Диссертация (1173455), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Простые женщины, не княгини, не правительницы,не борцы за свободу родной страны, не мученицы, они проживают своиблагочестивые жизни и осуществляют дела милосердия в камерном бытовомпространстве родного города или дома. Единственным косвенным упоминаниеммужественности Ульянии (которыми были так богаты женские характеристикисловесности XVI века, можно считать призыв чудесно явившегося ей НиколаяЧудотворца противостоять бесам: «Мужайся и крѣпися, и не бойся бесовскагопрещения» [ПЛДР; XVII (1); 100].191Гегель Г.В.Ф.
Эстетика. В 4 т. Т. 1. М.: Искусство, 1968. С. 244.98Женский персонаж в XVII веке теряет пафос мужественности: сравнение смужчинами, восхваление мужских качеств в женщине не актуальны длялитературы этого периода. В снижении героической идеализации наблюдается«открытие ценности человеческой личности»192, повлекшее за собой изображениемногопланового, разноликого литературного характера.
Как справедливо замечаетД.С. Лихачев, обычные, бытовые обязанности женщины, выполненные с добрымицелями и полной отдачей, в житийной литературе XVII века «заменяют подвигиблагочестия»193. Таким образом, процесс сращения церковной идеализации сбытом приводит к тому, что художественному обобщению становится доступенболее обширный жизненный материал.В религиозных повестях XVII века, «Повести об Ульянии Осорьиной»,«Повести о Марфе и Марии» женские персонажи все еще соотносятся спатриархальной традицией.
Хотя они представлены на фоне мирской обстановки,наполненной реалистическими и бытовыми деталями, они действуют согласнотрадиции, не порывают с ней. В женских персонажах житийной литературы XV–XVI веков мы отмечали безусловную тождественность «личного и общегоначал»194. Действительно, героини действуют либо согласно этикету и чину (плачкнягини Евдокии, княгини Елены), либо в соответствии с провидением(поведение Февронии, Евфросиньи, Иулиании Вяземской). Индивидуальныежелания положительных характеров не оглашаются, подразумевается и иногдаподчеркивается, что они полностью совпадают с божественной волей. Еслиповедение персонажа шире общей идеологической концепции (каково поведениемстительнойязычницыкнягиниОльги),авторубедительнодоказываетнесомненную божественную интенцию, попустившую столь неоднозначныйпоступок. Героиня, таким образом, является полностью оправданной благодарядеятельности под сенью божественной необходимости.
Следовательно, женскийперсонаж не нуждался в развернутой характеристике, поскольку познается,192Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 104Там же. С. 104–106.194Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы. Основные проблемы в историческомосвещении. Образ, метод, характер. М.: Академия наук СССР, 1962. С. 328–333.19399«всецело определяется» его поступками: «что он совершает – должное илинедолжное, достойный или низкий поступок»195.В житийном жанре XVII века синкритичность общего и личного началсохраняется. Ульяния Осорьина «от младых ногтей Бога возлюбив» [ПЛДР; XVII(1); 98], Марфа и Мария «возрадовастася о предивном… божии даровании» [Тамже; 108]. Героини действуют согласно божественной необходимости, не осознаютсвои поступки как следствие свободного нравственного выбора, почему этиактивные персонажи предстают в некоем смысле пассивными: они совершаютименно то, что должны совершить, будучи положительными персонажами.Религиозные повести с центральными женскими персонажами в XVII векетакже не знают конфликта старого и нового в человеке, как и в предшествующиевека.
Сюжетообразующий конфликт рассматриваемых повестей, как и раньше,вынесен вовне – конфликт человека, осененного божественным знанием, иобыкновенного бытового сознания. Образ самоотверженной Ульянии развиваетсяна фоне персонажей тетки, сестер, свекрови, убеждающих святую вестинормальную жизнь обычного человека, праведным сестрам Марфе и Мариипротивостоят рассудочные родственники. Как справедливо замечает Н.С.Демкова,бытовые подробности, вопросы плоти реализуются лишь в повествовании обантиподах сестер: мужьях, затем родственников – сами же сестры «появляются вповестивокруженииэтикетныхформулиситуаций,свойственныхагиографическому плану изображения»196.Благочестивые сестры Марфа и Мария древнерусской повести наследуют нетолько имена евангельских дев, но и образ их служения. Сестры покойногоЛазаря предстают образцами несокрушимой веры: «Иисус сказал ей: Я есмьвоскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет.
И всякий живущийи верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит ему: так,Господи! Я верую, что ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (Иоан.: 11, 20–195Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы. Основные проблемы в историческомосвещении. Образ, метод, характер. М.: Академия наук СССР, 1962. С.
344.196Демкова Н.С. Основные направления в беллетристике XVII века // Истоки русской беллетристики.Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе / Отв. ред. Лурье Я.С. Л.: Наука,1970. С. 516.10022, 25–27). В «Повести о Марфе и Марии» сестры удостоились сотворчества сБогом за ту же добродетель, которая является основообразующей их характеров,питает их положительные качества, – веру. Ангел, явившийся во сне, открыл им:«Господь посла к тебѣ злато по вѣре твоей к нему» [ПЛДР; XVII (1); 108].Они со строгой внимательностью слушают слово Божье, принесенноеангелом, и исполняют его в точности, не рассуждая, чем и навлекают на себя гневродственников, которые нашли их поведение безрассудным.
