Нерсесянц В.С. - Сократ (1250009), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Вслед за этим расскааом, весьма смахивающим на репортаж о Земле с космической орбиты, приведем другой любопытный фрагмент сократовской беседы, повествующий уже об отрывеотЗемли и выходевкосмос. «...Мы,— говорит Сократ о людях,— живем в одной из земных впадин, а думаем, будто находимся на поверхности, и воздух аовем небом в уверенности, что в этом небе движутся звезды. А все оттого, что, по слабости своей и медлительности, мы не можем достигнуть крайнего рубежа воздуха. Но если бы кто-нибудь все-таки добрался до края или же сделался крылатым и взлетел ввысь, то, словно рыбы здесь, у нас, которые высовывают головы из моря и видят этот наш мир, так же и он, поднявши голову, увидел бы тамошний мир.
И если бы по природе своей ои был бы способен вынести это зрелище, он уанал бы, что впервые зо видит истинное небо, истинный свет и истинную Землю» (там же, 109 е). Перед нами — одна из версий мифа о космическом путешествии. Даже современный автор, если он не искушен в тонкостях космической науки, не изложил бы данную тему доходчивей и понятней для простых слушателей, чем зто сделано в мифе, к которому апеллирует платоновский Сократ. Содержательно-информационная сторона мифа, переданная примитивными средствами донаучной мысли, представлена здесь весьма наглядно.
Сократовское обращение к вопросам о целесообразном устройстве мира, космической гармонии, божественно предопределенной всеобщей связи явлений и т. п. преследовало прежде всего этические интересы и было нацелено на выяснение направлений и границ целесообразной траты человеком своих познавательных усилий. «Потому и о природе вещей,— пишет Ксенофонт о Сократе,— он говорил не как большая часть других и не рассматривал как произошел так называемый софистами „космос" и по каким законам существует каждое небесное явление; мало того, умствующих об этом он выставлял даже смешными. Сократ прежде всего смотрел у них, приступают ли они к умствованию об этом, убедившись, что достаточно уже знают человеческое, или же онй, оставив человеческое и рассматривая чудесное, думают, что дело делают.
Он даже находил странным, что человеку невозможно исследовать это, потому что даже очень славящиеся говорением об этом излагают неодинаково друг с другом, и даже относятся один к другому подобно исступленным» (Ксенофонт. Апология Сократа, 1, 1, 11 — 13).
Сократу, увлеченному человеческой проблематикой, была чужда эта «исступленность» современных ему спорщиков о камнях, эфире, воде, земле. Реально значимая для человеческой жизни польза тогдашней младенческой натурфилософской науки была небольшой и, видимо, не выходила сколько-нибудь заметно за рамки практически выработанного умения и технического мастерства эллинских ремесленников, земледельцев, строителей, врачей, кормчих и других специалистов-практиков. Удивление вызывали, пожалуй, только предсказания (в частности, Фалесом и Анаксагором) солнечных затмений.
В остальном положения и выводы тогдашней научной мудрости были весьма далеки от той практической значимости, ко- торая могла бы явиться мощным дополнительным стимулом и аргументом в ее пользу. Но наука в то время еще не сумела пробить узкий горизонт ручного труда, который долго оставался основным и господствующим видом производственной деятельности. Ведущим двигателем тогдашней науки был не практический эффект, а познавательный интерес исследователей-одиночек.
Подобное состояние современной ему натурфилософской науки делает понятным скептическое к ней отношение Сократа. Кроме того, телеологические представления выигрышно отличались своей цельностью и гармоничностью от противоречивой и фрагментарной картины мира в изображении натурфилософов. Истинное познание, как его понимал Сократ, призвано дать человеку верные ориентиры для его повседневной жизни. Поэтому ценность всякого познания — природных, людских и божественных явлений и отношений — в том, чтобы научиться разумно вести человеческие дела. Дорога самопознания ведет человека к пониманию своего места в мире, к уяснению того, «каков он по отношению к пользованию собой как человеком» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, 1Ч, 1, 24).
«Не ясно ли теперь,— продолжает Сократ,— что вследствие знания себя люди испытывают много хорошего и вследствие ложных представлений испытывают много дурного? Человек, знающий себя, знает и то, что для него будет хорошо, и различает то, что может сделать и чего не может» (там же, 1Ч, 1, 26). Философски возвысив разум и признав за ним универсальную мощь, Сократ подчинил его господству все космические и земные дела. Знание в трактовке Сократа предстало в качестве единственного должного регулятора и надлежащего критерия человеческого поведения. Тем самым он вдохнул новую жизнь в старую мудростго «Познай самого себя». ДОБРОДЕТЕЛЬ вЂ Э ЗНАНИЕ Б центре всего сократовского философствоваяия стоят вопросы о нравственных добродетелях, моральных качествах человека.
По существу своему учение Сократа— это философия морали, вгика. Этически сориентирована и его теория поанания, гносеология. Нравственно-этический смысл человеческих поисков истины и овладения знанием предопределяется тем, что истоки и знания, и нравственности восходят, по Сократу, к богам. Мерой человеческой добродетели оказывается мера его приобщения к божественной мудрости, и процесс познания приобретает характер морального действия, нравственного акта.
