Диссертация (1173455), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Теория литературных формаций. М., 2008. С. 366).177Демин А.С. О художественности древнерусской литературы. М.: Языки русской культуры, 1988. С. 183.178Пешков И.В. Проблема генезиса авторства // Новый филологический вестник. № 2 (41). М., 2017. С.24–25.179Демин А.С. О художественности древнерусской литературы. М., 1988. С. 178.17592как правило, становятся продиктованы неким психологическим единством, они«психологически вероятны для данного персонажа» – герой «награждаетсяопределенными психологическими чертами»180.
«Пока персонаж был маской, илиидеальным образом, или социально-моральным типом, – пишет Л.Я. Гинзбург, –он состоял из набора однонаправленных признаков, иногда даже – из одногопризнака-свойства. По мере того как персонаж становится многомерным,составляющие его элементы оказываются разнонаправленными и потомуособенно нуждающимися в доминантах, в преобладании неких свойств, страсти,идеи, организующих единство героя»181.Визображенииперсонажаначинаетиспользоватьсякосвеннаяхарактеристика с такими ее приемами, как описание внешности героини, ееодежды, интерьера, в котором она находится, или картины природы, на фонекоторойсовершаетпоступки.Внекоторыхпроизведенияхстановятсяинформативными стиль речи персонажа (зарождается речевая характеристика),выбираемые им темы разговора.
Так, коммуникативная деятельность ТатианыСутуловой выдает в ней богатую купеческую жену.Следует отметить важный процесс постепенного появления характера,данного в динамике, наряду с характером постоянным и неизменным. Впроизведениях, где характер персонажа претерпевает перемену, акцент, какправило,начинаетраспределятьсямеждуфабульнымдействиемихарактеристикой персонажа. Так, изменение характера начинает влиять натечение и развитие сюжета. В «Повести о Фроле Скобееве» обыкновеннаядевушка из патриархальной семьи, наивная и любящая веселье, Аннушкапревращается во взрослую женщину, способную на самостоятельные решения.Добродетельная, покорная традициям и заветам религии Татиана Сутулова,поставленная в фабульную ситуацию жестокого выбора, становится хитрой,уверенной и властной.180Томашевский Б.В.
Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект-пресс, 1999. С. 200.Гинзбург Л.Я. О. литературном герое. Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1979. С. 89.18193Деление героев на положительные и отрицательные типы, присущеедревнерусской литературе, в XVII веке усложняется эмоциональной заданностью,уже не всегда обусловленной традиционной моралью. Так, «Повесть о КарпеСутулове» восхваляет Татиану и ее поведение, жестокое с позиции христианскогочеловеколюбия.
В «Повести о Фроле Скобееве» симпатия писателя принадлежит«плуту Фролке» и его самовольнице-жене.Авторы новелл стремятся привлечь читательскую заинтересованностьсудьбой героя, уже не вдохновляя идеалом высоконравственной личности, авзывая к сочувствию, пониманию персонажа, далекого от идеала. Как замечаетБ.В. Томашевский,«эмоциональноеотношениекгероюестьфактхудожественного построения произведения, и лишь в примитивных формахобязательно совпадает с традиционным кодексом морали и общежития»182. Выходперсонажа из состояния синкретичности, когда он является лишь выразителемрелигиозно-нравственныхсепарировавшегосяизправил,косвенносинкретическогосвидетельствуетметодаоразвитиипознания-отражениядревнерусской литературы подлинно художественного метода Нового времени.Перечисленные выше особенности характеристики женского персонажаXVIIвекатребуютпроизведенийподтверждениядревнерусскойпримерами.литературы,Обратимсячтобыканализурассмотретьпроцессформирования иного изображения женщины – как художественного образа илитературногохарактера.Нанашвзгляд,крайневажносопоставитьтипологически сходные женские образы оригинальной и переводной словесностиДревней Руси XVII века.
Как справедливо писал П.Н. Сакулин, «не следует ли дляполноты и правильности суждения держать на учете также и переводнуюлитературу изучаемого периода, конечно, в наиболее показательных еепроявлениях»183.182Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1999. С. 201.Сакулин П.Н. Филология и культурология. М.: Высшая школа, 1990. С.
