ВКР Горшенина ТИ (1211100), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Возобладало мнение, что при решении этого вопроса необходимо руководствоваться, прежде всего, интересами лиц, пострадавших от преступления. Все теоретические рассуждения теряют свой смысл, если их итогом является усложнение (удвоение) для потерпевшего от преступления процедуры восстановления нарушенных прав. Другой дореволюционный классик уголовного процесса С.В. Познышев обращал на это внимание: «При недопущении соединенного процесса потерпевшему приходится вынести тяжесть двух процессов – уголовного и гражданского. Все соображения о том, что гражданский иск не может получить достаточного освещения в уголовном суде… все эти соображения неубедительны уже ввиду того, что подача гражданского иска в уголовный суд есть лишь право, которым истец и не воспользуется, если найдет это невыгодным» [46, c. 123].
Так или иначе этот институт существует, однако во времена И.Я. Фойницкого, С.В. Познышева, да и в советское время функция гражданского иска ограничивалась возложением на обвиняемого или его представителя (гражданского ответчика) обязанности возмещения потерпевшему стоимости похищенного имущества, а также затрат на восстановление поврежденного имущества, лечение и т. д.
В настоящее время этого уже недостаточно. Стоит назвать только три аспекта исследуемой проблематики, которые несет нам экономическая преступность, чтобы задуматься над достаточностью выполняемых институтом гражданского иска задач:
1. Рейдерские захваты в конце 1990-х начале 2000-х годов повлекли незаконное отчуждение огромного количества объектов недвижимости, стоимость которого исчисляется сотнями миллиардов рублей только по доказанным следствием и признанным судом эпизодам. Однако многие законные собственники (потерпевшие по уголовным делам) даже в случае привлечения установленных следствием обвиняемых к уголовной ответственности лишились своего имущества. Проиграв арбитражные процессы (а условия проигрыша изначально закладываются в технологию рейдерства, иначе последнее не имело бы смысла), они не получили возмещения в уголовном судопроизводстве, поскольку институт гражданского иска вопросы права собственности не разрешает;
2. Легализация денежных средств, полученных преступным путем, используемых затем в том числе и для финансирования терроризма, противоправный перевод безналичных денежных средств в наличную форму, а также их вывод за рубеж также причиняют государству ущерб, который исчисляется в сотнях миллиардов рублей. Потерпевших по уголовным делам о таких преступлениях нет, прокуратура гражданский иск в интересах государства не предъявляет, этот институт вновь не выполняет функции возмещения имущественного вреда;
3. В ряде случаев экономические преступления заканчиваются выводом похищенных денежных средств, прав на доли в уставных капиталах (акции) российских предприятий или недвижимое имущество, находящееся на российской территории, в номинальное владение юридических лиц, зарегистрированных в так называемых офшорных юрисдикциях. Возвратить это имущество законным владельцам фактически невозможно, такие гражданско-правовые институты, как, например, истребование из чужого незаконного владения, в рамках уголовного судопроизводства не используются, и гражданский иск в уголовном деле вновь не работает.
Есть еще немало ситуаций, когда институт гражданского иска в условиях современной, модернизированной экономической преступности не справляется с задачей возмещения причиненного преступлением имущественного вреда и она, безусловно, требует решения.
В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (далее - УПК РФ) нет отдельной нормы, посвященной гражданскому иску, его определение дано в ст. 44 «Гражданский истец»: «требование о возмещении имущественного вреда, при наличии оснований полагать, что данный вред причинен непосредственно преступлением».
Самой проблемной, является ст. 54 УПК РФ, в соответствии с частью первой, которой в качестве гражданского ответчика в уголовном деле может быть привлечено физическое или юридическое лицо в случаях, когда оно в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации (далее - ГК РФ) несет ответственность за вред, причиненный преступлением.
В настоящее время практическое применение ст. 54 УПК РФ сведено к ситуациям, когда юридические лица в качестве гражданского ответчика привлекаются только по уголовным делам о преступлениях, связанных с дорожно-транспортными происшествиями (далее - ДТП), когда они являются собственниками источников повышенной опасности - транспортных средств, совершивших ДТП.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации в Постановлении от 9 декабря 2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения» (в редакции от 23 декабря 2010 г.) [16] разъяснил судам, что по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, должны привлекаться владельцы транспортных средств, на которые в соответствии с п. 1 ст. 1079 ГК РФ возлагается обязанность по возмещению вреда, причиненного источником повышенной опасности. Под владельцами источника повышенной опасности следует понимать организацию или гражданина, осуществляющего его эксплуатацию в силу принадлежащего им права собственности, права хозяйственного ведения, оперативного управления либо по другим законным основаниям [42, c. 140].
