Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1_ 2 тома (1184482), страница 76
Текст из файла (страница 76)
Исходя из этого, возможны расхождения между тем, что явлено нашимчувствам, и тем, что от взора скрыто, посредством вывода из феномена метафеноменальной причины.Явление, таким образом, становится "знаком", намеком, приметой чего-то другого. Именно такой ходмысли Энезидем вознамерился оспорить, утверждая, что являющееся может восприниматься как намекна нечто иное лишь произвольно, а значит, такой переход всегда неочевиден и сомнителен. Ведь в тотмомент, когда мы изготовились истолковать феномен как знак, мы уже оказались на метафеноменальномД. Антисери и Дж.
Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru152уровне, т. е. допустили онтологическую связь между эффектом и причиной и ее универсальнуюценность.Секст Эмпирик заметил, что Энезидем вносит в свою версию скептицизма элементы Гераклитовойтеории, в той ее части, которая оста312 Плотин и неоплатонизмется за вычетом онтологии логоса и гармонии контрастов и которая, начиная с Кратила,акцентировала лишь универсальный мобилизм и всеобщую нестабильность. Пиррон, как мы видели,напротив, впадал в негативизм элеатского толка.Энезидем не отказался также от попытки демонтировать доктрины морали. Он отрицал какнеосмысленные понятия блага и зла (предпочтительного и непредпочтительного), т. е.
решительно вседогматические представления о добродетели, счастье, удовольствии, мудрости. Без экивоков онотказывает "телосу", т. е. понятию цели, в значимости. Единственно приемлемым состоянием он считает"невозмутимость" и связанную с ней epoche, остановку в суждении.Скептицизм от Энезидема до Секста ЭмпирикаОб истории скептицизма после Энезидема мы знаем не слишком много; знаем о Сексте Эмпирике,жившем двумя веками позже. До него был некий Агриппа (жил во второй половине I века н.
э.),известный своей более радикальной "таблицей тропов", где он пытался показать не толькоотносительность восприятия, но и рассуждений. Тот, кто пытается доказать нечто, фатально впадает водну из трех ошибок: 1) либо он теряется в бесконечности; 2) либо впадает в порочный круг, когда дляобъяснения одного прибегают к тому, что само должно быть объяснено; 3) или же принимаются чистогипотетические исходные посылки.Менодот из Никомедии, живший, возможно, в первой половине II века н. э., прославился тем, чтосоединил скептицизм с эмпирической медициной. Возможно, именно он ввел различие между "знакамиуказывающими" и "знаками напоминающими" (как следствие, имеем признание законности последних),чего не было у Энезидема. Говоря современным языком, "напоминающий знак" — это мнемотическаякомбинация между двумя или более феноменами, достигнутая в опыте путем повторения, котораяпозволяет при наличии одного из них (например, дыма) выводить существование других (огонь, свет,тепло).
Ясно, что наряду с негативным моментом пирроновского толка Менодот внедрил и позитивный,связанный с использованием эмпирического метода.Секст Эмпирик (жил во второй половине II века н. э.) написал немало сочинений, среди которых "Трикниги Пирроновых положений", "Против математиков" в 6 книгах, "Против ученых" в 5 книгах и ещеоколо 12 книг. Феноменализм Секста формулируется ужеВозрождение пирронизма и неоскептицизма 313в отчетливо дуалистических терминах: феномен становится впечатлением, или аффектом субъекта, икак таковой он противопоставлен объекту как чему-то внешнему, это становится причиной чувственногоаффекта самого субъекта.
Мы можем утверждать, что если феноменализм Пиррона и Энезидема имелформу абсолютного и метафизического (вспомним, как Пиррон выразительно говорил о "божественнойприроде блага", в соответствии с природой которого человеку даруется жизнь вечная; Энезидем жеприближался к Гераклитову видению реального), то феноменализм Секста Эмпирика имеет характерисключительно эмпирический и антиметафизический: феномен как чистый аффект субъекта не впускаетв себя всю реальность, но оставляет вне себя "внешний объект", непознаваемый если не в принципе, тофактически как минимум.Секст допускает возможность для скептика согласия с некоторыми вещами, т.
е. если аффектысвязаны с сенсорными представлениями. И это будет согласие и принятие чисто эмпирическое, а потомуне догматическое. "Те, кто говорит, что скептики выхолащивают феномены, не слышали того, что мы неоспариваем. То, что ведет к принятию, в соответствии с аффектом, без участия воли, влечет кчувственному представлению .Секст создает нечто вроде этики здравого смысла, элементарной и даже примитивной. "Мы не тольконе противоречим жизни, — говорит он, — но защищаем ее, соглашаясь с тем, что ею подтверждено, новозражая изобретениям догматиков, их измышлениям .Жить в соответствии с опытом и общими привычками возможно, по Сексту, придерживаясь четырехрегулярных правил: 1) следовать указаниям природы; 2) следовать импульсам наших аффектов, которыетребуют, например, есть — при ощущении голода, пить — в состоянии жажды; 3) уважать законы иобычаи собственной страны как практически необходимые, принимать снисхождение как благо, ажестокость как зло; 4) не оставаться инертным, но упражняться в умениях.Эмпирический скептицизм предписывает не апатию, но метриопатию", т.