38.183943.1. Развитие способов изображения женского образа в религиознойповести XVII векаПрежде чем обратиться непосредственно к вопросу о смене способовизображения женского персонажа в агиографической литературе XVII века, стоитотметить повлиявшие на этот процесс новые черты жанра агиографическойповести, главная из которых – изменение образа автора.В отличие от книжника XV–XVI веков, который демонстративно отрекаетсяот «эллинской риторики», традиционно полагаясь на божественную помощь(«ничто же прилагая онѣх древних еллинскых философ повѣстей, но по житиюдостовѣрныа похвалы» [ПЛДР; XIV–XV; 222], «яз селской человѣкъ, училсябуквам, а еллинскых борзостей не текох, а риторских астроном не читах, ни смудрыми философы в бесѣдѣ не бывал; учюся книгам благодатнаго Закона, ащебы мощно моя грешная душа очистити от грѣх» [ПЛДР; конец XV – перв.
пол.XVI в.; 442]), неизвестный автор «Повести о Марфе и Марии» XVII века,напротив, ориентируется на «витийския беседы»: «Сице убо понуждают моенедостоинство, не ведуща ни десна, ниже шуя, …груба суща и витийския беседыничтожесведуща»[ПЛДР;XVII(1);106].Изменившийся«зачин»агиографической повести иллюстрирует процесс постепенного перехода авторовк иному эстетическому видению творческого процесса. Как пишет С.С.Аверинцев, «возможность секуляризовать понятие божественного вдохновения ипревратить его в простую оценочную метафору для хвалебного описаниятворчества, порождающего “произведение” – важная победа аксиологии,ориентированной на “произведение”»184.Отметимноваторскуюреалистическуюдеталь,вкрадшуюсявтрадиционный эпизод самоуничижительного введения «Повести о Марфе иМарии»: «Токмо греху присно прилежаща, еще же и мирскими всячески суетамиоплетшася» [Там же; 106], – восклицает автор, предвещая акцент на бытовом,184Аверинцев С.С. Категория произведения в риторическую эпоху // Теория литературы.
В. 4 т. Т II. М.: ИМЛИРАН, 2011. С. 13.95мирском, «сниженном» материале произведения. Л.В. Левшун пишет обизменении образа автора в словесности XVII века: «Вместо искушенного в чтениидушеполезных творений книжника в культуре XVII века распространился типлитератора-интеллектуала – блещущего ученостью и эрудицией писателяпрофессионала,длякоторогословесноетворчествосталоспособомсамовыражения и формой заработка»185.Автор «Повести о Марфе и Марии» во введении формулирует отношение кписательскому труду. Он замечает, что намеревается писать историю о чудесномпроисхождении святыни, украшая ее возможными способами, дабы она былаугодна Богу и приятна людям: «Повесть сию о чюдотворнемъ кресте Господнеблагохитростне преписати, аки некую златотканую пленницу словесне украсити,елико возможно, Богу ему поспешествующу» [ПЛДР; XVII (1); 105]. Писательобращает взгляд на стилистическую сферу, он уже не удовлетворяетсяназидательным смыслом писания и видит свою задачу в «украшении» сказания.На данном этапе книжник мотивирует интерес к стилистике произведенияслужением Богу, но вскоре этот интерес будет обусловлен стремлением сделатьчтение более увлекательным и занимательным – «текст перестал мыслиться какбогооткровенный и душеспасительный, но стал восприниматься как источникчувственногоземногонаслажденияиудовольствия»186.Примечательноэстетическое убеждение автора в том, что его внимание к внешнему оформлениюповести будет богоугодно, которое говорит об осмыслении, «оправдании»акцента на форме произведения.Существенно, что книжник называет «Сказание о явлении чюдотворнагокреста Господня» «беседой».
В этом именовании несомненно присутствуетснижение авторского пафоса: событие воспринимается скорее как легендарное,чем священное богооткровение: «Тако и мы <…> нечто о явлении чюдотворнаготого креста хощем побеседовати» [Там же; 106]. Повествование о сакральномпредмете (сотворении святыни посредством богооткровения) ведется легко,185Левшун Л.В.