В поступке сестердействительно нет рациональности, но есть прозрение божественной воли197.Недоверчивым родственникам «Повести о Марфе и Марии», представляющимобразецрассудочногомышления, в «Повести обУльянииОсорьиной»соответствуют родственники, а в финале повести соседи праведницы, которыеобъясняют сладость намоленного хлеба праведной вдовы бытовой причиной:«Горазди рабы ея печь хлѣбовъ!» [Там же; 103].Двамировоззренческихтипасталкиваютсявданныхповестях.Мировоззрение Марфы и Марии, Ульянии Осорьиной основано на восприятиизнания сердцем, верой; миропонимание родственников и соседей разумное,рассудочное.
Наивный религиозный прагматизм Марфы, Марии, Ульяниисталкивается с религиозно-рационалистическим методом познания-отраженияжизненных явлений, поскольку «стадия миропредставления – это переходныйпериодотсредневековогообъективно-идеалистическогомышлениякрационалистическому мышлению нового времени»198.Мудрость центральных женских персонажей – следствие гармониивнутреннего мира с внешним, что позволяет женщинам прозревать сущностьвещей и событий. Примечательно, как стойко переносят сестры и Ульяния смертиблизких им людей. Они оплакивают не столько их кончину, сколько их кончинубез покаяния и примирения: «Въмалѣ аще и оскорбися, но о душахъ ихъ, а не осмерти: но почти ихъ пѣниемъ, и молитвою, и милостынею» [ПЛДР; XVII (1);197О женских образах «Повести о Марфе и Марии» см., в частности: Дроздова М.А.
Черты секуляризации в образеавтора и в женских персонажах «Повести о Марфе и Марии» // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина.Т .1. Филология.2015. № 3. СПб. С. 7-13.198Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 193.101101], «И плакастеся о мужу своею, занеже жиста не в совете между себе, посмерть свою не съезжахуся» [ПЛДР; XVII (1); 108].
Ф.И. Буслаев в лице мягких иблагородныхсестернеслучайновидитстойкоепротивостояниенесправедливости, гордому местничеству: «В этой повести женщина с своимнежным и великодушным сердцем стоит на стороне прогресса и за своечеловеколюбие и христианское смирение награждается свыше. Она являетсягероинейскромной,предшественницейисторическогопереворота,уничтожившего местничество»199. Действительно, простоватые жены обладаютнесокрушимой силой духа.Однако благочестивые сестры лишены монументальности, присущейгероическим женским персонажам литературы XVI века, автор изображаетМарфу и Марию наивно-простодушными.
Их реакции на разные события всегдаискренни и эмоциональны, мимика чрезвычайно активна: не успевают на лицахвысохнуть слезы, как появляется блаженная улыбка: «И едва мало от плачапреставше, порадовашеся о Бозѣ и благодариста того»; «Тогда начаша сии междусебѣ лобзанием любезным целоватися»; «И ту представити повелеста себѣтрапезу и ядше и пиша в славу Божию и веселистася»; «И возрадовастася опредивном томъ видѣнии, паче же Божии даровании, и слезы от радостииспустившее, Богу благодать воздояху, и печастеся о семъ, како бы имаповелѣнное от Бога сотворити»200[Там же].
Но именно простоватые сестрыудостоились божественного откровения, а не их благоразумные родственники 201.Характеры сестер словно иллюстрируют слова Евангелия: «Славлю Тебя, Отче,Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл томладенцам» (Мф. 11:25).Отсутствиестатичности,активностьисуетливостьгероинь–отличительная черта литературных персонажей XVII века. «Писатели второйполовины XVII в. хотели, чтобы их герои были активными деятелями; авторы199Буслаев Ф.И. Древнерусская литература и православное искусство.
СПб.: Лига Плюс, 2001. С. 337.Дроздова М.А. Черты секуляризации в образе автора и в женских персонажах «Повести о Марфе и Марии» //Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина.Т. 1. Филология. 2015. № 3. СПб. С. 7–13.201Там же.200102ценили любые проявления энергии у героев; следили, чтобы персонажи не быливялыми и ленивыми; можно сказать, понуждали героев к действию»202, – пишетА.С. Демин.
Ульяния Осорьина также предстает в повести деятельной женщиной.Погруженная в домашние обязанности, она не находит времени посетитьБожественную Литургию. Автор жития, сын Ульянии Дружина, считает все женеобходимым возвысить образ праведницы, акцентируя внимание на разумностигероини (встраиваясь, тем самым, в традицию книжников XVI века): «И многимъискушающимъ ю в рѣчах и во отвѣтѣхъ, она же ко всякому вопросу благочиненъи смысленъ отвѣтъ даяше; и вси дивляхуся разуму ея» [ПЛДР; XVII (1); 99], «Онаже вся, смысленно и разумно разсуждая, смиряше» [Там же; 101].И вместе с тем кажущаяся традиционность центральных женскихперсонажей рассматриваемых повестей касается лишь идеологического плана.Как главные героини духовных повестей, они, разумеется, добродетельны, и ихмировоззрение укоренено в православной вере.
При этом благочестивые сестры иУльянияОсорьинанеизображаютсякаксхемы«добрыхжен»,ведьповествование посвящено не супругам Ульянии, Марфы и Марии, которыхавторы удостаивают лишь упоминанием, а самостоятельным женщинам, яркаяиндивидуальность которых и центральное место в развитии сюжета очевидноисключают понятие «схемы».