диссертация (1169293), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Они могут разразитьсябурными аплодисментами при появлении на сцене старого императора Франца91Иосифа в оперетте «Гостиница “Белая лошадь”» (Im weißen Rössl), роль которогозаключается только в том, что он важно сидит в кресле и говорит несколько слов,даже не поет, а успех каждый раз один и тот же. И те же самые зрители будут 13лет третировать главного режиссера ведущего драматического театра республики– Бургтеатра – Клауса Паймана, немца, пытавшегося модернизироватьклассическую немецкоязычную сцену в Австрии. В интервью, которое он дал вдекабре 1998 г. журналу «Профиль», Пайман сравнивает австрийцев сдействующими лицами оперетты, которая длится многие годы. «Они потому такнеравнодушны к театру, что сами постоянно ощущают себя участниками пьесы»(Sie sind durch das Theater so stark verführbar, weil sie sich selber ständig alsMitspieler empfinden) [157, с.
94]. И этому находишь подтверждение, когдавстречаешь огромное количество людей, собирающихся в центре Зальцбурга,чтобы посмотреть спектакль или послушать музыку в живом исполнении.Следует отметить и особое отношение австрийцев к национальнымкостюмам. Как отмечает «Новый Венский журнал», в Австрии, пожалуй,единственной на Западе стране, еще до сих пор носят традиционныйнациональный костюм (Trachten). Более того, национальный костюм вчерашнегодня становится модой дня сегодняшнего.
Симпатичный Dirndl (длинное платье спышными рукавами и фартуком) или элегантный мужской пиджак серого цвета сзеленойотделкойявляютсясегодняпоказателямихорошеговкусаиподчеркивают индивидуальность. В самом деле, в мире бешеных скоростей иежедневныхстрессоводеждаTrachtenпроизводитумиротворяющий,успокаивающий эффект чего-то доброго и надежного, милого и уютного.Большую роль здесь играют дизайн, натуральность и высокое качествоматериалов, что сближает эту одежду с природой.Неразрывная связь с историей своей страны чувствуется в Австрии накаждом шагу, начиная с портретов императрицы Елизаветы – Сисси и заканчиваяконфетами «Моцарткугельн», которые до сих пор делают по рецепту XIX в.ручным способом.
Австрийцы шутят над своей «австрийской пунктуальностью»,склонностью к меланхолии и депрессии, которая прекрасно сочетается со стойким92жизнелюбием. Стоит только вспомнить, с каким удовольствием они поютнародную песню о милом Августине: «O du lieber Augustin, alles ist hin!» (О, моймилый Августин, все ты потерял!) или арию из оперетты: «Glücklich ist, wervergißt, was nicht mehr zu ändern ist!» (Как счастлив тот, кто забывает то, что уженельзя изменить!).
Об удивительном сочетании сибаритства и терпеливогоусердия писал в своей «Речи об Австрии» А. Вильдганс: «Нас австрийцевназывали эпикурейцами, намереваясь, вероятно, таким образом заклеймить наскак несерьезных, жаждущих наслаждения людей, для которых Бог – это простосвой парень и которые живут одним днем… Большинство же нашего народавсегда в движении, всегда в трудах и с очень скромными запросами. – Переводнаш – Л.
З.» (Man hat uns Österreicher ein Volk von Phäaken genannt und hat unsdamit zwar als liebenswürdige, aber zugleich auch als allzu unernste und genießerischeLeute abfertigen wollen, die Gott einen guten Mann sein lassen und spielerisch in denTag hineinleben….Der Großteil unseres Volkes aber war immer regsam, tätig und inseinen Genüssen bescheiden) [197, с. 73].Тема осознания прошлого особенно остро проявилась в австрийскойлитературе. Д. В. Затонский в статье «Эта гротескная Австрия», опубликованнойв № 8 журнала «Иностранная литература» за 1995 г., так писал об этом: «Немцыне любят разговоров об австрийской литературе. Иной лишь раздраженно пожметплечами, а иной и буркнет: какая, дескать, литература, если нет у нее ни своегоязыка, ни от прочих решительно отличающейся традиции? Оно вроде бы и верно:бранденбургский крестьянин вряд ли скорее договорится со шварцвальдскимземляком, чем с иностранцем из Нижней Австрии, а что до традиции, то неслучайно же в самом центре Вены друг в друга глядятся бронзовые Гете иШиллер?» Он достаточно осторожно касается проблемы существованияавстрийской литературы вообще, но задает вопрос: «Отчего же не стареют попреимуществу австрийцы?» – Франц Кафка, Роберт Музиль, Герман Брох, ЙозефРот, Элиас Канетти, Томас Бернхард? И отвечает на него цитатой из романаР.
