Новая философская энциклопедия В 4 томах. Том 2 (1184479), страница 44
Текст из файла (страница 44)
К «изящным искусствам» Кант относит три вида искусств: словесные,изобразительные и «искусство игры ощущений»; в их основележит игра тех или иных духовных сил человека. В частности,к третьему виду он причисляет «музыку и искусство красок»,вызывающие «удовольствие от формы при эстетической оценке» («Критика способности суждения», § 51); тем самым Кантзакладывает теоретический фундамент для обширного кругахудожественных явлений, который в 20 в. был обозначен какформализм. Свободную игру ощущений, доставляющую удовольствие, Кант делит на азартную игру, игру звуков и игрумысли.
Только последние два вида он связывает с изящнымиискусствами, хотя во всех трех усматривает эстетический характер разной степени интенсивности. В центр своей эстетической теории поставил игру Шиллер в «Письмах об эстетическом воспитании человека» (1793—94), подчеркнув, чтоон опирается на идеи Канта.
Согласно Шиллеру, из «рабствазверского состояния» человек выходит только с помощью эстетического опыта, когда у него развиваются способность наслаждаться искусством («видимостью») и «склонность к украшениям и играм» (Шиллер Ф. Статьи по эстетике. М.—Л., 1935,с. 281). Человеку свойственны три глобальных «побуждения»:чувственное, основывающееся на законах природы и имеющее «предметом» жизнь; побуждение к форме, понуждающеедух с помощью «законов разума», его предметом является «образ»; побуждение к игре — самое высокое, — дающее человеку«свободу как в физическом, так и в моральном отношении»,его предмет составляет «живой образ», который в понимании Шиллера предстает совокупностью всех эстетическихсвойств предметов и явлений и отождествляется с красотой.В свою очередь красота сама выступает «объектом побужденияк игре» (там же, с.
243), в которой дух человека обретает полную свободу, а сам человек совершенствуется. Смысл и главное содержание человеческой жизни Шиллер усматривает вигре как эстетическом феномене: «...человек должен толькоиграть красотою, и только красотою одною он должен играть...человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когдаиграет». На этом положении, подчеркивает Шиллер, со временем будет построено «все здание эстетического искусства иеще более трудного искусства жить» (там же, с. 245).
Осознание эстетической сущности человека привело его к формулированию утопической идеи о некоем грядущем типе «эстетического государства», которое придет на смену историческимтипам «динамического правового государства» и «этическогогосударства» (там же, с. 291).Шлейермахер рассматривал игру как одну из форм нравственности, тесно связанную с искусством и дружбой, как сферу«свободного общения», где человек имеет возможность оптимально реализовать свою индивидуальность. Игра способ68ствует развитию интеллектуальной деятельности. Суть искусства заключается в «свободной игре фантазии»; здесь человек реально достигает своей внутренней свободы и осознания этой свободы.
Ф. Шлегель, развивая в «Разговоре о поэзии» (1800) метафору Гераклита, осмысливает игру в качествеонтологического принципа бытия Универсума (концепцияWelt-Spiel), а в искусствах видит лишь «далекие воспроизведения бесконечной игры мира, вечно формирующегося художественного произведения» (Шлегель Ф.
Эстетика. Философия.Критика, т. 1. М., 1983, с. 394). Эти идеи Шлегеля оказалисьблизкими другим романтикам, которые нечасто употреблялисам термин «игра», но по существу все искусство осмысливали в модусе игры, понимаемой как «игра повторения» (Wiederholungsspiel). Произведение искусства трактовалось имикак некая постоянно откладывающая и переводящая в другое(трансцендирующая) структура повторения, т. е. игра неуловимых символических смыслов. Это повторение самоценнои не предполагает поиска за ним какой-то иной «глубинной» идеальной сущности. Из концепции Шлегеля во многом исходил Ницше в своем определении искусств как особого «подражания» «игре универсума», понимаемого в смыслеснятия постоянного конфликта между «необходимостью» и«игрой», когда все возрастающее влечение к игре вызывает кжизни новые миры.
В качестве парадигмы «сверхчеловеческой» культуры будущего Ницше выдвигает «идеал духа, который наивно, стало быть, сам того не желая и из бьющего через край избытка полноты и мощи играет со всем, что до сихпор называлось священным, добрым, неприкосновенным,божественным» (Веселая наука, § 382). Этот идеал оказалсясоблазнительным и пророческим для многих гуманитариев20 в.Определенный итог прозрениям и высказываниям европейских мыслителей относительно сущности и функций игрыподвел в фундаментальном исследовании «Homo ludens»(1938) Й. Хёйзинга.
