Миронов В.В. Современные философские проблемы естественных_ технических и социогуманитарных наук (2006) (1184475), страница 160
Текст из файла (страница 160)
сон. С. 239 †2. 569 4Л4. Филособккие проблемы спеииальнык наук Имея, по-видимому в виду объективные предпосылки и основания, Михайлов полагает, что теория укоренена в глубине самих литературных произведений, рефлектирующих самих себя, фиксирующих осмысление содержащихся в них «сгустков смысла». «Сам исторический поток рождает свою теорию, членя литературный процесс на пласты, не подчиненные притом формально-логическим приемам классификации и определения.
Не будь такой живой теории, не будь этого непрестанного порождения теории живым процессом литературной истории, ни один литературовед не смог бы ничего поделать с историей литературы, ни один даже очень изощренный в формально-логических построениях исследователь не мог бы разобраться в явлениях литературы, как ни привык он кроить их на свой аршин, вся история литературы лежала бы перед ним как нагромождение мертвого материала»'. Действительно, для такого «мертвого материача» систематизация, поиск структур и их соотношений, формально-логические построения — единственное спасение, и многие литературоведы так и поступают, тем самым выходя на пути построения «нстинно научного» знания, но «за высокую цену» — разрыв с живыми корнями литературы, а вместо истории опора на структуры.
Известен императив Ю.М. Лотмана как название статьи — «Литературоведение должно быть наукой» И 960), переросшее в программу тартуской школы семиотики. Если оставаться на позициях Михайлова и его последователей — не стремиться к формально-логическим или структуралистским построениям литературоведения, то, как он отмечает, следует учитывать роль интуиции в создании литературной теории и ее понятий и прежде всего интуиции, основанной на знании целостного процесса литературной истории.
Интуиция при этом не иррациональное и субъективно-произвольное, но «необходимое условие реализации рационального, логического принципа литературной истории. Это интуиция исследователя, знающего историю своей литературы и в неразрывной связи с нею историю ее изучения»2. Оценивая так высоко возможности интуиции в схватывании целостности исторического развития литературы, ученый делает достаточно категоричный вывод: «...конкретность исторического развития нельзя понимать через абстрактно формулируемые, заранее готовые понятия, настоящую теорию — теорию в древнем и в гетевском смысле — нельзя подменять отвлеченным понятием»з. В «гетевском смысле» означает, что речь идет о теории, содержащей временнбе соотношение между прошлым и настоящим, древним и зарождающимся, «соединение нового с опытом бессчетных поколений», что обеспечивает единство и непрерывность традиций, но вместе с тем не умещается в формалъно-логическне или структуралистские построения.
~ МилвйловАД Языки культуры. М., !997. С. 26 — 27. 2Тамже. С. 29. 7 Тами«. С. 30. 570 4. Философские проблемы социально-гуманитарных наук Как следует из концепции Михайлова, такого типа неформализованные литературные теории могут быть созданы только с помощью понятий и дефиниций, обладающих «специфической устроенностью», а также особого рода схем. Опираясь на принцип единства исторического и теоретического, он рассматривает известные термины — «классицизм», «барокко», «романтизм» и «сентиментализм» вЂ” как понятия «движения», предполагающие в своем содержании постоянное дополнение и обновление исторического материала, обозначающие литературные эпохи, течения, направления, представляющие литературу в ее истории.
Однако эта классификация весьма своеобразна: вопреки требованиям логики она делит весь материал литературы не по одному основанию; «живые пласты истории литературы», по Михайлову, несут каждый печать своего происхождения н соответственно свое основание для выделения; каждый термин возник случайно, и ни один из них невозможно определить формально-логически. Окончательные, исчерпывающие определения в литературоведении, как н в гуманитарном знании вообще, по-видимому, невозможны, и лело не в полноте или глубине исследования, но в свойстве самого «материала», который объективно неопределенен, исторически изменчив, не допускает проведения абсолютно точных границ.
Играют роль и особенности языка, поскольку термины литературоведения, возникшие из естественного языка, не могут быть строгими, они продолжают получать от него импульсы и существовазь в этих двух ипостасях. Правда, это предстает и определенным их достоинством, так как не утрачивается связь с «жизненным литературным сознанием». Размышлня о дефинициях в литературной теории, Михайлов отрицательно относится к определенным «эмпирическим пережиткам» вЂ” правилам, по которым траднпионно строились определения, часто принимающие внд «школьных», учебных дефиниций, которые не могут удовлетворить научное литературоведение. Так, предполагается: (1) подведение под общее понятие (литературной эпохи или направления) некоторого явления, обладающего определенным, неизменным набором признаков и художественным языком; (2) непременное пользование такими понятиями как «абсолютными»; (3) уподобление понятий, обозначающих разные «направления».