Однако в ГК РФ указаны и другие основания привлечения к гражданско-правовой ответственности за действия других лиц. Профессор А.В. Гриненко отмечает: «Гражданский кодекс Российской Федерации устанавливает возможность привлечения в качестве гражданских ответчиков иных, помимо обвиняемого, лиц в следующих случаях: 1) юридическое лицо либо гражданин возмещает вред, причиненный его работником при исполнении трудовых (служебных, должностных) обязанностей (ст. 1068 ГК РФ)» [29, c. 200]. Помимо этого, в части 2 указанной статьи предусматривается, что хозяйственные товарищества и производственные кооперативы возмещают вред, причиненный их участниками (членами) при осуществлении предпринимательской, производственной или иной деятельности товарищества или кооператива.
Наконец, часть 1 ст. 53 ГК РФ устанавливает, что юридическое лицо приобретает права и принимает на себя обязанности через свои органы, к которым относится и единоличный исполнительный орган (генеральный директор, управляющий и т. д.). К ним, естественно, относятся обязанности, возникающие из причинения вреда, в том числе в результате совершения преступления.
Представляется, что все указанные гражданско-правовые основания могут быть применены в уголовном судопроизводстве при решении вопроса о привлечении соответствующего лица в качестве гражданского ответчика, был бы заявлен гражданский иск.
Расширение оснований привлечения юридических лиц в качестве гражданских ответчиков, в частности, в правоприменительной практике может увеличить степень возмещения имущественной вреда, причиненного преступлениями в сфере жилищно-коммунального хозяйства, путем предъявления гражданского иска управляющей компании, руководитель которой совершил преступление. При завышении тарифов на коммунальные услуги, включении в счета на оплату фиктивных работ, незаконном использовании общедомовых территорий и совершении других подобных преступлений гражданскими истцами в уголовных делах могут быть жильцы многоквартирных домов, часть которых - ветераны, пенсионеры - являются представителями, так называемых малообеспеченных слоев населения, для которых взысканные с управляющих компаний денежные средства стали бы ощутимой материальной поддержкой.
Не менее важное значение имеет еще один аспект гражданско-правовой ответственности в связи с осуществлением уголовного судопроизводства. Противодействие регистрации и использованию фиктивных юридических лиц (фирм-однодневок), активно ведущееся в настоящее время, представляет собой всего лишь борьбу с последствиями. Действительные владельцы теневых структур, состоящих из фиктивных юридических лиц, то есть истинные получатели преступной выгоды, часто остаются за пределами уголовного судопроизводства.
Неоднократно упоминалось, что Федеральным законом от 28 июня 2013 г. (в ред. от 29.06.2015 г.) № 134-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части противодействия незаконным финансовым операциям» [15] ст. 3 Федерального закона от 7 августа 2001 г. (в ред. от 30.12.2015 г.) № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» [7] дополнена новым абзацем (тринадцатым) следующего содержания: «Бенефициарный владелец - физическое лицо, которое в конечном счете прямо или косвенно (через третьих лиц) владеет (имеет преобладающее участие более 25 процентов в капитале) клиентом - юридическим лицом либо имеет возможность контролировать действия клиента».
Кроме того, суды арбитражной юрисдикции формируют судебную практику в части привлечения лиц, контролирующих финансово-хозяйственную деятельности коммерческих организаций, к субсидиарной ответственности.
Представляется целесообразным рассмотреть возможность введения таких субъектов, как бенефициар и бенефициарный владелец, и в уголовное судопроизводство. Алгоритм противодействия незаконному обогащению бенефициарных владельцев представляется двухзвенным:
1. Если бенефициарный владелец сознает общественную опасность действий контролируемого им юридического лица и желает наступления общественно опасных последствий (либо относится к ним безразлично), то он несет уголовную ответственность наряду с прочими субъектами преступления как организатор, соисполнитель, пособник, подстрекатель и т. д.;
2. Если умысел на совершение преступления отсутствует или он следствием не доказан, однако преступный характер получаемой контролируемым юридическим лицом выгоды был очевиден для бенефициарного владельца, то при наличии гражданского иска в уголовном деле его необходимо привлекать в качестве гражданского ответчика.
