диссертация (1169479), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Телесность как феномен есть неразделенностьвнутреннего и внешнего. Феноменологическое тело – некий третий род бытиямежду «чистым субъектом» и объектом. Тело не только материальная, физическая«оболочка», но и субъект воспринимающий, оно «проектирует вокруг себя миркультуры»278.Человеческое существование во многом обусловлено биологией, но ибиология зависит от существования, специфического ритма человеческого бытия.Тело – обязательное условие существования, важнейший фактор познания, но неабсолютный гарант способа существования279.
Чем больше мы преодолеваем тело(чем меньше мы физическое тело), тем больше мы можем открыть для себяподлинный мир. Понятое таким образом стремление к трансценденции,преодолевающее биологическую ограниченность, порождает культуру.276Соколова Л.Ю. Феноменологическая концепция М. Мерло-Понти / Л.Ю. Соколова // История философии,культура и мировоззрение. К 60-летию профессора А.С.
Колесникова. – СПб: Санкт-Петербургское философскоеобщество, 2000. – С. 164-170.277История философии. Вып. 1. – М.: ИФ РАН, 1997. – 206 с. – С.62278Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / М. Мерло-Понти; пер. с фр. под ред. И.С. Вдовиной, С.Л.Фокина. – СПб.: Ювента; Наука, 1999. – 603 с. – С.145.279Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. С.247.99Вместе с тем, тело связывает «своё» и «чужое». Реакция индивида на«свою» жизненную ситуацию, сообщение «своего» опыта «другому», передачасмысла и изменение смыслов «другого» (в том числе самовыражение черезискусство, творчество, где тело – «воплощенное сознание», а мысль художника вовзгляде, видении, в руке, а не только в уме) есть образование единого,совместного бытия: «Воспринимаемые вещи действительно могут существовать,если я пойму, что они воспринимаются и другими»280.
Социальность, по МерлоПонти, – это «межтелесность», взаимопроникновение «чужой» и «собственной»телеснойреальностимежтелесностиболееприусловииглубокоисохранениясодержательноидентичности.Благодаряраскрываются процессывзаимодействия отдельных личностей (и взаимодействие через музыкальноисполнительское искусство в том числе).Различая себя и другого, субъект в некоторой мере отдаляется от своейсущности, происходит как бы рождение нового себя (восприятие себя каклишенного идентичности). В то же время, перцептивное пространство телавключает в себя и другого, они взаимосвязаны, включают друг друга.
Что, поМерло-Понти, есть интерсубъективные отношения, «междумирье». При этом телопрактически и когнитивно обращено к себе («чувственная рефлексия»),происходит как бы «самоудвоение» телесности. Думается, что именно здеськоренитсявозможностьсуществованияпианизмакакспецифическойинтерсубъективной деятельности, связанной со смыслополаганием в доступнойчувственности телесно-духовной форме.Понятие телесность фокусирует достижения не только феноменологии, нотакже герменевтики, постмодернизма и других философских направлений,осмысливших специфику соединения «ума и чувств» в необъективированнойсфере целостного «синтеза горизонтов» (М. Мерло-Понти), и вместе с темрепрезентирующей через «объективацию» (например, исполнительскую) своипереживания, делая их сообщаемыми.
Однако, поскольку телесность всегда стоитна почве конкретной культуры, можно предположить, что философским280Мерло-Понти М. В защиту философии. (Французская философия ХХ века). С. 152.100обоснованием феномена пианизма выступает сфокусированная в личных ивместестеморганическинациональныхпроявленияхтелесность,феноменологически раскрывающая свойство гениального (как понимает егонемецкийромантизм,сформулировавшийсамопонятиегениальностиприменительно к творческой личности281) – то есть собранного в себе и вместе стем свободного, – единства ума и чувств, характерного для конкретнойсоциокультурной общности.
Географические, климатические, исторические ииные условия в данном случае окажутся «касательными», не захватывающимисодержания данного способа выражения чувств и мыслей. При этом они не уйдутполностью из поля внимания, оставаясь «закадровым голосом», выводящим несамую существенную партию и вместе с тем настойчиво заставляющимприслушаться к себе.Для русского пианизма следствием такого понимания следует считатьвписанность телесности в жизненный мир, но не как его части, и не как«внутреннего элемента», такую реальность конструирующего.
Скорее, русскаяпианистическаятелесностьвыступаеткакособыйэкзистенциально-феноменологический опыт переживания единства человека с «музыкальнойстихией мира», – и не противостоящая ей, и не растворяющаяся в ней.Как уже говорилось, пианизм присутствует в исполнительской ипедагогическойкультуреблагодарятемсоответствовать его высоким критериям.личностям,которыесумелиКроме того, исполнительскаятрадиция выражает уникальный стиль национального гения как историческисложившейся культурной общности, что сказывается на её репрезентации вмиреиплодотворностимежнациональныхконтактов.Философскиеассоциации с немецким романтизмом в данном случае уместны – настолько,насколько рассмотрение вопроса о национальном гении у Ф. Гельдерлина,Новалиса, Ф.
