диссертация (1169293), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Образно говоря, австрийцы словом Servus могут нетолько приветствовать людей, но и смело встречать все события, хорошие иплохие [34, с. 34].В Австрии принято отвечать одной и той же репликой на приветствия:«Hallo!» – «Hallo!», «Grüß Gott!» – «Grüß Gott!». Однако иногда на стандартныеприветствия можно получить и нестандартную реакцию. Австрийское «GrüßGott!» дословно означает: «Бог да приветствует Вас / тебя».
90 % австрийцев –католики, но если они на ваше «Grüß Gott!» отвечают «Guten Tag!», то это должнозаставить Вас насторожиться, потому что так отвечают, как правило, атеисты илиВаш собеседник хочет подчеркнуть, что Вы – иностранец, чужой или, как ужеупоминалось выше, Tschusch, то есть «не наш человек».
Нестандартный ответможет быть и на обычное Grüß Gott! – «So hoch fahre ich nicht». Это означает, что«дословно «Grüß Gott!» может восприниматься как императив: «Привет Богу!»,поэтому ироничный ответ «Так высоко я не еду» – может понять только человек,хорошо знающий концепт австрийского приветствия» [158, с. 67].Тяга к самобичеванию часто отмечается самими австрийцами как загадкаместной души. После развала огромной империи в 1918 г. и провала попыткистать частью другой империи в 1945 г. в австрийском самосознании, естественно,остался некий «комплекс неполноценности», если так можно выразиться: памятьо былом величии сочетается с сознанием соучастия в нацистских преступлениях.Очень долго было принято считать Австрию первой жертвой нацистскойГермании.
И только в 1991 г. президент К. Вальдхайм извинился перед народом засвою фразу по поводу службы в вермахте о том, что он, якобы, только выполнял87свой долг, а федеральный канцлер Ф. Враницкий заявил в парламенте и о винеАвстрии в том, что сделали нацисты [157, с. 93].Наверное, неслучайно самые талантливые и известные австрийские писателиТ. Бернхард и Нобелевский лауреат 2004 г. Э. Елинек получили от австрийскихобывателей прозвище «осквернитель гнезда» – «Nestbeschmutzer», посколькуименновихпроизведенияхраскрываетсяраздвоенностьавстрийскогосамосознания – устойчивость социально-обывательских клише, с одной стороны,и ненависть к обывательщине и стремление разорвать эти путы – с другой.В 1988 г.
обывательское спокойствие было взорвано постановкой пьесыТ. Бернхарда «Площадь героев» [154] на ведущей немецкоязычной сцене – ввенском Бургтеатре. Его герой называет Австрию «бездуховной и бескультурнойклоакой», а австрийцев – «шестью с половиной миллионами дебилов». РежиссерК. Пайман поставил пьесу в год 50-летия «аншлюса» Австрии как напоминание опозорном прошлом и предостережение на будущее. Волна возмущения прошла повсем социальным слоям населения. Президент К. Вальдхайм назвал эту пьесу«грубым оскорблением австрийского народа» [224]. В ответ на преследованияписатель, умерший в следующем, 1989 г., добавил в свое завещание следующийпассаж: «Ничто из опубликованного мной при жизни и после смерти не должнобыть в соответствии с закрепленным законодательно действующим авторскимправомпоставлено,напечатаноилипростопрочитанонатерриторииавстрийского, или как бы оно ни называлось, государства» (Weder aus dem von mirselbst bei Lebzeiten veröffentlichten, noch aus dem nach meinem Tod gleich wo immernoch vorhandenen Nachlass darf auf die Dauer des gesetzlichen Urheberrechtsinnerhalb der Grenzen des österreichischen Staates, wie immer dieser Staat sichkennzeichnet, etwas in welcher Form immer von mir verfasstes Geschriebenesaufgeführt, gedruckt oder auch nur vorgetragen werden.
Перевод наш – Л.З.)[www.nachrichten.at]. Сейчас, когда после смерти Т. Бернхарда прошло уже 23года, его пьесы ставятся в театрах, а его творчество стало программным дляизучения в школах и вузах, однако отношение к нему осталось неоднозначным.Р. Менассе в своем эссе «Страна без свойств», названном так по ассоциации с88«Человеком без свойств» Р. Музиля, высказал мнение, что именно «Площадьгероев» стала тем произведением, которое показало, что в Австрии естьнациональная литература [121, с.
11].Такими же сложными являются взаимоотношения с государством и егообывателями у Э. Елинек. Она так же, как и в свое время Т. Бернхард, критикуетавстрийцев за благодушное отношение к национал-социалистскому прошлому исчитает, что они тоже несут ответственность за Холокост и остаются, несмотря набогатую культуру и историю, ограниченными обывателями, страдающимиксенофобией [231].