Нельзя не обратить внимания на важный аспект: любые меры имущественных взысканий имеют эффект только тогда, когда они обеспечены. Главным (и юридически единственным) средством обеспечения гражданских исков в уголовном деле является арест имущества. В вопросе возмещения потерпевшему имущественного вреда арест имущества как средство обеспечения этого возмещения занимает одно из главных мест, в связи, с чем сторонами процесса этому следственному действию всегда уделяется повышенное внимание.
Характер имущественного оборота предполагает динамичность перехода права собственности на те или иные объекты, в особенности это присуще криминальному сектору экономики. Похищенное имущество в минимально короткие сроки переходит «из рук в руки» через заранее подготовленную цепочку фирм-однодневок, зарегистрированных на подставных лиц, уходя в конечном итоге в какие-либо офшорные юрисдикции или оказываясь в номинальном владении так называемого добросовестного приобретателя (ст. 302 ГК РФ). Это относится и к хищению денежных средств (например, путем направления в банк ложного платежного поручения), и к хищению акций или иных ценных бумаг (примерно аналогичным образом), и к завладению путем обмана правами на недвижимое имущество.
Только наложение ареста в минимально короткие сроки может предотвратить причинение ущерба.
В период противодействия рейдерству, в начале 2000-х годов, возник своего рода следственный прецедент. В целях необходимости предотвращения перехода от одного подставного лица к другому похищенного имущества оно должно быть арестовано, и чем быстрее, тем это будет эффективнее. Буквально, это должно быть сделано на следующий день после возбуждения уголовного дела. Говорить о наличии подозреваемого или обвиняемого на этой стадии весьма проблематично. В связи с этим, когда следователь возбуждал перед судом ходатайство о наложении ареста в порядке части третьей ст. 115 УПК РФ на имущество, находящееся у третьих лиц, при наличии основания полагать, что оно получено в результате преступных действий подозреваемого или обвиняемого, у некоторых судов имелось формальное основание отказать в удовлетворении ходатайства в связи с отсутствием пресловутого подозреваемого или обвиняемого. Доводы следствия о том, что преступные действия не могли совершиться сами собой и недвижимое имущество не могло само по себе по подложным документам выбыть из владения законного собственника и перейти в собственность фирмы, имеющей явные признаки фиктивности, и что обязательно есть лицо, пока не установленное следствием, которое эти действия совершило, во внимание не принимались. Так права на недвижимость, доли в уставных капиталах и акции уходили к так называемым добросовестным приобретателям, и крайне редки случаи возврата их к потерпевшим (прежним законным собственникам).
В то же время другие суды не акцентировали внимание на том факте, что в уголовном деле, возбужденном два или три дня назад, нет еще обвиняемого или подозреваемого, и ходатайства следствия о наложении ареста удовлетворяли. Особо удивительно, что это могло произойти в одном и том же районном суде, а судьи (удовлетворивший и отказавший) располагались в соседних кабинетах.
Практика породила свой способ обеспечения возмещения имущественного вреда потерпевшим. Как предмет преступного посягательства в соответствии с частью 1 ст. 81 УПК РФ здание, правами на которое завладели рейдеры, признавалось вещественным доказательством, а затем следователь в порядке части 2 ст. 82 УПК РФ передавал его на ответственное хранение потерпевшему до решения суда. Указанное постановление давало основание потерпевшему взять здание под контроль (фактически, как это ни странно, осуществить рейдерский захват наоборот), а затем, находясь в объекте, спокойно и планомерно вести судебные процессы по возврату права собственности на него.
Подмена ареста на имущество комплексом процессуальных действий, не связанных с обращением в судебные органы, конечно, не может положительно оцениваться теорией уголовного процесса с точки зрения иерархии процессуальных актов судебных и следственных органов, даже если она совершена в интересах защиты прав потерпевшего. Этот вопрос, безусловно, нуждается в более тщательном исследовании и теоретическом осмыслении, но его наличие уже сейчас свидетельствует о проблеме (причем пока всего лишь одной), которая заложена в самом институте наложения ареста на имущество.
Проблема ареста имущества, находящегося у третьих лиц, в отсутствие обвиняемого, подозреваемого, не отпала. Она возникает периодически в следственной практике, и представляется, что ее решение лежит на поверхности - достаточно из диспозиции части 3 ст.115 УПК РФ, оставив фразу «в результате преступных действий», исключить всего лишь два слова «подозреваемого, обвиняемого», и суды при рассмотрении ходатайств следователей о наложении ареста на имущество не будут связаны наличием или отсутствием в уголовном деле подозреваемого или обвиняемого.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
