не лишены поучительности; лишний раз они заставляют нас изумиться дивной живучести эллинского язычества; но нельзя забывать, что перед нами ныне только последние останки давно бездушного и истлевшего тела, и пытаться вырвать из них откровение о существе, тайне, законах и корнях жизни, когда-то оживлявшей это тело, — напрасно. ' Овинов, Сое а!ойегп Сага!та! !о Тьасе алй 1Ье св!1 о1 Оыаузоз, в 3онгна1 о1 11спсо1с Быд!сз, 1906, р.
!9! зчч. срв. рагаея, са11з ог ече згееь Бта1ы. у. р. 191. т в этом духе написана книга: и!Оке»ау, 1Ье Опваа о1 Тгазеду, Саа!Ьг. 1910, к~гторой, к сомалснивв к не ИМЕЛ В РУках; отчет о ней в йГОСЬеозсьгн! Яг с1азизсьс РЫ!о1ах1е. 1918, Ыт 3 — 4 Островной культ Рассмотренная в предшествующей главе обрядовая символика составляет принадлежность фракийско-парнасского культа с зависящими от него сельскими. Мы видели распространение этого культа не только в средней Греции, но — на примере Мелампа — и в Пелопоннесе.
Другая группа символов отличительна для культа островного и побережного, выросшего из критской религии быка и секиры. Таковы два главных ростка дионисийства, поднявшихся из корней прадионисийской эпохи; многоветвистое сплетение их мощных побегов образует широкую сень единого древа Дионисовой религии. Если средоточием первого культа, фракийско-парнасского, служат триетерические оргии, то коренным обрядом островного является энтузиастическое жертвоприношение бога-быка, сопровождаемое пением дифирамба.
Колыбелью последнего естественно поэтому считать Крит, откуда он распространился по островам, из коих Наксос по преимуществу притязал на славу его древней родины '. В Дельфы, где дифирамбом назывались хвалы погребенному, подземному Дионису, составляющие большую часть зимнего страстндго богослужения, он мог быть принесен еще в прадионисийскую эпоху непосредственно с острова Крита. В Пелопоннесе песнь бога-быка стала хоровой песнью «козлов»; таковой сделал ее, по преданию, поэт Арион, уроженец Лесбоса.
В действительности, хоры «козлов», изначала дифирамбические по своему характеру, — без сомнения, древнее художественной реформы Ариона. Из них в Пелопоннесе развивается действо «трагического строя» ПгаКйоз [горозк Но вообще понятие дифирамба нераздельно связано с символикой быка. Бык — награда победителя на дифирамбических агонах. Пиндар поет о Наксосе: «оттуда явились Хариты Дионисовы с топящим г чгиааомгга-мооиеооогп, негамеа ь 5. 63. )г4 быка дифирамбом» '. Поэт мыслит дифирамб как Диониса, Диониса же — как жертвенного быка и быкоубийцу вместе.
В представлении если не самого Симонида (слова его слишком загадочны), то его ранних истолкователей, дифирамб сочетается с дионисийскими символами быка и топора, козла и дельфина з. Но и Пиндарово сближение Диониса-Дифирамба с Дионисом-быком и Дионисом-ябуколом» есть вместе сближение дифирамба как обрядового песнопения с обоюдоострой секирой, !аЬгуз, — что указывает, в конечном счете, на Крит, как на первоотечество хороводных действ, занесенных в Пелопоннес с островов, где культ Диониса, с посвяп(енными ему, ранее же (как это было на Делосе) Аполлону, танцами, был лишь вндоизменением прадионисийского оргиазма минойской старины.
Что до сочетания у Пиндара быка-Дифирамба с Харитами — богинями, которые ткут Дионису одежду на острове Дии ', — оно выражает несомненно мысль о хтонических корнях половой силы, об оплодотворении земли из подземного царства: Дионис СЬаН()о1бз из недр земных приводит с собой благодатных сестер, щедрый благ податель. В Орхомене, в Олимпии имеет он в их лице своих младших сопрестольниц, несет их — огромный бык — между рогами, по изображению на одном сашео, и не иначе представляют его ) Р!пдаг, 01. ХШ, 18: (ш О!блуза ровлеп ехерьапеп зуп Ьое1а(а) СЬап(ез ШкйугашЬЬ!.
Срв. %1!ашоч!(х, !Ь|беш, 3. 64, А. 26. з У Афинея (Х, 84, р. 465) читаем в связи разговора о эапгдках: «Запщка н нижеследующее стихотворение Симонида (Нйег-Сгнзшв. Ап(Ь )уг,, 8)ш, (г. 163), «ак говорит Хамелеон из Гераклеи в сочинении о Симониде: Козлища блудный отец и зубастая рыба простерли Головы вместе вперед и на томные вежды прияли Ночи ленивого сына; слугу ж Диониса-владыки, Быкоубнйцу, не по сердцу им, не охота лелеять. — Одни говорят, что стихи эти — надпись на старинном ех-то!о в Халкиде, с изображениями козла и дельфина.
Другие — что речь идет о кифаре, украшенной головамн козла и дельфина и что под «быкоубийцей» и «слугой Дионисовым» должно разуметь дифирамб. Третьи, наконец, рассказывают в объяснение следующее. В Иулиде (родном городе поэта) приносили в жертву Дионису быка. Первый удар лолжен был нанести один нз близ стоящих юношей. Неподалеку от места жертвоприношения находилась кузница, куда топор предварительно отдали наточить Молодой Симонид побежал за топором в кузницу, но там нашел кузнеца спящим, мехи и клещи праздно лежащими на земле.
Вернувшись, он зашдвл друзьям свою загадку, где «отец козлища» значит мехи, «зубастая рыб໠— клещи, «сын Ночи»вЂ” сон, а «слуга Дионисов, быкоубнйц໠— топор»... Остроумный анекдот не заслуживает ни малейшего доверия. Первое обьяснение кажется наиболее основательным. Скорее всего, стихи описывают некое Дионису посвященное изображение, сочетающее три культовые символа; гдловы дельфина и козла и над ними двойной топор.
Второе мнение поучительно самой возможностью отнесения метафоры «слуга Дионисов быкоубийца», — к дифирамбу. Отвечает ли эта «разгадка» мысли Симонида, неизвестно; важно то, что и этот ключ подходит к замку. «Быкоубийца», во всяком случае, или двойной топор, или дифирамб, или, наконец, то и другое вместе. з О)е! еп варма)о! — см.
Огярре, Не).-пезсь., Я. 1073. !25 себе элейские его поклонницы, когда молят «быка достохвального» в «пречистый храм» их «примчаться с Харитами». Закономерное перенесение хтонического оргиазма на сферу растительную рано роднит в островном круге тотемы быка и винограда. Оттого дифирамб издавна становится уставной частью пиршества, справляемого в древности как религиозный обряд '. На пиршестве естественно разрабатывается монодическая разновидность дифирамба, где главное значение приобретает запевала (ехагсйоз), запев которого хор время от времени подхватывает.
Это явствует из трохеев Архилоха '. Молнийным винОм Зажженный, я ль за чашей не горазд Затянуть запевом звонким Дионису дифирамб? Вышеуказанное соединение символов быка (следовательно, и топора) и виноградной лозы характерно для эпохи перехода прадионисийской островной религии в Дионисову. Глубокое впечатление оставила эта пора на культах Тенедоса, государственным гербом которого был двойной топор (Тепе(1!оз ре!е)(уз — 1аЬгуз). Человеческие жертвы тенедосскому Дионису — «Человекорастерзателю» (Ап1Ьгоро!тйа(з(ез) продолл(ались и в историческое время '.