Диссертация (1168798), страница 6
Текст из файла (страница 6)
У нас был список, состоящий из30 названий. Мы просто не знали, как назвать альбом! (http://shania.net.ru/presscomeonover.php)»[Тамже].Подоныеавторскиерефлексивыможнорассматривать как средство самовыражения языковой личности имядателя.Таким образом, языковая рефлексия на рекламные имена отражаетсубъективные представления о том, каким должно быть название, а при анализезначительного количества рефлексивов позволяет судить о языковом вкусемассового адресата.30К проблемам языковой рефлексии в ономастике обращается такжеИ. С. Стаханова при исследовании школьных прозвищ. Рассматривая прозвищакак периферийный разряд антропонимического субполя, И. С.
Стахановаотмечает, что «процесс прозвищной номинации также представляет собойтриединство: мотивы именующего субъекта – наречение прозвищем – рефлексияименуемого субъекта, где все элементы взаимосвязаны между собой и одинакововажны» [Стаханова, 2011, с. 127]. Автором также выделяются два уровнявосприятия прозвища его носителем, отраженное в оценочных высказываниях:«первый – спонтанное эмоциональное восприятие, второй – целенаправленнаяинтерпретация – анализ прозвищного именования адресатом, стремление понятьмотивы именующего» [Там же].И.
С. Стаханова указывает на связь официального имени и прозвища,считая, что в основе подобных случаев лежит «вербальная аналогия» [Стаханова,2011, с. 99]. И иллюстрирует данную мысль следующими примерами: «<…личные имена и фамилии: Марчелло (Марк), Марго (Маргарита), Хельга (Ольга),Игнат (от фамилии Игнатьев), Филипп (Филипенко), Шифрин (от фамилииЕфимов), Жека (Анжелика), Людовик (Людмила)>» [Там же].Анализируя школьные прозвища как объект языковой рефлексии, авторпишет о том, что прозвище может быть основано на негативном или позитивномотношении к адресату: «С целью выразить положительное или негативноеотношениекучителю,школьникивыбираютсуффиксальныйспособобразования «заглазных» прозвищ. «У нас было два препода – Широков иБарабанов.
Мы их называли Ширинка и Барабашка :) Но это было по-доброму!Хорошие преподы были» [Стаханова, 2011, с. 100-101].По данным И. С. Стахановой, «в рефлексивах носителей прозвищ находитотражение целый градационный ряд эмоций – от эмоций со знаком плюс докрайне негативных» [Стаханова, 2011, с. 130].Автор рассматривает их впорядке градации от положительных к отрицательным: удовольствие, гордость,удивление, безразличие, неудовольствие, отчаяние, гнев.И.С.Стахановойиллюстрирующиенаиболеебыли31отобранысильныеэмоциипримерысвысказываний,положительнымилиотрицательным оценочным знаком. К примеру, данный рефлексив носителяпрозвища иллюстрирует удовольствие: «Как я люблю свое прозвище! Ну, Манькая, Манька...
Зато те, кто меня так называют – мои друзья... Эт точно...Впрочем, в разных компаниях меня называют по-разному и все свои "имена" ялюблю, так как в них есть нечто родственное и милое…». Следующеевысказывание, наоборот, показывает, что прозвище вызывает у его носителягнев: «Меня трясло просто, когда меня Пузырем называли!! Сто раз похорошему просил! Кто не понял, я не виноват – 8 лет тэйквандо дали о себезнать моим обидчикам!» [Там же].В работах З.
С. Санджи-Гараевой представлен несколько иной подход канализу языковой рефлексии в ономастике. На материале художественнойлитературы она рассмотрела личные имена, фамилии и прозвища как один изобъектовязыковойрефлексииавторахудожественногопроизведения.Анализируя произведения Ю. Трифонова, З. С. Санджи-Гаряева приводитпримеры прозвищ, в которых иронически обыгрывается внутренняя форма:«фамилия директора школы ассоциативно мотивируется сочетанием "мешки подглазами": ...почему-то казалось, что странная фамилия Мешковер происходит отмешков у него под глазами («Дом на набережной»). Фамилия одного из героев«Другой жизни» (Полыхаев) обыгрывается и превращается в «полузаяц»: ...верхняя губа задиралась немного больше, чем надо.
Это была не настоящаязаячья губа, но какой-то намек на заячью губу. Знаком 30-х годов являетсяженское имя Мюда: ...там же, в мансарде, жила рыжеволосая Мюда, названнаятак в честь международного юношеского дня («Время и место»)». Анализируяпроизведения Ю. Трифонова, автор также отмечает, что «по прозвищам легкоугадывается отношение (повествователя) к героям»: Тогда он был толстяком.Мы звали его Витучный (Витя + тучный) («Обмен») [Санджи- Гараева, 1999, с.278].32Таким образом, языковая рефлексия в ономастике является недостаточноизученной областью.