История восточнославянского книжного слова XI–XVII вв. Минск: Экономпресс, 2001. С. 309.Там же. С. 310.18696невесомо. Место страха Божия, священного ужаса при столкновении сосверхъестественным занимают бытовые детали, земные ссоры. «Повесть», целькоторой описать происхождение святыни, чудотворного Креста, благодаряособому вниманию автора к персонажам превращается скорее в рассказ о«психологии человеческих взаимоотношений»187. Очевидно изменение предметапознания: познается уже не сверхчеловеческое, а человеческое. Об изменениижитийного жанра в XVII веке писала В.П.
Адрианова-Перетц: «Аналогичныйпроцесс переосмысления старых литературных жанров происходит и тогда, когдана почве старых житий, посмертных чудес и летописных сказаний вырастаетновая манера историко-бытовой повести, манера, независимая от переводнойзападной повести»188.Таким образом, в отношении автора к писательскому труду, в перипетияхсюжета, бытовых подробностях, лирических отступлениях данной повестипросматриваются результаты процесса обмирщения сознания, постепенной сменысредневекового синкретического метода познания-отражения на художественнорационалистическийметодвпределахсамогокодифицированного,агиографического жанра XVII века. Как писал Д.С. Лихачев, «однако и в…житийный жанр все больше вторгаются в XVII в. те новые явления, которыесопутствовали в литературе открытию характера: интерес к рядовому человеку, кбыту, к конкретной исторической обстановке»189.
Трансформации жанра жития вXVII веке посвящено немало исследований190. Обратимся к новым элементам визображении женского персонажа религиозной повести, которые являютсяследствием этой трансформации.187Дмитриева Р.П. Повесть о Марфе и Марии // Памятники литературы Древней Руси XVII век. Книга первая. М.:Художественная литература, 1988. С. 616.188Адрианова-Перетц В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII в. М.; Л.: ИздательствоАкадемии наук СССР.
ТОДРЛ, 1937. С.4.189Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 104.190Русская агиография. Исследования. Материалы. Публикации. В 2 т. Т. 2 / Руди Т.Р., Семячко С.А. СПб.:Пушкинский Дом, 2011. 639 с.; Солоненко Л.В. Поэтика древнерусских женских житий: дисс. … канд. филол. наук.Владивосток, 2006. 176 с.; Руди Т.Р.
Праведные жены Древней Руси // Русская литература. 2001. № 3. СПб.: Наука.С. 84–92; Руди Т.Р. Средневековая агиографическая топика (принцип imitation и проблемы типологии) //Литература, культура и фольклор славянских народов: XIII международ. съезд славистов. Любляна, 2003: докладыроссийской делегации. М., 2002. С. 40–55.97В агиографической литературе XV века мы наблюдали исключительновторостепенные и эпизодические женские персонажи, вводимые в повествованиес целью дополнения образа святого (таковы схематично обрисованные княгиниМария, Евфросинья, Агриппина). Характеристика этих идеальных жен состоялаиз общих эпитетов «благочестива», «милостива», сообщения о том, что женщинысостоят в богоугодном браке, и редких этикетных слов самих жен, которые неявлялись речевой характеристикой.В XVI веке благодаря масштабной церковно-литературной деятельностимакарьевского кружка появляется целый ряд женских житий, в которых героиниуже индивидуализированы, однако изображению их присуща общая героизация(что соответствует аллегорическому способу изображения женского персонажаXVI века: при общей идее различное образное воплощение).
Иулиания Вяземская,Феврония Муромская, Евфросинья Полоцкая, княгиня Ольга поражают читателясилой духа и характера, неординарными способностями, возвышенной душой,стойкостью и мудростью. Героини, безусловно, превосходят окружающих ихлюдей, в том числе мужчин, высотой своего духовного подвига. Древнерусскиеавторы, выделяя женщине центральное место в произведении словесности,стремятся к изображению «пафоса богатого и цельного духа»191.В противовес смелым, мужественным героиням житий XVI века (которыеименно этими качествами «добивались» главной роли в произведении),персонажи религиозных повестей XVII века Ульяния Осорьина, сестры Марфа иМария более тихие и земные.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