Эти правила во многим близки к правилам формальной логики, но даже они оказываются слишком формальными для определения таких терминов, как «романтизм», «классицизм» или «барокко», поскольку предполагают «волевое уравнивание» этих весьма различных явлений, не сводимых к единой качественной определенности, одному общему понятию. Но часто литературовед начинает именно с того, что провозглашает существование такой «всепожирающей универсалии», под которую пытается подвести всякий конкретный литературный процесс.
Опасность состоит в том, что в стремлении пойти путем науки, ее строгих абстракций, обобщений и дефиниций по законам логики мо- 571 4.14. Философские проблемы спепиалъных наук жег возникнуть псевдонаучное общее понятие, или «номенклатурная марка без внутренней формы, как маска явлений», вытеснившее неформализованный слово-термин, живущий реальной жизнью в его истории, сохраняющий все богатство смысловых оттенков. Вместе с другими исследователями-гуманитариями Михайлов осознавал, что «за полноту и непосредственность знания гуманитарная наука платит тем, что знание зто размещается в поле неопределенности, где вероятность ошибок и заблуждений резко возрастает, и тем, что знание это вместе с историей и процессами осмысления все время пребывает в движении»'. Эти проблемы близки теории интерпретации и понимания, которые разрабатывались как в специальной, так и в философской герменевтике. Она определяется как искусство понимания, постижения смыслов и значения знаков; как теория и общие правила интерпретации текстов; наконец, как философское учение об онтологии понимания и эпистемологии интерпретации.
Филологическая герменевтика формировалась как теория интерпретации и критики. Ее традиции заложены в работах древнегреческих философов. Платон в диалоге «Ион», размышляя о «божественнейшем из поэтов» Гомере, словами Сократа говорит об особой роли рапсода: он должен стать для слушателей истолкователем замысла поэта. В диалогах «Софист» и «Кратил» вопросы о значении слов, их истолковании связываются с проблемами познания и логики.
У Аристотеля в работе, названной «Об истолковании» («Реп' Ьеппепе)аз»), 7чегтепега относится не только к аллегории, но и ко всему дискурсу, ко всем логическим формам суждений и выражения мысли, что, по-видимому, философу представляется важнейшими моментами истолкования. Х Г Гадамер, один из ведущих в ХХ в. исследователей этого направления в философии, обосновал «герменевтическую актуальность Аристотеля», показав, что Аристотелево описание этического феномена и добродетели нравственного знания представляет собой своего рода модель герменевтической проблемы.
Расцвет филологической герменевтики связан с интерпретацией текстов греко-латинской Античности в эпоху Возрождения. В дальнейшем исследовалась не только ее особенность, но и сама филология стала рассматриваться как лежащая в основе герменевтики наука о слове, раскрывающая его жизнь в обстоятельствах употребления и развития. Понимание из смысла слов самих по себе предстало как грамматическая интерпретация, а из смысла слов в связи с реальными отношениями — как историческая интерпретация (И. Эрнести, А.
Бек, Ф. Шлейермахер). В. Гумбольдтом была выдвинута проблема понимания как основная функция языка, при этом язьпс рассматривался как «орган внутреннего бытия человека» и как посредник между мыслящими субъектами. Все богатство языка включается в предмет герменевтики, а в основание ее методов вводится языкознание. В литературной герменевтике 1 «Гиыйеов А,Д Указ. сои.
С. 41. 572 4. ФилосоФские проблемы социально-суманитарных наук обосновывается зависимость интерпретации художественного произведения от культурной традиции н необходимости реконструировать его место в духовной истории человечества. Наиболее крупный исследователь литературной герменевтики сегодня — американский ученый Э.Д. Хирш, работы которого по теории интерпретации известны и в нашей стране.
В частности, он различает два «измерения» герменевтики — дескриптивное, выражающее ее природу, и прескриптивное (норматнвное), заключающее в себе ее цель. Соответственно цель интерпретации определяется системой' ценностей, этическим выбором интерпретатора, социокультурной обусловленностью его взглядов. Третье измерение — «метафизическое» вЂ” определяется концепцией историчности, поскольку всякое настоящее дано только в исторической реконструкции. Иного рода философские проблемы представлены в таких направлениях ХХ в., как структурализм и постструктурализм, где тесно переплелись философские и лингвистические подходы по линии знака, языка, смь1сла, письма, стиля, риторики.
Они оказали существенное влияние на исследования в различных областях гуманитарного знания, в том числе в филологии, философии языка и лингвистике. В изучении структур языка и художественных произведений проявилось стремление к точности, формализации, созданию строгих понятий, привлечению математических и формально-логических методов, а также схем, таблиц и моделей.
Так, представители структурализма стремились найти единую <повествовательную модель» (Р Барт), установить модель системы самой литературы, определить принципы структурирования произведений и отношений между ними. Задача структурного анализа художественного произведения стала определяться как поиск внутренних закономерностей его построения, лежащих в сфере абстрактно-родовых признаков и свойств всех литературных текстов. На первый план вышли внутренние, глубинные, не- осознаваемые и невербализованные структуры, сушествуюгцие неявно в подтексте и за текстом.