Однако следует отметить, что проведенные исследованиясвидетельствуют о многоплановости данной проблемы. В исследованияхсовременных ученых затронуты проблемы классифицирования рефлексивов, атакже градации эмоций, которыми они были вызваны. Представляют интересработы, в которых речь идет о языковой рефлексии на имена собственныеразных разрядов (рекламные имена, антропонимы). При этом не во всехисследованиях вводится и обосновывается понятие языковой рефлексииприменительно к ономастической лексике.1.2. Антропонимы как объект языковой рефлексииРассмотрев языковую рефлексию с точки зрения ономастического подходав целом, обратимся к изучению этого явления в антропонимии, так какантропонимы занимают центральное место в ономастическом пространстве впринципе любого языка.Антропонимические рефлексивы являются когнитивно и эмоциональнозначимыми для носителей лингвокультуры.
Личное имя – это маркеристорической эпохи и социального уклада общества, оно отражает духовные иморально-этические ценности того или иного общества. По словам Л. Б. Бойко,«антропоним живет в контексте конкретной культуры своей жизнью, подчиняясьправилам национального языка и чутко реагируя на динамику развития социума.Имя представляет собой тот кусочек мозаики из национальной картины мира,без которого она не только была бы неполной, но и невозможной» [Бойко, 2013,с. 17].С точки зрения данного подхода к антропонимам C.
И. Гарагуля выделяетантропонимическую идентичность, «для формирования которой важнымиявляются языковая и культурная идентичности, так как имя – это, прежде всего,элемент языка и культуры» [Гарагуля, 2009, с. 20]. В качестве примеравариативности антропонимической идентичности автор приводит высказывание33на эту тему известного британского лингвиста В. Николайсена: «У меня естьмножество различных имен для большого количества разных людей: Билл, БиллНиколайсен, Дядя Вилл, Вилли, маленький Вилли, дядя Вилли, ВиллиНиколайсен, Вильхельм, Вильгельм Николайсен, В.
Ф. Х. Николайсен, Опекун,Др. Николайсен, Вилли Ник, Профессор Николайсен, профессор, папа, папочка,дедушка, и, конечно, старое доброе свидетельство о рождении с записьюВильгельм Фриц Герман Николайсен» [Nicolaisen, 1999, с. 185 – Здесь и далееперевод наш – Т.Б.].Анализируя это высказывание, C. И. Гарагуля обращает внимание на то,что «каждое из указанных именных вариантов отражает различные стороны егособственного “я” в отношении к себе и окружающему миру в разные периодыжизни.
Они имеют свой смысл, свое содержание, свое прагматическое илингвокультурологическое наполнение, они очень важны для определенияидентичности индивида в целом и антропонимической идентичности вчастности» [Гарагуля, 2009, с. 20]. Подобные тексты C. И. Гарагуля называет«антропонимической автобиографией», определяемой как описание всегожизненного опыта индивида, его воспоминания, рассказы, семейные истории итрадиции, связанные с его именем, восприятием индивидом своего имени иоценкой этого имени другими [Там же].Такой подход связан с более широкой проблемой отношения говорящего кслову.
По мнению И. Т. Вепревой, отношение говорящего к употребляемомуслову может зависеть от двух факторов: коммуникативный модус говорящего иотношение говорящего к слову [Вепрева, 2005, с. 80].Как отмечают такие ученые, как И. Т. Вепрева, В. А. Кухаренко, И. М.Кобозева и Н. И.
Лауфер, коммуникативный модус говорящего варьируется взависимости от ситуации. Это может происходить в двух случаях: когда субъектречи комментирует слово или его употребление в данном контексте, сообщая онем какую-либо информацию; когда говорящий выражает к слову своеотношение. Рефлексивы данного типа оцениваются как «аксиологические34высказывания с преобладанием рациональной или эмоциональной реакции»[Вепрева, 2005, с. 81].По этому поводу уместно вспомнить замечание И.
М. Кобозевой иН. И. Лауфер о том, что в процессе говорения вербализуется «глубинное»понимание лексической единицы. Примечательно, что такая ситуация возможналишь при наложении языковой информации на другие типы информации «психологические, социальные, нормативные, морально-этические и т. п.»[Кобозева, Лауфер, 1994, с. 64]. Это дало В. А. Кухаренко основаниепредположить, что в данном контексте термин «интерпретация» понимается какоценочное метаязыковое действие говорящего, как его «аутодиалог, разговор ссамим собой» [Кухаренко, 1979, с. 83].Помнениюнекоторыхученых,беспристрастныекомментариивстречаются в нашей речи реже, чем оценочные сообщения. Примечательно, чтов первую очередь оценивается правильность высказывания. В этой связипримечательномнениеН.Д.Арутюновой,считающей,чтоконцептправильности имеет «своим источником нормативную оценку действия»[Арутюнова, 1993, с.