Диссертация (1173455), страница 17
Текст из файла (страница 17)
XV – перв. пол.XVI в.; 646], – лишь абстракция, далекая от вышеописанных сверхъестественныхспособностей.Стойкость, духовную силу, чистоту, мудрость авторы житий XVI векатрадиционно объясняют связью женщины с Богом: «От Божия промысла, свышесвѣтом разума осияема, благодатию Святаго Духа учима и направляема» [ПЛДР;сер. XVI в.; 260]. Книжники именуют героинь «богомудрыми», поясняя сутьслова «мудрость» – «вдохновленный Богом», «пребывающий с Богом». Так,прекрасные поступки язычницы Ольги книжник обусловливает предзнанием152Переверзев В.Ф. Литература Древней Руси. М.: Наука, 1971. С.
146.78проведения ее будущей судьбы, когда она предстанет равноапостольной княгинейЕленой. Таким образом, это свидетельствует о заданной «роли» данныхперсонажей, об их аллегорическом изображении, подчиненном идее прославлениясвятости. О том же пишут медиевисты, анализируя творчество, пожалуй, самогопоказательного автора XVI века: «Совершенствуя приемы идеализации, ЕрмолайЕразм ушел от абстрактного психологизма и сделал ряд первостепенныххудожественных открытий.
Однако новаторство агиографа служило выражениютрадиционного духовного содержания и соответствовало общему пафосудревнерусской житийной литературы»153.Итак, новые черты женского персонажа (который становится центральным)трансформируют готовую схему в более свободное и образное аллегорическоеизображение. Эти черты, без сомнения, были восприняты светскими жанрамидревнерусской литературы XVI века. Однако именно житийный жанр, акцентируявнимание на сильной героине, дает толчок к переосмыслению и изменениюженского персонажа в светской литературе.2.4.
Трансформация женского образа в светских жанрах древнерусскойлитературы XVI века: от «типа» к «характеру»Изменения в изображении женского персонажа в древнерусской литературеXVI–XVII веков происходят постепенно, элементы старого сосуществуютпараллельно с новаторскими идеями и приемами. В рассуждениях древнерусскихкнижников XV–XVI веков о женской сути все еще превалирует идея слабости,некоторой неполноценности женщины (исключением является женский персонажв агиографической литературе – святая, наделенная силой от Бога, не уступает втвердости и величии угоднику мужского пола, как говорилось об этом выше).Автор «Домостроя» не только уверяет, что женщина нуждается внаставлениях, поучениях, наказаниях мужчины, но и настаивает на ее153Древнерусская литература XI–XVII вв.
/ Л.А Ольшевская, Н.В. Трофимов, А.В. Каравашкин, С.Н. Травников;под ред. В.И. Коровина. М.: ВЛАДОС, 2003. С. 300.79легкомыслии и физической немощи: «В цѣрькви ни с кѣмъ не бѣседовати, смолчаниемъ и послуша стояти, никуда не обзираяся, ни на стену не прикланятися,ни к столпу, ни с посохомъ не стояти, ни с ноги на ногу не преступати, руцѣсогбѣни к персемъ крестообразно, твердо и непоколебимо молитися со страхом итрепѣтомъ, и со воздыханиемъ, и со слезами, и до отпѣния из церкви не исходити,а приити к началу» [ПЛДР: сер. XVI в.; 82].Женская «слабость» обыкновенно интерпретируется книжниками какнедостаток.
Чтобы высмеять недостойное поведение мужчины, писателисравнивают его сердце с женским, как это делает, к примеру, автор «Казанскойистории»: «Изби я и своя вся отпленивъ, всѣм пияным и спящим, и храбрыя ихъсердца бес помощи Божии быша мяхка, яко и женскихъ сердецъ слабѣйши» [Тамже; 336]. Легкомыслие также рассматривается как одна из отличительных чертслабого пола: «Дума женьска не тверда есть, аки храмъ непокровенъ» [БЛДР; т. 7;486].Однако в литературе XVI века медленно происходит переосмыслениепредставлений о женской сущности. Появляются рассуждения о женскойслабости не как о признаке несовершенства в сравнении с мужчиной, а как о знакеотличия.
