Диссертация (1168756), страница 23
Текст из файла (страница 23)
220].Но ночь не бесконечна, близится пробуждение. Всякие сомнения в этомрассеиваются, когда происходит чудо: «16 spreitet in Abwehr beide Hände: in jedemHandteller geöffnet ein blutrotes Wundmal, dessen Ränder wie Lippen getrennt sind. Noli137Они не проснутся до времени.104me tangere – – – – – »138 [44, S. 225]. 15-й, ставший единственным свидетелем чуда,в ответ на действия 16-го безмолвно роняет голову на скрещенные руки. Этотэпизод отсылает к тексту Нового Завета: «А Мария стояла у гроба и плакала […].Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что этоИисус […]. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! –что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшелк Отцу Моему […]» (Ин 20:11,14,16-17). Более понятным становится теперь иприводившееся ранее сравнение героев с Богом и апостолами.
Г. Кайзер как будтопереносит библейский сюжет в современный ему мир. События разыгрываются втюрьме, но и это теперь не вызывает удивления в хаотичной и жестокойреальности.В фигуре 15-го заключенного скрывается образ Поэта. В разговоре с 16-м онповествует о сокровенных переживаниях творящего духа:Einbruch in unbetretnen Bezirk – Versetzung von Grenzen um Meilen und Meilen hinaus– Brücken in neue Unendlichkeit, die kaum Horizont engt – zitternde Stege, die nur micherst trugen – – nur mich – –!! […] Der Rausch des Vorläufers sinterte in meinem Blut –verdoppelnd mich in mir. Schwall von Kraft blähte die Lust: sagbar wurde mit meinemMund, was unaussprechlich bislang. Silben banden veränderten Sinn in härtererKupplung. Die Wüste quellte Wasser aus Sand und Salz!139 [44, S.
221]Слова героя наполнены надрывной экспрессионистской образностью: мосты вбесконечность и дрожащие мостки как опора для ног первопроходца, вторжение внепознанные сферы и опьянение предвестника, вспучивающийся поток желания ивода из песка и соли. Подобный язык характеризует и другие пьесы Г. Кайзера «Сутра до полуночи», «Ад – Путь – Земля», «Граждане Кале», где протагонисты16 оборонительно разводит руки: на каждой ладони открытая кроваво-красная рана, ее краяразведены как губы. Не прикасайся ко мне – – – – –139Вторжение в нетронутую область – смещение границ на мили и мили прочь – мосты в новуюбесконечность, которую едва охватывает горизонт – трясущиеся мостки, которые до сих пордержали только меня – – только меня – –!! [...] Хмель предвестника спекался в моей крови –удваивая меня во мне.
Поток силы вспучивал желание: у меня во рту выразимым становилосьдоныне неизъяснимое. Слоги соединяли измененную суть в более жесткое сцепление. Пустынянабухала водой из песка и соли.138105пытаются взбудоражить окружающих, добиться их пробуждения и духовногообновления.Мир, который окружает Поэта, грозит ему гибелью и забвением.
Он этоотчетливо понимает и потому такой тоской и отчаянием проникнуты его слова,обращенные к 16-му:Für mich Grab – aus dem kein erheben. [...] was mir geschieht – hier – bis zur leiblichenMißhandlung durch Fessel: – es zerstört vergängliches – mich! – doch was mitauslöscht– die einmalige Einzigkeit von Unwiederbringlichem – nun Stummheit von Laut, dernoch für Echo zu früh – – –!! […] Wer vorsagt, was ohne Rede von ihm dumpf – – wervorbildet, was ohne Form von ihm stumpf: wer Chaos ballt in Figur und Zeichenaufrichtet von Steile: – – den Schöpfer von unwiederholbarer Leistung zerstampfen?!140[44, S.
220, 223]В лице Поэта гибнет гений, творец, которого никто не сможет заменить. Его телобренно, но дух стремится выразить еще не выраженное никем. Миссия,возложенная на Поэта, роднит его с экспрессионистским «новым человеком»,которому предопределено совершить единственный в своем роде прорыв, целькоторого еще не ясна окружающим, а результат кажется недостижимымсвершением. «Еще слишком рано для эха», – подчеркивает герой Г. Кайзера. Такжес непониманием непреображенных людей сталкивается «новый человек».
Ондолжен победить воцарившийся в душах и во всем мире хаос, придать ему форму,указать направление движения. Поэт осуществляет прорыв посредством своегогения, витающего в возвышенной духовной сфере.Прежде, увлеченный своим творчеством как прозрением, Поэт пыталсяудалиться от окружающих. Тем самым герой уподоблялся Поэту Ф. Ницше,свысока взирающему на людей и убежденному в том, что может быть «понятДля меня могила – из которой не подняться. [...] что со мной делается – здесь – вплоть дофизического насилия кандалами: – это разрушает бренное – меня! – но что дополнительно гасит– единственная неповторимость безвозвратного – теперь немота звука, которой еще слишкомрано для эха – – –!! […] Кто подскажет то, что будучи неозвученным, глухо – – кто покажет то,что не обретя формы, аморфно: кто сожмет хаос в фигуру и превратит обрыв в знак: – – растопчеттворца неповторимого достижения?!140106только себе подобными».
«Wer wegläuft, gerät in die Wüste»141 [44, S. 221], –предостерегает 16-й. И тут же указывает на важность поэтического дара:«Meinesgleichen bist du – mehr als einer von diesen im Schlaf»142 [44, S. 222]. Слушаяслова 16-го, Поэт решается принять возложенную на него ответственность. Такпроисходит его преображение: обращение от высших сфер к земным. Он трепещетпри одной мысли о долгожданной свободе.
