диссертация (1169293), страница 24
Текст из файла (страница 24)
14].Подобное поведение свойственно и другим персонажам романа, создаетсявпечатление эскизности, как будто бы опубликованный в печати текст еще тольконабросок, в котором отражены только некоторые черты личности, но не дана ееполнаяхарактеристика.Особенноэтокасаетсяописаниядеятельностичиновников, которые, заключив договорной компромисс с государством,становятся частью его бюрократической машины. Их «свойства» – это типичныесвойства приспособившихся к существующей жизненной ситуации людей,сознательно отграничивших себя от проблем и явлений, не вписывающихся в этужизненную ситуацию. Они похожи на статистов в театральной пьесе. Этоотмечает и Н.
С. Павлова в своем предисловии к русскому переводу романа:«Много раз в романе проходит тема театра (в австрийской литературе XX в. этабарочная метафора занимает и А. Шницлера, Г. фон Гофмансталя, Э. фонХорвата). Ночные улицы Вены кажутся Ульриху декорациями. Вся жизнь вавстрийской столице предстает перед ним как игра. Но уподобление театрузахватывает и сферы более глубокие.За живыми характерами постепенноулавливается нечто искусственное: жесткие контуры внутренне несвободнойличности. Каждый действует не по потребностям души, а согласно той роли,которая была принята под воздействием сложившихся обстоятельств» [174].115Концепт компромисс с собой и окружающим миром передается в таких понятиях,как патриотизм / Patriotismus и профессионализм / Berufsmäßigkeit и гибкость /Verwandlungsfähigkeit. Так габсбургский патриотизм не мешает героям торговатьи вести деловые отношения с политическими противниками империи.
Очевиднуюбессмысленностьзатеис«параллельнойакцией»организаторыакциикомпенсируют добросовестным присутствием на своих «рабочих» местах и, хотяи не всегда искренней, «активностью» на диспутах и собраниях. Ульриху слегкостью даются как имитация патриотизма, так и имитация профессионализма.С ним легко общаться, он больше слушает, чем говорит, и мало спорит. Егокомпромисс с самим собой базируется не на каких-то застывших жизненныхвзглядах, а, наоборот, на необычайной их изменчивости в зависимости отситуации.
Он активно участвует в создании организационного комитета,производя впечатление человека, который знает, что он делает, но, на самом деле,не представляет толком, что же нужно делать. «Нет ничего устойчивого» (Nichtsist für ihn fest), – говорит он, «Все способно к изменениям…» (Alles istverwandlungsfähig…) [122, Bd. 1, с. 81]. Себя он называет «человекомфункционального понимания» жизни (Ein Mann des funktionalen Verstehens) [Musil1975, Bd. 2: 81].
Никаких жизненных устоев нет, – одни компромиссы. «Это былаего теория, что моральные ценности являются не абсолютными величинами, апросто функциональными понятиями» (Das war seine Theorie, dass die moralischenWerte nicht absolute Größen, sondern Funktionsbegriffe seien [122, Bd.
2, с. 108]. Ипоэтому к моральным ценностям он тоже относился «гибко», о чем говоритинцест с родной сестрой Агатой. Оправдывая их отношения, он много рассуждаето смысле и сущности любви, начиная с мыслей о том, что он не в состояниилюбить самого себя: «Ich liebe mich nicht selbst» [122, Bd. 3, с. 159]. Скоро вдневнике делается следующая запись: «Мужчина может любить свою собаку исвою жену. Ребенок может испытывать к собаке более нежные чувства, чеммужчина к своей жене.
Кто-то любит свою профессию, кто-то – политику.Вероятно, что больше всего мы любим какие-то общие обстоятельства; я имею ввиду – если мы воспринимаем их без ненависти – непостижимое и невидимое116обычному взору взаимодействие обстоятельств, которое я назвал бы чувствомконюшни: мы радуемся жизни в своем доме, как лошадь в своей конюшне» (EinMann vermag seinen Hund und seine Frau zu lieben. Ein Kind kann einen Hundzärtlicher lieben als ein Mann seine Frau.
Jemand liebt seinen Beruf, ein anderer diePolitik. Am meisten lieben wir wohl allgemeine Zustände; ich meine – wenn wir sienicht gerade hassen – jenes undurchschaubare Zusammenwirken von ihnen, das ich dasStallgefühl nennen mag: wir sind erfreut in unserem Leben zu Hause wie ein Pferd inseinem Stall) [122, Bd. 3, с.
255–256]. Но его мысль бежит дальше, и он приходит квыводу, что «может быть, вообще можно любить только Бога ли этот мир. Вовсяком случае, не обязательно любить человека» (vielleicht kann man überhaupt nurGott oder die Welt lieben. Jedenfalls ist es nicht nötig, dass man einen Menschen liebt)[122, Bd. 2, с. 354]. Все эти рассуждения ведут только к тому, что он сходится сосвоей сестрой, то есть он как бы оправдывает это. Бог – это любовь, то естьлюбовь – это что-то божественное.Как отмечает Д.
