Миронов В.В. Современные философские проблемы естественных_ технических и социогуманитарных наук (2006) (1184475), страница 159
Текст из файла (страница 159)
В русской средневековой литературе это были первичные абстрактные формы, удерживающие некоторую степень образности и определенную содержательность, что именно в таком качестве позволяло успешно решать художественные, эмоциональные и даже мировоззренческие задачи. Природу абстракций в русской средневековой литературе можно понять, как показал Лихачев, только обратившись к высокому церковному стилю в сочетании со стилем «второго южнославянского влияния Х1'»т — Х»7 вв.».
Этот «синтетический» стиль стремился «найти общее, абсолютное и вечное в частном, конкретном и временном, невещественное в вещественном, христианские истины во всех явлениях жизни....Можем отметить жажду отвлеченности, стремление к абстрагированию мира, к разрушению его конкретности и материальности, к поискам символических богословских соотношений и — только в формах письменности, не осознававшихся как высокие, — спокойную конкретность и историчность повествования»1, Литературная речь максимально удаляется от бытовой, изгоняется всякая конкретная — политическая, военная, экономическая, историческая, географическая— терминология, применяются описательные, иносказательные выражения, изымаются конкретные имена.
Все это способствует тому, чтобы поднять событие над обыденностью, поместить его в сферу вечности, особенно при жизнеописании какого-либо святого, разрушав конкретность явлений, стремиться к отвлеченному изложению, художественной ' Лиха«е«Д С Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 26 — 27, см. так:ке: Возникновение русской науки о дитературе. М., 1975. 566 4 Философские проблемы солиалъно-суманнуариык наук абстракции. Одна из особенностей этого стиля — сохранять привычный язык богослужения, традиционные «условно приподнятые трафареты» и при этом избегать индивидуальных стилевых приемов, наконец, сочетать абстрагирующие тенденции с повышенной эмоциональностью.
В целом же, по Лихачеву, «абстрагирующие приемы стиля конца Х1Ч— ХЧ вв. лежат в тесной связи с теми задачами, которые ставили себе писатели того времени, находятся в строгой зависимости от их мировоззрения и тотчас же отпадают, как только исчезает и сама необходимость в них»1. Такой вывод дает новый поворот проблеме абстрагирования, поскольку обнаруживается ее зависимость от мировоззренческих (религиозных, в частности) канонов и возникает вопрос: нельзя ли эту зависимость обобщить на все гуманитарное познание, где различные типы ценностно-мировоззренческого влияния всегда присутствуют.
Существенно иная ситуация при формировании абстракций, определений, литературной теории складывалась на много веков ранее — в древнегреческой литературе, что обстоятельно исследовано С.С. Аверинцевым и изложено в серии статей о риторике и античном рационализме в целом, где впервые сформировались принципы теоретико-литературной рефлексии и литературной теории в Ч вЂ” % вв.
до н.э., во времена Аристотеля. В процессе становления европейского рационализма главным событием было открытие универсалий, обнаружение общего за частным, за видимостью — сущности, за многообразием — единого. Общее обладало «простотой» и умопостигаемостью, в отличие от бесконечно многообразного, неохватного эмпирического. Было осознано, что наука, теория имеют дело с общим, «суммирующим» эмпирический опыт. Античный рационализм формировался как дедуктивный, частные суждения следовали из общих посылок, геометрические теоремы — из аксиом и постулатов, частные определения — из общих юридических законов, конкретное познавалось и описывалось только через общее. Однако дедуктивный рационализм парадоксален по своей природе, поскольку требует внерациональных исходных оснований, базирующихся на вере любого типа, недоказуемых догм, безоговорочно признанных как «начало».
Выбирать приходилось между «догматической философией» и скептицизмом, который сам был вариантом «негативистского догматизма», В этой ситуации именно риторика умело преодолевала парадоксы н противоречия, осуществляя «непротиворечивую реализацию плюралистического авторитаризма, обращаясь к истинам у разных авторов, знанию и мнениям, что принималось и признавалось античными мыслителями без всякой иронии. Как теория и практика литературы именно риторика позволяет понять природу абстракций в античных гуманитарных текстах, поскольку может рассматриваться, по Аверинцеву, ~ Лиха«ев Д. Ц Указ, соч.
С. 34. 567 4. 14. Философские проблемы специальных наук «как подход к обобщению действительности». Прежде всего следует отметить, что в наше время общепризнано: «художественная литература не имеет с рассудочной "сушью" математики или юриспруденции ничего общего; ...одна из важнейших жизненных функций художественной литературы — компенсировать своим вниманием к единичному, "неповторимому", колоритно-частному разросшуюся абстрагирующую потенцию науки»1, Однако литературе Античности и Средневековья такого рода позиция была чужда, принято было другое — «очишать» положения от случайных признаков, от конкретностей и частностей, выходить к необходимым признакам, универсальным схемам, к тому, что именовалось «общим местом» и высоко ценилось в теории литературы.