Обоаначенный Сократом путь познания и есть его школа добродетели. Истинное познание — познание посредством понятий — доступно, по сократовской концепции, лишь немногим, мудрецам, философам. Но и им доступна не вся мудрость, но лишь неаначительная часть ее. Мудрость есть знание, но человек не в силах знать все. «...Человеку,— говорил Сократ,— невовможно быть мудрым во всем. Следовательно, что кто знает, в том он и мудр» (там же, 1У, Ч1, 8). Но эта человеческая мудрость, по Сократу, немного стоит по сравнению с божественной мудростью. И уж совсем мало что аначит в атом отношении обыденное, непросвещенное мнение.
«...Лично же он, — пишет Ксенофонт о Сократе,— все человеческие сообран«ения ставил пи во что перед определением богов» (там я«е«1, 1П, 4). Сократовское положение о мудрости знания человеком границ своего анания и неанания — «я знаю, что ничего не знаю» — как раз и фиксирует отношение человеческого поанания к божественному разуму. Эта поаиция имела как бы два облика: уничижительно-скромный— в своем обращении к божественному знанию, критично- ироничный — к человеческому знанию. Философ стоит между богом и людьми, мудростью и невежеством.
Уже Пифагор, которому в данном случае следует Сократ, нааывал себя философом, а не мудрецом, поскольку мудр один бог, но не человек. Философия кяк любовь к мудрости в сократовской трактовке предстает как любовь к божественной мудрости. Отсюда ясно, почему Сократ не 23 упускал случая аттестовать свое философствование в качестве посильной службы богам. Знание божественно, и только оно возвышает человека и уподобляет его богам. Большинство же людей, считал Сократ, чурается знаний и руководствуется случайными влечениями и переменчивыми чувствами. «Большинство,— говорил он,— считает, что знание не обладает силой и не может руководить и начальствовать: потому-то (люди) и не раамышляют о нем.
Несмотря на то что человеку нередко присуще знание, они полатают, что не знание им управляет, а что-либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда скорбь, иной раз любовь, а чаще — страх. О знании они думают прямо как о невольнике: каждый тащит его в свою сторону» (Платон. Протагор, 352 Ь вЂ” с) . В противоположность этому мнению большинства Со= крат отстаивал принцип всеобщего господства разума— в природе, в отдельном человеке и в человеческом обществе в целом. В природе это проявляется как гармония и целесообразность во всем мироздании; в отдельном человеке как господство разумной души над природным и неразумным телом; в обществе — как господство разумных законов и установлений, как правление знающих.
Игнорирование этого, отклонение от правильного пути являются, по Сократу, следствием незнания. Правда, боги в концепции Сократа остаются источником всех ананий, однако в процессе сократовской рационализации по существу меняется сам статус богов: из мифологических существ они во многом превращаются в категории философии и теории познания.
Но подобная философская рационализация богов в тогдашних условиях господства мифологических представлений должна была неиабежно оставаться поверхностной и ограниченной: философия еще долго сосуществовала с мифом', пользуясь его арсеналом, рационализнруя и модифицируя его представления. Можно даже сказать, что довольно длительное время античная философия была своеобразной рационалистически стилизованной мифологией. Об этом отчетливо свидетельствуют воззрения не только Сократа и его философских предшественников, но и позиция такого его знаменитого последователя, как Платон, в творчестве которого дальнейшая рационализация мифа сопровождается философским мифотворчеством.
Истинное поанание, согласно Сократу, исходит от бога и приводит к нему. Таковтз условия и границы возможной и допустимой автономии человеческого познания. Четко было обозначено Сократом н единственно верное, по его мнению, направление усилий человека — познание и действование на основе знания. Эта сократовская концепция знания и познания существенно отличается и от широко распространенной тогда традиционно-мифологической веры, которая отвергала всякое суетное мудрствование о богах, н от модной позиции софистов с их скептическим отношением к богам и субъективизацией истины, отрицанием объективных критериев человеческого познания и социально-политического поведения.
Положение между традиционалистами и новоявленными мудрецами-софистами весьма характерно для учения Сократа и сказалось на всей его судьбе: традиционалисты считали его софистом и в конце концов добились его осуждения; софисты же видели в нем, скорее, критически настроенного к ним традиционалиста. Позиция софистов, опиравшихся на чувственное познание, была для Сократа в принципе столь же неприемлемой, как и подход Анаксагора. Еще более нелепой представлялась ему трактовка индивидуального ощущения в качестве критерия истины. Такие взгляды развивал, в частности, прославленный глава софистов Протагор, с которым Сократ встречался и беседовал.
«Мера всех вещей,— утверждал Протагор,— человек, существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют» (Платон. Теэтет, 452). Поскольку же боги ие представляли собой факта чувственного познания, Протагор, прямо не отрицая их бытие, скептически замечал: «О богах я не могу утверждать ни что они существуют, ни что их нет« *. Соглашаясь с Протагором в том, что ощущение каждого отдельного человека, как, впрочем, и всякого другого живого существа, носит индивидуальный и неповторимо своеобразный характер, Сократ вместе с тем резонно возражал против сведения всего познания к ощущению и против подмены объективной истины субъективными чувствами и представлениями.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