Свою цель он определил как доказательство правомерности «обзора всей человеческой культуры subspecie ludi». Развивая идеи Шиллера, он показал, что играотносится к сущностным характеристикам человека нарядус разумностью и созидательной способностью. Игра старшекультуры, культура «возникает и развивается в игре», имеетигровой характер (Хёйзинга Й. Homo ludens.
В тени завтрашнего дня. М., 1992, с. 7). Хёйзинга подчеркивал, что большинство исследователей игры недооценивают главное в ней — ее«эстетическое содержание», — и последовательно показывали обосновывал игровые принципы основных составляющихкультуры, включая не только сферы религиозных культов,искусства, праздника, спортивных состязаний, но и философию, правосудие, войну, политику.
Краткая дефиниция игры,по Хёйзинге, гласит: «Игра есть добровольное действие либозанятие, совершаемое внутри установленных границ места ивремени по добровольно принятым, но абсолютно обязательтным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием«иного бытия», нежели «обыденная» жизнь» (там же, с. 41).Сущность игры как игры в себе и для себя адекватными ей(т.
е. художественными) средствами показал в утопии «Игра вбисер» (1943) Г. Гессе. Действие романа, своеобразно моделирующего концепцию Хёйзинга и идею Шиллера об «эстетическом государстве», происходит в 23 в. Занятия интеллектуальной деятельностью, перенесенные в специально отведенную для этого провинцию Касталию, сводятся к неутилитарной игре всеми духовно-ннтеллектуально-художественнымиИГРАценностями культуры, накопленными за историю человечества (ср.
выше Ницше), — «игре в бисер» (Игре). Возникнув всреде интеллектуалов как музыкалыно-математнческая игралежащими в основе духовных ценностей схемами, образами,фигурами, языками, иероглифами, мелодиями, научнымитеориями, гипотезами и т. п., игра скоро перешла от чистоинтеллектуальной поверхностной виртуозности к созерцанию, медитациям, углубленным всматриваниям в каждыйход игровой партии, к глубинным переживаниям и другимприемам духовных практик, т. е.
превратилась в своего родабогослужение без бога, религиозной доктрины и какой-либотеологии. Главный результат Игры — достижение состоянийвысочайшего духовного наслаждения, неземной радости,особой «веселости», т. е. фактически (о чем неоднократно пишет сам Гессе и что в еще большей мере следует из контекстаромана) Игра является высшей формой и квинтэссенциейэстетического опыта. Игра в романе тождественна культуре,осознавшей свою глубинную эстетическую сущность и сознательно культивирующей эстетический опыт бытия в мире.Гессе подчеркивает эзотерический характер Игры. Через бесчисленные «закоулки архива» и лабиринты знаний, ценностей, произведений культуры, через древнейшие духовныепрактики и восточные учения и мифы, через дзэнские сады итрактаты великих отшельников, музыку Баха и теорию относительности Эйнштейна истинные мастера Игры проникаютв непостижимые иными способами тайны бытия, испытываяот этого божественное наслаждение, обретая неземной покойпреображенной и очищенной души.Инобытие, необычность и необыденность игры, ее праздничный характер включают в ее орбиту не только все сценические искусства, но и такие феномены культуры, как маскарад (маска как феномен игры и театральная маска), ритуальное переодевание, карнавал, карнавализацню.
Сущностьпоследней вскрыл и детально проработал М. М. Бахтин,особенно в монографии «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (1965). Основыкарнавализации Бахтин усматривал в присущей культуре игрепротивоположными смыслами, в их перестановках, переменеместами (жизнь — смерть, высокое — низкое, сакральное —профанное, прекрасное — безобразное, доброе — злое, увенчание — развенчание и т.
п.), в игровой профанации ценностей, снятии сущностных антиномий культуры в смехе, вутверждении релятивности культурных приоритетов, в полифонии и внутреннем диалогизме формо-смысловых ходов вкультуре. Многие из этих идей доминируют в модернистских ипостмодернистских культурологических парадигмах и исследованиях.Главный акцент на эстетической сущности игры сделал и опиравшийся на Хёйзннгу Гадамер в основном герменевтическом труде «Истина и метод» (I960).