Музиля «Человек без свойств»: «Эта гротескная Австрия… – не что иное, какнаиболее явственный пример новейшего мира» [162, с. 115]. Австрийские93писатели не видят трагедии в гибели империи, разочарование отрезвляет, и нужножить дальше, как сказал Герхард Фрич в своем стихотворении, «улыбаясь тем, ктохочет нас похоронить» (lächelnd über seine Bestatter) [190, с. 361].2.2.3. Концепт австрийский в романе Й. Рота «Марш Радецкого»Большинство ученых относят Йозефа Рота (Joseph Roth, 1894–1939) ктипичным австрийским писателям ХХ в., которые появились на свет и жили внемецкоязычной среде Австро-Венгрии, но находясь под влиянием иных языков икультур, а после распада в 1919 г.
«лоскутной» империи мигом потерялигражданство, родину и национальную принадлежность (к ним, кроме Й. Рота,можно отнести Ф. Кафку, М. Брода, Ф. Верфеля, М. Шпербера, Э. Канетти,Р. М. Рильке, Л. Перуца и др.). Чувство одиночества, ненужности, потерянностизаставило их с ностальгией вспоминать довоенное прошлое. Так, появился«габсбургский миф» периода правления Франца Иосифа. Одновременно с этимкардинально изменились взгляды на ход истории, видя кризис не только вгосударственных, «габсбургских», но и в человеческих ценностях.Мы полностью согласны с высокой оценкой творчества Й. Рота, даннойВ. Д.
Седельником в статье «Бегство без конца» («Вопросы литературы». 2003. №5). Ученый отмечает, что, в частности, в романе «Марш Радецкого», названном всоответствии с одноименным музыкальным произведением И. Штрауса-отца(1804–1845), явно чувствуется «желание автора спасти лицо старой, сошедшей систорической арены Австро-Венгрии» [180, с. 178]. На фоне событий 1830-х гг.тоска по старым добрым временам дала толчок к написанию романа о закатевеликой, но отслужившей свое и отброшенной с дороги истории на обочинуимперии, и, возможно, сохранить добрую память о ней для австрийцев и всегомира.
Приводя в пример несколько поколений одной семьи, автор указывает нанеизбежность заката Габсбургской монархии. «В начале повествования молодойлейтенант-словенец Йозеф Тротта в сражении при Сольферино (1859 г.), рискуясвоей жизнью, спасает жизнь молодому императору Францу Иосифу и в94благодарность за свой подвиг получает поместье и дворянское звание» [180, с.177]. Но «чудесным образом спасенный император все равно обречен намедленное угасание вместе со своей империей, равно как и новоиспеченныйдворянин Йозеф Тротта фон Зиполье, и художник не устает напоминать об этом,правда, без злорадства и чрезмерного социально-критического пафоса, присущегоего произведениям первого периода, а с элегической грустью, чуть приукрашиваядействительное положение вещей» [180, с. 181].
Как отмечает в своемдиссертационном исследовании А. Г. Кацура, Австро-Венгерская империя сприсущим ей космополитизмом всегда оставалась для Й. Рота мерилом «своего» и«чужого»: «Место (вернее, неуместность) человека в новом времени, потеряродного дома, безнадежное одиночество и отчаяние, бегство от окружающейдействительности и от себя, предчувствие близкого “заката Европы” и осознаниесобственного бессилия перед наступающей катастрофой – все эти проблемыволновали Й. Рота и, соответственно, созданных им персонажей» [200].Ощущение неразрывной духовной и ментальной связи с историей страны каккультурно обусловленной особенности австрийской самоидентичности особенночетко показано в романе.
Вымышленные герои романа стали для многихпоколений австрийцев воплощением лучших черт гражданина страны. Концептавстрийский (österreichisch) находит свое развитие в понятиях Австро-Венгерскаямонархия (k.u.k. Monarchie) / Eben nicht Ö. Отечество (Vaterland) / патриотизм(Patriotismus), язык, идиллия маленького городка (idyllisches Leben einer Kleinstadt)/ природа (Natur) / музыка (Musik), верность и честь (Treue und Ehre) / смерть(Tod). Семья Тротта мистическим образом связана с императором ФранцемИосифом, они даже внешне похожи на него, и они всегда приходят вовремя другдругу на помощь.