Шеллинга, а затем у Ф. Ницше можно считать продолжением темынациональной культуры, обсуждение которой было положено в своё время281Гельдерлин Ф. Гиперион. Стихи. Письма. – М.: Наука, 1988. – 718 с.101В. Гумбольтом282, – а не апологетикой военной составляющей национальногодуха в идеологически ангажированных прочтениях тех же авторов эпохи модернаи политической реальности «немецкого духа» в период между двумя мировымивойнами.Национальные черты в культурно детерминированной интерпретациипроизведений бесценны именно своей уникальностью, не противостоящей другимуникальностям: «…Признавая всецело привилегию универсальности, которойдолжны пользоваться шедевры искусства,… каждая страна, каждый народ,каждая раса чтит их инстинктивно по-своему»283.
Межнациональный диалог,таким образом, выстраивается в данной области через попытки пониманиямузыкального текста другой культуры, его раскрытия, осмысления с позицийсвоего национального понимания. Национальное становится мировым, сохранивпри этом свою специфику и благодаря этой специфике раскрывает потенциалнационально-культурных оснований.Интересно, что в среде профессионалов само понятие «русской школыпианизма» имеет дальнейшее «региональное» деление.
Речь идет о московской(А. Гольденвейзер, К. Игумнов, Г. Нейгауз, Л. Оборин, С. Фейнберг и др.) ипетербургской / ленинградскойА. Рубинштейнпедагогические,идр.)ишколах(А. Есипова,Т. Лешетицкий,пианистическогоисполнительскиепринципымастерства.этихЛ. НиколаевОднаковетвейирусскойисполнительской школы в своих воззрениях на звучание рояля имеют бесспорныеточки соприкосновения. Это как раз и есть признание содержательно-смысловойстороны исполнительства (интонация выступает носителем смысла), сопряженной282Гёльдерлин Ф.Гиперион. Стихи. Письма. 718 с. – Ср.: Бибихин В.В.
Грамматика поэзии. – СПб.: ИзательствоИвана Лимбаха, 2009. – 592 с. – С. 5-13; Вольский А.Л. Антропология гения у Ф. Ницше и Т. Манна / А.Л.Вольский // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 17. Выпуск 1.– 2015. – С. 110-116; Вольский А.Л.Ф. Гёльдерлин и создание европейского мифа / А.Л.
Вольский // Вопросы философии. – 2016. – № 6. – С. 77-86;Мисюров Н.Н. Ментальные аспекты немецкого романтизма / Н.Н. Мисюров // Вестник ОмГУ. – 2009. – №1. –С.139-142; Омельяненко М.В. Искусство раннего немецкого романтизма и европейское художественное наследиеXV-XVII веков: дис. … канд. искусствоведения: 17.00.04 / Омельяненко Мария Валерьевна; науч. рук. В.И.Раздольская; СПб гос. академ.
ин-т живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. – СПб., 2006. – 245 с.283Лонг М. Французская школа фортепиано / М. Лонг // Выдающиеся пианисты-педагоги о фортепианномискусстве. – М.-Л.: Музыка, 1966. – 315 с. – С.209.102с эмоционально-эстетическим выражением музыкальной мысли, определяющейпо отношению к технике и психологии.В тоже время, «географическая» принадлежность (Москва / Петербург)имеет, конечно, своё «рамочное» значение. Пианист Л. Оборин, говоря о своёмучителе К. Игумнове, подчёркивает: «На моей памяти сейчас очень немногопианистов, чуть ли не единицы, которые были так прочно, органично инеразрывно связаны с русской национальной традицией в искусстве, как Игумнов.Причем в первую очередь я бы говорил тут о московской художественнойтрадиции.
…Хочу сказать, что именно Москва формировала художественныйоблик Игумнова; её литературный мир, … , её вернисажи, театры, особенноМалый (ермоловской поры) и МХАТ (времен Станиславского, Книппер-Чеховой,Качалова, Москвина, Леонидова), которые он прямо-таки обожал. На мой взгляд,очень многое в искусстве Игумнова-пианиста – от той среды московскойхудожественной интеллигенции, которая его окружала, от той творческойатмосферы, в которой он рос и воспитывался.
Вспомните его игру – сколько же вней было простоты, естественности и правдивости выражения, сколько глубины ив то же время благородной скромности, целомудренной сдержанности в чувствах.Стояло за всем этим что-то особое, неповторимое, я бы сказал – исконимосковское… .»284.Отметим, что феномен пианизма на этапе становления профессиональногомузыкального образования в России и далее в период его расцвета (советскоевремя) в данной работе будет рассмотрен именно с точки зрения развитиятрадиций московской школы. Традиций, которые, разумеется, не ограничиваютсялишь функциями художественной школы локального значения; но, как всякоеподлинное искусство, органически пропитывают отечественную и мировуюмузыкальную культуру, аккумулируя и транслируя самобытные способывыражения ценностей и смыслов.Высочайшиедостижениямосковскойпианистическойшколынанациональном и мировом уровне подтверждаются её плотной интеграцией в284Соколов М.Г.
Л.Н. Оборин. Статьи. Воспоминания. – М.: Музыка, 1977. – 222 с. – С. 63-64.103международный концертный и образовательный контекст. В наши дни традицииМосковской консерватории принадлежат к «живым памятникам» русской имировой культуры, продолжающим активную творческую деятельность285.Масштаб значения русской фортепианной школы (и московской её линии)поистине велик. Это – выдающиеся музыканты, исполнители и педагоги, средикоторыхярчайшиеимена,такиекакС. Рахманинов,А. Скрябин,А.