Затонский, «Ульрих не только не носит масок, но и неменяется. По крайней мере, в том же смысле, в каком меняются прочие люди.Ведь изменчивость – это его внутренняя константа, его нерушимая «догма»,единственное его «свойство». Но это и его исследовательская «методика». Икогда он с такой «методикой» приближается к Какании – государству,социальному организму, сообществу, где все нацелено на неподвижность, наконсервацию, на мифизацию собственной немощи, собственной пережиточности,возникает неповторимый сатирический эффект» [217]. И он приводит следующуюцитату из текста романа: «...Старый кайзер и король Какании был фигуроймифической. С тех пор-то о нем написано много книг, и теперь точно известно,что он сделал, чему помешал и чего не сделал, но тогда, в последнее десятилетиеего жизни и жизни Какании, у людей молодых, знакомых с состоянием наук иискусств, иногда возникало сомнение в том, что он вообще существует на свете.Число его вывешенных и выставленных повсюду портретов было почти столь жевелико, как число жителей его владений; в его день рождения съедалось ивыпивалось столько же, сколько в день рождения Спасителя...
но эта117популярность и слава была настолько сверхубедительна, что с верой в него делообстояло примерно так же, как со звездами, которые видны и через тысячи летпосле того, как перестали существовать» [122, Bd. 2, с. 615].Н. С. Павлова считает, что Р. Музиль «выразил больную для европейскогодуха XX в. проблему насущной необходимости и невозможности действия,выдвинув на сцену героя, не принимающего ни одной из наличных позиций.Текущая жизнь остается разъятой на множество “порядков” без одного порядка.Функционируют языки, непонятные друг другу.
Но в этой разъятости, по ееповерхности, в романе прочерчивается и обратное стремление – к соединению.Главный герой, столь очевидно связанный с отъединенностью, имеет отношениеи к обратному стремлению» [174].Для Музиля Ульрих с его гибкостью и компромиссами – образ наименьшегозла.
Но эта невозможность принять какую-то сторону и точку зрения, построитьчеткий обоснованный план действий и ведет героя в конечном итоге к мысли осамоубийстве. Роман не был закончен, поэтому читателю остается только гадать отом, как он мог бы закончиться. Следует отметить, что, «показывая духовныеблуждания своих героев, Р. Музиль держится по отношению к этому смятенномутовариществу скорее, как равноправный член, нежели как всеведущий судья; в ихсомнениях и исканиях он участвует полной мерой, их победы и поражения беретна себя» [45, с. 4].Творчество Роберта Музиля сложно рассматривать вне австрийскойнациональной культуры. Его герой Ульрих «чувствовал: … если их (людей)можно было бы заново научить думать, они бы по-другому жили» (Ulrich fühlte…wenn man sie (Menschen) neu denken lehren könnte, würden sie auch anders leben)[122, Bd.
1, с. 50]. И. Г. Гарин по-особому выделяет своеобразнуюпротиворечивость в восприятии действительности, колебание между видимостьюи реальностью, присущую австрийскому менталитету; свойственное для нациинамеренно сложное отношение к действительности; определенно разграниченноеощущение жизни, при помощи которого в Австрии в XIX в. научились избегатьконфликтных ситуаций, просто не видя их. Ульрих пытался в одиночку118противостоять целому миру, в котором теряется индивидуальность, растетбюрократия и милитаризм, но не смог ничего изменить. Музиль понималбезысходность такого существования, именно поэтому и автор, и главный геройвыбрали одиночество и бездействие. Роман «Человек без свойств», который авторписал почти четверть века, – это, прежде всего, нравственное мироощущение,философское толкование жизни, которое заставляет сомневаться в простоте ипричинностимира.«Связьвещей–толькоповерхностный,наивный,искусственный срез бытия, бесконечно упрощающий бесконечную сложностьсуществования» [29, с.
639].Итак, развитием концепта компромисс в романе Р. Музиля «Человек безсвойств»являютсяпонятияпатриотизм,гибкостьипрофессионализм,представленные в виде синонимов и перифраз.2.3.3. Функционирование концепта компромиссв современной австрийской прессеЧаще всего концепт компромисс встречается в современной австрийскойпрессе в значении нейтралитет, как правило, в статьях, посвященныхвзаимоотношениям Австрии и ЕС, а также в день Национального праздника(Nationalfeuertag) 26 октября. Каждый год накануне Дня республики появляютсятексты, рассказывающие о том, как важно и полезно для развития странырешиться в послевоенные годы на проведение политики нейтралитета.Обязательно хотя бы она газета напомнит о том, как просто было выбрать 26октября в качестве Национального дня республики.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
