Диссертация (1173455), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 182–192.69носимаго въ утробѣ моей спаси и съхрани! Ты бо еси храняй младенца Господь, иволя твоа да будет, Господи! И буди имя твое благословено въ вѣкы вѣком.Аминь» [ПЛДР; XIV – середина XV в.; 266–268].
Этот топос (наличие короткоймолитвы, произносимой женщиной) неизменно встречается в аллегорическомизображении положительного женского персонажа, тогда как при схематичномописании автор лишь сообщает о благодарении женщиной или супружескойпарой Бога: «Петръ Дмитриевич… тако и съ княгинею своею благодарение велиеБогу исповѣдаше» [БЛДР; т.
7; 180–182].К эмоционально-экспрессивному стилю Д.С. Лихачев относит такжепроизведения, посвященные Куликовской битве: «Задонщину», «Летописнуюповесть о Куликовской битве»141. Эпизоды женских причитаний во многомнаследуют плачу Ярославны из «Слова о полку Игореве»: «И воспѣли бяшептицы жалостные пѣсни – всплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводскиежены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша у Москвыграда на забралах, а ркучи тако: “Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси тыкаменные горы и течеши в землю Половецкую.
Прилѣлѣй моего господинаМикулу Васильевича ко мнѣ!”. А Тимофѣева жена Волуевича Федосья такоже плакашеся, а ркучи тако: “Се уже веселие мое пониче во славном градеМоскве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животѣ!”» [БЛДР; т.6; 112].Характеристика женских персонажей, данная Д.С. Лихачевым в книге«Человек в литературе Древней Руси», принадлежит стилю монументальногоисторизма: «Смерть в бою с врагами она воспринимает как должное и оплакиваетсвоих сыновей, мужей или отцов без тени упрека, без следа недовольства, каквоинов и патриотов, выполнивших свой долг, не ужасаясь и не осуждая ихповедения, а с тихой ласкою и с похвалой их мужеству, их доблести».142 Однакоиступленная эмоциональность матерей «Летописной повести о Куликовскойбитве», противоположная вышеприведенному в цитате способу реагирования,141Лихачев Д.С.
Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. 178 с.Там же. С. 70.14270свидетельствует о новом решении книжником сходной сюжетной ситуации. «Ислышано бысть, сиирѣчь высокых, Рахиль же есть, рыдание крѣпко, плачющесячяд своих и с великимь рыданием и въздыханиемь не хотяше ся утѣшити, занепошли с великымь княземь за всю землю русскую на остраа копья! Да кто уже неплачется женъ онѣх рыдания и горкаго их плачя, зряще, убо ихъ каяждо к себѣглаголаше: “Увы мнѣ! Убога нашя чада, уне бы намъ было, аще бы ся есте неродили, да сиа злострастныа и горкыа печали вашего убийства не подъяли быхом!Почто быхомъ повинни пагубѣ вашей!”» [ПЛДР; XIV – сер.
XV в.; 118]. Речьматерей исполнена горьких чувств, они забывают о долге перед Родиной, чести,подвиге своих детей. Вопреки христианскому убеждению о высшей участипогибшего в праведном бою воина, матери охвачены неистовым горем, скорбныечувства переполняют их, заглушая голос разума.Значима аллюзия к образу Рахили, жены Иакова (Быт. 26).
Рахиль,покровительницародаИзраилева,ветхозаветныйсимволжертвенногоматеринства, в пророчестве Иеремии с болью и трагизмом оплакивает далекихпотомков: «Голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет одетях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет» (Иер. 31:15). На плачРахили Бог отвечает добрым обетом: «Так говорит Господь: удержи голос твой отрыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, ивозвратятся они из земли неприятельской.
И есть надежда для будущности твоей,говорит Господь, и возвратятся сыновья твои в пределы свои» (Иер. 31:16–17).Реминисценцией к плачу Рахили книжник неявно отвечает русским женамплакальщицам надеждой на помощь Бога, на добрый исход битвы, навозвращение сынов-воинов, на обретение свободы русским народом. Однаковозвращение сынов «в пределы свои» может быть также интерпретировано какблагая смерть в бою, возвращение в чертоги небесного Отца: «Приидите ко Мневси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мат.
11:28).Таковыженскиеобразывэмоционально-экспрессивномстиледревнерусской литературы. Они также идеологически разделены на жен добрых излых, также олицетворяют добродетель и порок. Однако описание персонажей71становится витиеватым, изощренно метафоричным, образным и масштабным пообъему (в сравнении со схематичной характеристикой женских персонажей,представленной не более как двумя трафаретными словосочетаниями). При этомзарождение аллегоризма сосущестует со схематическим способом изображенияженского образа и на данном этапе обусловлено общей стилистическойвозвышенностью и риторичностью произведений эмоционально-экспрессивногостиля древнерусской литературы.2.3.