Исследования Аверинцева показали, что уже в этот период можно говорить о становлении литературной теории, хотя она, как известно из истории культуры, не возникала как неизбежность с появлением самой литературы, поднимавшейся над фольклором и обыденной речью. Ее не было, в частности, даже при такой великой литературе, когда создавали свои произведения Гомер и Гесиод, Алкей и Сапфо, теория оформилась только у Аристотеля как «Поэтик໠— теория стихотворных жанров и как «Риторика — теория художественной прозы. Следует заметить, что и в более позднее время литературная теория часто отсутствовала, как, например, в средневековой русской литературе, о чем речь шла выше.
Ее появление предполагало присутствие в культуре особого типа мышления — рефлексивного, понимания необходимости и умения переходить на метауровень, формулировать дефиниции, создавать терминологию и пользоваться ею. Это также предполагало владение определенной логической культурой и стремление к логическим идеалам — в целом к лого- центризму, что представлено и в античной, и в средневековой европейской культуре как «упоение дефинирующего разума».
Литературная теория, если она имела предпосылки для создания, начиналась и заканчивалась формированием и применением дефиниций— процедурой, с которой и теперь начинается любая наука, это «маркер», обозначающий переход от вненаучного знания к науке. В дефинициях сохраняются накопленный опыт, возникшие идеи, результаты размышлений и исследований, полученных истинных суждений, а также обеспечивается «общеобязательность однозначности употребляемых терминов». Они обеспечивают преемственность традиций, в частности от античной к средневековой европейской культуре, это своего рода «зерно», передаваемое от культуры к культуре, от поколения к поколению, всегда готовое прорасти в новом контексте, стать объектом критики, переосмысления или выполнять дидактические функции.
В дефиниции заложена идея системы, и она сама входит в систему других дефиниций, в виде которой и существовали ' Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной траанции. М., 1996. С. 159. 56» 4. Философские проблемы сониально-гугганигарных наук первоначальные литературные теории, следующие аристотелевским принципам. По Аверинцеву, «нисходящая система дефиниций, стройно движущаяся от первопринципа к родовому понятию, от рода к виду, от вида к полвиду от подвида к конкретному явлению, была не только единственно научным способом приводить материал в логический порядок, но одновременно репрезентативным, парадным оформлением мысли, отвечавшимм идеализированному образу общественной иерархии; она апеллировала и к рационализму эпохи, и к авторитаризму эпохи»'.
В какой мере в современном литературоведении сохранились эти традиции и идеалы при построении теории'? Ответ на этот вопрос не прост не только потому, что требует летального изучения обширного эмпирического материала — существующих теорий в разных областях литературоведения, но и потому, что универсальность и общеобязательность принципа построения дефиниций как следование аристотелевской логике ссгодня поставлены под сомнение рядом известных ученых и философов.
Какова в современном литературоведении природа теории и абстракций? Понять природу литературоведческих понятий можно, по-видимому, только поняв природу теории,и наоборот. Эта «круговая методология», характерная для герменевтического подхода, позволяет увидеть особенности образования и «способы бытия» абстракций, определяющих особенности теории в этой области. Несомненный интерес в связи с этим представляют работы известного отечественного филолога А.В. Михайлова, который занимался, в частности, проблемами теории и дефиниций в литературоведении и истории литературы.
Размышляя над методологической природой теории в этой области, он выявил целый ряд ее особенностей. Теория тесно связана с историей, поэтическое, т.е. художественное, осмысление которой есть не просто дополнение к научным и философским подходам, но стремление сохранить непосредственное богатство и полноту жизни, «живое, совершающееся словно на глазах впитывание соков из исторической почвы».
Занимаясь национальными литературами, отдельными направлениями, жанрами, конкретными произведениями, стихосложением, теория всегда в конечном счете выхолит не только на историю литературы, но и на судьбы народов — «большую» историю, ее смыслы, выявляемые в поэтическом, художественном постижении, что позволяет осуществлять «всякое художественное создание среди самой жизни». Филолог напоминает нам известную позицию И.
Гете: теория суха, но вечно зелено древо жизни, интерпретируя эту мысль не как противостояние, взаимоисключение, но как связь времен, временнбе соотношение между «умудренной» теорией, обдумывающей извечные начала, и «молодой», происходящей сейчас жизнью, «соединение нового с опытом бессчетных поколений». З Аверинцев С.С. Указ.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