16-й же называет его освобождениепробуждением: «Im Aufbruch sehr zeitig. Unruhig schon vor erwachen»143 [44, S. 222].Эти слова еще раз подчеркивают важность происходящей перемены. 15-й выходитна свет в пальто 16-го, Поэт выходит в мир, чтобы изменить его. Начинается егослужение, и как будто сам Бог поддерживает его, дает силы подняться изпреисподней, благословляет на весь дальнейший путь.
Теперь он долженобратиться к людям, донести до них свое слово. Отныне все должно измениться.Подобное завершение превращает пьесу Г. Кайзера чуть ли не в утопию посравнению с рядом других экспрессионистских драм, где также появляется образПоэта. Однако до самой утопии еще далеко, ведь борьба за всеобщее преображениетолько начинается.С недоумением и безответностью слушателей сталкивается герой лиродрамы Р.
Й. Зорге «Нищий». Ее предваряет стихотворение:In weiten Kreisen deine Flüge grabend:Durch Finsternis, durch wirren Traum gigantisch,Durch Qualenstriche, Höhlenraum gigantisch –Ruhlos gen Morgen, ruhelos gen Abend…Drehen dich höher deine wilden SchreieAus Vaterfluch und allen Mutterschmerzen;Bald zündet ewige Zeugung Sternekerzen – :Und trotzig steigt Erlösung aus der Kleie..Dann rühren deine Schwingen jene Riegel,Тот, кто удаляется, оказывается в пустыне.Ты похож на меня больше, чем кто-либо из этих спящих.143В прорыве очень своевременно. Уже беспокоен перед пробуждением.141142107In deren Kiefern sich manch Hirn zerklemmte;Du liebst die Sehnsucht, die dich hierhin schwemmte,Fängst sie und taumelst nieder in den Tiegel144 [50, S. 7].Уже в первой строфе Поэт получает особую характеристику: он огромен и какмятежный гений, следуя своим мечтам и неясным видениям, витает в высшихсферах, где ему суждено познать всю муку одиночества.
Однако именно здесьпроисходит акт творения, а мечта о спасении обретает очертания. Во второй строфепоявляется указание на непонимание и страдания тех, чей земной удел не позволяетследовать ввысь за Поэтом. Намек на часто изображаемый в экспрессионистскихдрамах конфликт отцов и детей усиливает это противопоставление. Олицетворениезамка в третьей строфе подчеркивает свойственные экспрессионистскому языкуоголенность и надрывность. Здесь же Поэт как будто ставится перед выбором.Преодоление тоски должно подтолкнуть его к некой печи.
Остается неясным,может ли он переплавиться в ней сам и навсегда позабыть метания одинокого генияили же получает право переплавить окружающий мир, и в этом выражаетсяоткрывшееся его взору спасение. Подобную неясность должна истолковать самапьеса.Герои драмы ждут от Поэта пророчества: «Wir warten auf einen, der uns unserSchicksal neu deutet […]»145 [50, S. 28]. Он же, в свою очередь, мечтает пробудитьсвоими произведениями истерзанные души, возродить в человеке веру в себя и144Крылами очертя широкие за кругом круг,Огромный, чрез неясную мечту, чрез мглу,Огромный, одолев пространство пустоты и мук,Неуспокоенный ни вечером, ни поутру...Тебя подымет ввысь твой дикий стон,Проклятием отца и материнской болью полный;Зачатьем вечным вспыхнут свечи звезд, и вон –Упрямо вздыбится спасение из мглы тлетворной..Тогда твои крыла притронутся к замку,Вгрызались в мозг порою челюсти и зубы чьи;Влюблен в сюда тебя приведшую тоску,Поймай ее и покачнешься вниз к печи.145Мы ждем того, кто по-новому истолкует нам нашу судьбу [...].108напомнить о его неразрывной связи с Богом [50, S.
48-49]. Однако описываемые имв драмах картины будущего больше напоминают неясные восторженные виденияи, несмотря на жажду перемен в обществе, экспериментальные произведения нехочет принимать ни одна театральная сцена. Поэт вынужден как подаяния проситьправа голоса. Бессилие доводит героя до отчаяния. Он мечтает воспеть земной мир:«Ich will die Welt auf meine Schultern nehmen / Und sie mit Lobgesang zur Sonnetragen»146 [50, S.
141]. Но человечество глухо к его воззваниям [50, S. 140], а самаидея спасения посредством драматического искусства постепенно теряет своюсилу.Одновременно с этим обостряются внутренние противоречия Поэта,возникающие из-за невозможности найти словесное выражение образам ивидениям, переполняющим его, справедливо подчеркивает Ф. Н. Меннемайер [201,S. 13-14]. Желание освободиться от поэтического дара и прожить жизнь обычногочеловека с ее радостями и печалями также не может осуществиться. Герой уже нев состоянии измениться, переплавиться.
Поэт, «художник», «полусвятой»,«квазисвятой» (Künstler, Halbheiliger, Schein-Heiliger) наказан Богом, «проклятслову», приговорен «говорить символами» (zum Wort verdammt, durch Symbole derEwigkeit zu reden) [50, S. 156], и тоска по вечности больше не оставляет его. Онвынужден, не надеясь на понимание, лишь отправлять людям «послание»(Sendung) [50, S.