Аллегорическое изображение женщины в житийной литературеXVI века. Эволюционное движение от второстепенного персонажа к главнойгероинеРассмотренные выше женские персонажи XV века были эпизодическими ивторостепенными.Вхудожественномпространствеимпринадлежала«служебная» функция, которая, как правило, состояла в освещении лиц первогоплана или пассивном влиянии на сюжет (персонаж мог персонифицироватьобстоятельства: представлять испытание героя или, напротив, быть егопомощником). Таким образом, ни в учительной, ни в беллетристическойлитературе XV века не встречается произведения, где женщина была бы главнойгероиней. Под «героем» мы понимаем «главное действующее лицо, “носителяосновного события” (М.М. Бахтин) в литературном произведении, а такжезначимой для автора-творца точки зрения на действительность, на самого себя идругих персонажей»143.Словесность XVI века с масштабной церковно-литературной деятельностьюпредставляет несколько произведений с центральным женским персонажем,главной героиней: «Житие… преподобной Евфросинии, игумении СпасаВседержителя в граде Полоцке», «Сказание о княгине Ольге» из «Степеннойкниги царского родословия», «Повесть об Иулиании Вяземской» третьей143Теория литературы.
Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа,С.Н. Бройтман. В 2 т. Т. 1. М.: Академия, 2014. С. 249.72редакции144, «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Лишь «Повесть о царицеДинаре» выходит из ряда сочинений агиографического жанра. Но образ царицыблизок женским персонажам агиографической литературы, поскольку онинтерпретируется книжником как идеал благословленной Богом, священной,праведной власти.Невозможно отрицать, что жанр повести в XVII веке совершает поворот внаправлении развития древнерусской словесности145, который приводит к иномуизображению женского персонажа (художественному образу), к появлениюиндивидуального характера. Однако нам представляется, что житийный жанроказывает ведущее влияние на постепенное развитие женского персонажа изслужебного действующего лица в главного героя произведения. Таким образом,как бы парадоксально это ни казалось, женский характер начинает своеформирование в лоне наиболее кодифицированного житийного жанра.В реалиях Древней Руси удостоиться упоминания в литературномпроизведении могла лишь женщина высокого авторитета, а он, в свою очередь,был достижим для нее исключительно в области религии.
Героиня «Жития…преподобной Евфросинии, игумении Спаса-Вседержителя в граде Полоцке»рассуждает о том, что славу на земле и на небе женщина может обрести, лишьследуя за Христом: «Но что успѣша преже нас бывшеи родове наши? Иженишася, и посагаша, и княжиша, но – не вѣчно. Житие их мимо тече, и слава ихпогибе… А иже прежнии жены, вземше мужскую крѣпость поидоша во слѣджениха своего Христа, …то тии сут памятнии на земли и имена их написана нанебесех» [БЛДР; 12; 416].Действительно, в отличие от светских женщин святые жены, как в жизни,так и в литературе, почитались ничуть не меньше святых мужей.
Роль житийногожанра в формировании женского характера недооценивается исследователями,144Скрипиль М.О. Литературная история «Повести о Иулиании Вяземской» // Труды Отдела древнерусскойлитературы Института русской литературы (Пушкинского Дома). Т.
IV. М.; Л., 1940. С. 159–175.145О повести XVII века см., в частности: Сперанский М.Н. Эволюция русской повести в XVII веке // Труды Отделадревнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома). Т. I. М.; Л.: ИздательствоАкадемии наук СССР, 1940. С. 137–170; Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетногоповествования в древнерусской литературе / Отв. ред. Я.С. Лурье. Л.: Наука, 1970. С. 386.73уделяющими основное внимание каноническим элементам жанра и их влияниюна схематизацию и типизацию женского образа146. Однако до XVII века лишь вагиографииженскийперсонажмогразвиватьсябезограничениявхудожественном времени и пространстве.
Как пишет Ф.И. Буслаев, «религиозныеидеалы древней Ольги, Евфросинии Суздальской, Февронии Муромской даютнам право думать, что в Древней Руси женщина не настолько была унижена,чтобы не могла почитаться достойною сияния святости»147.Итак, каковы же те женские героини, которые были удостоеныцентрального места в литературных произведениях XVI века? Это сильныеличности, обладающие качествами, не присущими смиренным эпизодическимперсонажам литературы XV века, – они необыкновенно мужественны, стойки,мудры и рассудительны.Интересен тот факт, что книжники-монахи XVI века, изображаядостоинство женского персонажа, видят его источник в мужских, как импредставляется, качествах: «дѣвица бѣ сия блаженная Олга, велми юна сущи,доброзрачна же и мужественна [ПЛДР; сер. XVI в.; 248], «и едва плачюпреставшу, по малу нача укреплятися, и женскую немощь забывши и мужескимсмыслом обложися» [ПЛДР; сер.
XVI в.; 252], «она же, предобрая, мужелюбица,мужески сопротивляшеся» [ТОДРЛ; т. 4; 173], «доброумнаго юношскагоцѣломудрия блаженныя Ольги» [ПЛДР; сер. XVI в.; 252]. «Мужественность»женщин чрезвычайно привлекательна для героев мужского пола (Иулиания,Ольга, Феврония вынуждены стойко охранять свою честь от посягательствмужчин), и это не смущает авторов, еще не открывшихочарованиеженственности и силу личности.Однако, что именно книжники XVI века понимают под «мужескимсмыслом». Автор «Жития Евфросинии игумении в граде Полоцке» превозносит146Русская агиография: Исследования.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