Приходит понимание, что мягкость женской натуры не отрицательнаячерта, что женщина не дурное существо, а иное.Слабостьпревращаетсявженственность.Измененияукореняютсяпостепенно – так, автор «Казанской истории» высказывает противоположныеточки зрения. В противовес ироничному описанию боязливого женского сердца,автор любовно, с трепетной нежностью изображает последние дни сопротивленияКазани, когда отчаявшиеся женщины, одевшись в лучшие наряды словно навеликий пир, прогуливаются по крепостным стенам города, «видѣниемнаслажахуся свѣта сего, сияния конечне зряху» [ПЛДР; сер.
XVI в.; 502]. Сердцесамого Ивана Грозного, по свидетельству автора, тронула слабость иобреченность казанских женщин: «Царь же князь великий видѣвъ женъ и девицъпо стѣнамъ града ходящих, и умилостивися о них, и не велѣ стрелцем стрелятиих, да поне мало при кончине своей повеселятся. Мнози же от вой руских,80жалостивии, прослезишася, зряще сих» [ПЛДР; сер. XVI в.; 504]. Такоеуважительное любование немощными женщинами, иноверками, есть безусловноеноваторство в отношении к женскому персонажу.Однако главными качествами, позволяющими женским персонажам«завоевать» место в светских произведениях XVI века, являются сила характера,стойкость, духовная высота, и в этом, без сомнения, проявляется влияниежитийного жанра.
Автор «Казанской истории» восхищается храбростью жен,приобщенных к защите города: «Прибираху высокорослыя жены и дѣвицысилния и тѣми число наполняху и множаху, и учаху их копейному бою их истрелбѣ, и битися со стѣны, и воскладаху на них пансыри и доспѣхи. Они же, якоюноши, бияхуся дерзостно» [Там же; 484–486].Казанские жены взятых в плен мужей произносят дерзкие, угрожающиеречи, в которых проявляется сила их характера, смелость и самоотверженность:«Нынѣ же до конца все царство наше прелсти, …овѣх многих в Казани изби, адосталных изведе и позоба, <…> а нас, яко терние, ногама попра, остави. Не вѣстели, яко терние остро есть: не подобает ногам босым ходити по нему, и мал каменьразбивает и великия корабли» [Там же; 436].
«Повесть о псковском взятии»[ПЛДР; конец XV – перв. пол. XVI в.; 364–375] говорит о патриотизме женщиннаряду с мужчинами, которые после взятия их земли московским князем решилиостаться в монастырях родного города [Там же; 372].Максим Грек в «Повести страшной и достопамятной и о совершеннойиноческой жизни» [Там же; 466–493] восхищается благочестивой вдовой изприхода Савонаролы во Флоренции.
Сын этой крайне бедной женщины нашелкошелек с большой суммой. Мать, не задумываясь, отнесла его в храм, чтобысвященнослужитель вернул пропажу владельцу. Автор превозносит эту женщинунад вдовой Нового Завета, пожертвовавшей последние лепты [Там же; 484].Послание Иосифа Волоцкого княгине Голениной свидетельствует о прямом,бесстрашном и настойчивом характере адресата, реальной женщине. Онавозмущается величиной платы, которую монастырь взимает за поминание еепокойных детей, не стесняясь в выражениях.
Женщина пишет, что сумма в81двадцать рублей за поминание в течение семи лет – «грабежь, а не милостыня»[ПЛДР; конец XV – перв. пол. XVI в.; 352]. Мария Голенина пишет этонастоятелю монастыря.Однако наиболее ярким примером столь изменившегося в XVI векеженского персонажа является образ мужественной Динары, главной героини«Повести о царице Динаре». Большинство исследователей (М.Н. Сперанский,Л.С. Шепелева, А.А. Зимин, Я.С.