И так же, как и в случае с Бернхардом, австрийцы вынужденыс ней считаться, поскольку она – Нобелевский лауреат [231].Само становление понятия «австрийская литература» также выросло изпротивопоставления «своего» и «чужого». В немецком литературоведении речьобычно идет о так называемой «немецкоязычной литературе» [134]. По крайнеймере, в справочниках [110], а также в учебных пособиях по литературе немецкиеи австрийские авторы упоминаются вместе с позиций описания периода развитиялитературы и жанра, но безотносительно к стране, где они родились и творили[120].Такоголитературоведы.жемненияХотяпридерживаютсяследуетотметить,вчтоосновномиособенностироссийскиеавстрийскойлитературы закладывались уже в Средние века в творчестве таких известныхпоэтов «миннезингеров», как Вальтер фон дер Фогельвейде, Ульрих фонЛихтенштейн, Освальд фон Волькенштейн [27, с.
59].Профессор В. Шмидт-Денглер во введении в свои легендарные лекции поавстрийской литературе 1945–1990 гг., изданные под названием «Пунктирныелинии»(Bruchlinien),привелследующиеаргументы,обосновывающиеконсолидацию австрийской литературы в этот период.1. Австрийская история, начиная, по крайней мере, с 1806 г., отличается отистории Германии.
Например, годы: 1866, 1914, 1918, 1933, 1934, 1945 и 1955, –выполняли другую функцию для австрийской истории, и в том числе в историиавстрийского менталитета и литературы, чем те же годы в германской истории.Существование монархии Габсбургов, а также существование Первой и Второй89Республик – факт бесспорный, и эти политические образования бесспорно имелисвои последствия в литературе. Хотя эти факты имеют внелитературныйхарактер, но ведь литература описывается всегда в связи с условиямивозникновения и восприятия, поэтому и есть возможность отличить литературу вАвстрии от германской литературы.2.
Во всяком случае, история литературы почти или редко считалась с этимобстоятельством, потому что писалась в основном в Веймаре, Гамбурге,Лейпциге, Берлине, Франкфурте. Австрийские писатели зависят от германскогорынка, и часто случается так, что австрийский писатель принимается в Австриитолько после того, как его примет Германия.
Кроме того, есть еще один важныйаспект – языковой. Принято считать, что немецкий язык в Австрии малоотличается он языковой нормы в Германии, и это помогает во много разрасширять читательский потенциал без перевода на язык другой страны [134, с.16–17].В. Шмидт-Денглер отмечает, что австрийские писатели почти никак невписываются в рамки немецкого литературоведения: «Грильпарцер – ненастоящий классик, Раймунд – только частично романтик, Ленау – не настоящийпоэт периода между Венским конгрессом и Германской революцией в марте 1848г.
(Vormärzdichter), Штифтер – не реалист и т. д.» [134, с. 18]. В заключениеШмидт-Денглер подчеркивает, что, несмотря на то что австрийская литератураявляется немецкоязычной, социально-политические условия определяют ееособенности точно так же, как и особенности тех произведений, которые пишутавстрийские писатели на словенском и хорватском языках – языках национальныхменьшинств в Австрии. В конце своей «полемики с историями литературы»Шмидт-Денглер однако говорит, что вряд ли разумно при этом резкоотграничиватьавстрийскуюлитературуотлитературынемецкоязычногопространства, которое выходит за пределы только Германии и Австрии [134, с.15–19].Ю.
Коппенштанер уже в 1984 г. издал книгу «Österreich erzählt», впредисловии к которой он особо подчеркнул, что на Западе не знают, что вклад90австрийских писателей в немецкоязычную литературу велик и что такие«известные» немецкие писатели, как Й. Рот, Додерер, Кафка, И. Айхингер имногие другие, на самом деле являются австрийскими авторами [118, с. 7].Историко-культурный фактор связан с непреходящей любовью австрийцевк национальным традициям и особым ощущением причастности к истории своейстраны. Это выражается, в частности, в некоторой «театрализованности»культурно-социальной жизни и реализуется, например, в массовых гуляниях впарках, частных и деловых встречах в кафе и ресторанчиках «хойригер» [66, с.156]. Австрийские кафе – это особая форма мироощущения и способкоммуникации.Авторстатьипроавстрийскиеконцептывсборнике«Межкультурная коммуникация» В. Г.
Зусман очень тонко замечает, что,например, не случайно большинство венских кафе расположены в центре города.Он связывает это обстоятельство с тем, что здесь сконцентрированы театры иконцертные залы [66, с. 158]. У австрийцев действительно существуетмноголетняя традиция после посещения театра зайти в кафе и обменятьсявпечатлениями или просто посидеть за чашечкой кофе, посмотреть на публику итолько потом отправиться домой.Экспрессия и гротеск всегда были характерны не только для австрийской,немецкой, но и для русской литературы. Но нигде тема «превращения», начатаяКафкой, не была так детально проработана, настолько, что она сталавосприниматься как естественная часть жизни, одна из ее граней.
У ГербертаБергера есть пьеса, название которой «Kleider machen Leichen» [106, с. 6–22]является интерпретацией известной и у нас пословицы, и перевести ее можноприблизительнокак«Поодежке–…погребают».Геройэтойпьесы,переодевшись в одежду умершей хозяйки, чтобы получить за нее ее пенсию,затем настолько входит в роль, что действительно превращается в старуху иумирает.Пьесаоставляетубедительноевпечатлениедействительностипроисходящего. Австрийцы являются, с одной стороны, очень благодарными, а сдругой стороны, очень требовательными зрителями.