е. модерацию,соразмерность аффектов. И скептик страдает от глада и хлада, но не судит о них как о зле по природе, апотому сдерживает возмущение по их поводу. То, что скептик должен быть абсолютно невозмутим,Секст уже берет в расчет, ибо опыт реабилитирован. Восстановленная в правах категория здравогосмысла влечет за собой признание полезного. Цель, согласно с которой314 Плотин и неоплатонизмкультивируются искусства (четвертое предписание этики), указана ясно — жизненная польза.Наконец, необходимо отметить, что достижение атараксии, невозмутимости Секст представляет какрезультат отказа от суждений по поводу истины. Вот как он иллюстрирует этот эффект: "Тот, ктосомневается, благо или зло та или иная вещь, тот ничего не преследует с жаром и нетерпением, потомуД.
Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru153он бесстрастен". Со скептиком случается то, что случилось, как рассказывают, с художником Апеллесом.Говорят, ему взбрело в голову написать коня взмыленным.
Однако, не справившись с задачей, он вотчаянии швырнул в картину губку, окрашенную разными цветами, которая оставила за собой след,похожий на пену. Также и скептики, преследуя бесстрастность и невозмутимость, игнорируя разницумежду данными чувств и данными разума, не умея остановить рациональный дискурс в его движении,потерпели неудачу, и эта неудача потянула за хвост бесстрастие, как тень их преследовалараздраженность.Конец античного скептицизмаСкептицизм в лице Секста Эмпирика переходит из триумфальной фазы в декадентскую. По этомуповоду сам Секст пишет: "Если верно понимать скептические выражения, необходимо отдавать себеотчет в том, что, если нечто, как мы говорим, отрицает само себя, то отрицает и то, о чем говорится; так,в медицине слабительное, изгоняя жидкости, гонит вместе с ними и себя как действующее средство".В главной своей задаче, показывая невозможность доказательства, скептицизм разрушает сам себя."Даже если это (показ невозможности доказательства), — подтверждает Секст, — компрометирует самоесебя, из этого не следует обратное, что доказательство существует.
Как часто нечто делает с собой то же,что с другими. Огонь, пожирая дерево, разрушает сам себя и затухает; слабительное вместе с гонимым изплоти гонит прочь себя, так и аргументация против доказательства сама за компанию выброшена за борткак любая другая аргументация".В этом ярком образе мы видим главную историческую функцию античного скептицизма —катарсическую, или освобождающую. Это философское течение не разрушает философию вообще, ноатакует определенную догматическую ментальность, которая была порождеВозрождение кинизма 315на великими эллинистическими системами, в особенности стоицизмом, синхронно с которымскептицизм расцветал и умирал.Возрождение кинизмаЖизненная энергия кинизма не иссякла и в эпоху империи, и новый импульс поддержал его развитиевплоть до IV века н.
э. Говоря о кинизме, необходимо помнить о трех компонентах этого особого явлениядуховной жизни древнего мира: 1) "кинической жизни"; 2) "кинической доктрине"; 3) "литературнойформе", кусачей манере выражаться. Что касается последнего момента, то лучшее из "диатриб" уже былосоздано в первые века эллинистической эпохи, в жанре, ставшем незаменимым.Относительно второго момента кинической доктрины необходимо отметить, что вновь объявившиесякиники не могли претендовать на открытия, ибо уже Диоген достиг предела радикализма. Оставалисьдве возможности: 1) воспроизвести кинизм на общей платформе с другими течениями, со стоицизмом вчастности, вводя религиозные и даже мистические настроения новой эпохи; 2) переосмыслитьрадикализм первоначального кинизма, ограничив его эпатирующую страсть к свободе.
Первым путемпошли Деметрий и Дион Хризостом в I в. н. э., вторым — Эноман, Демонат, Перегрин Протей во II веке.Зато идеал "кинической жизни" стал еще более привлекательным в эпоху империи. Образ Антисфена,основателя учения, мало-помалу уходил в тень, в фокусе были Диоген и Кратет. Это и понятно, ибопервый лишь отчасти практиковал кинизм как образ жизни, но парадигматически это сделали "в живую"Диоген и Кратет. Справедливости ради следует сказать, что наряду с искренними попытками возродитькиническую практику было немало авантюристов, внесших такие искажения, которые не могли нескомпрометировать идею.И Эпиктет, и Лукиан видели множество карикатурных переодеваний и гнусных подделок подкиников, в то время как подлинный идеал был доступен лишь немногим.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