Лурье) датирует повесть началом XVI века,опираясь на идеологическую основу памятника и общие тенденции развитияповествовательной литературы этого времени [Словарь книжников, 1989; 100].«Повесть о царице Динаре» – одно из первых произведений жанра мирскойповести в древнерусской словесности, в котором появляется центральныйженский персонаж. Акцент на изображении главной героини, женщины, всветском средневековом произведении XVI века выглядит революционнымноваторством. В данном случае его объясняют влияние распространенныхженских житий XVI века и социальный статус героини: Динара – царица.Традиционно на Руси литературными героями повестей были православныекнязья, прославившие себя ратными или духовными подвигами.
Так и царицаправославного Иверского царства удостаивается запечатления в слове154. К томуже «характер сведений о царице Томаре (Динаре), обработанных русскимкнижником в первой половинеXVI века, отвечал насущным задачамгосударственного строительства Московской Руси: они содержали идею сильнойцарской власти /…/, христианскую идею божественного промысла» [ПЛДР; кон.XV – перв. пол.
XVI в.; 671].Образ царицы Динары, изображенный чрезвычайно экспрессивно, являетсяуникальным в жанре повести XVI века. Необыкновенные качества характера,которыеподчеркиваютсяоригинальнымиэпитетами:«зелоразумнаимужествена», «мудра и разумна», сравнениями: «Якоже пчела събираетъ отцвѣтов медъ, тако и сиа Динара от памятных книгъ» [Там же; 38], «Яко добрый154О женском образе «Повести о царице Динаре» см., в частности: Дроздова М.А.
«Женский образ» в «Повести оцарице Динаре» // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. М.: Издательство Литературного институтаим. А.М. Горького. 2014. № 1. С. 20–23.82кормъчий преплавати корабль чрез морскую пучину, и госпожа же сия печашеся,како бы ей быти в тихости» [ПЛДР; кон. XV – перв. пол. XVI в.; 38], – создаютобраз новой, сильной героини, которая отличается неординарностью еесоциальной роли: женщина-царица и девица-воин.С аллюзией к житийному жанру, Динара изображается идеальнойправительницей,защитницейправославнойверыотбезбожныхагарян.Потерявшая отца, подросток с малым войском, она смело призывает вельможсразиться с персидским царем: «Аще ли нынѣ не въоружимся противъ иновѣрныхи за свою вѣру не умрем? Умрем же всяко!» [Там же; 40].
Необыкновенноесочетание воинственности и женственности в царице выражено использованиемоксюморона – основного приема в изображении героини, к тому же усиленногомногочисленными повторами: «Азъ иду, девица; и восприиму мужескуюхрабрость, и отложю женьскую немощь, и облекуся в мужеумную крѣпость». Этадвойственность вытекает из небывалой роли женского персонажа, роли девицывоина, которая «зело… мужественна» и «навыче воиньской храбрости» [Там же;38].Смелая Динара увещевает вельмож, разумом понимающих превосходствовойск персидских над грузинскими, тем более под предводительством девушки.Царица убеждает их сразиться, стыдя: «Въспримите себѣ мужество, и отверзитеот себе женочревство!» [Там же; 40].
Мысль эта усиливается рефреном:«Отженем от себе женочревъство» [Там же; 42]. Этот парадоксальный диалог, вкотором женщина призывает мужчин к мужественности, призван книжникомподчеркнуть тот факт, что поистине силен верующий человек любого пола.ОчрезвычайнойхрабростицарицыДинарыговоритеемонолог,построенный на антитезе мужского-женского: «Ускоримъ противъ варваръ, якожеи азъ иду, девица; и восприиму мужескую храбрость, и отложю женьскуюнемощь, и облекуся в мужеумную крѣпость, и препояшу чресла своя оружиемъ, ивозложю броня и шлемъ на женьску главу, и восприиму копие в девичю длань, ивъступлю въ стремя воиньскаго ополчениа, но не хощу слышати враговъ своих,пленующых жребий богоматери и данныя от нея нам державы!» [ПЛДР; кон.83XV – перв. пол.