Диссертация (1168756), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Играсвета, как и во многих экспрессионистских драмах, приобретает здесь особуювыразительность: в комнату, будто сама жизнь, из большого окна заглядывает светлуны, колеблющееся пламя свечи едва разгоняет сгустившийся мрак. Тень героя,напоминающая в своем искривлении дьявола, колеблется на противоположной48голой стене. Александр разыгрывает баталию, используя в качестве солдат орехи.Герой восклицает: «[...] für das Vaterland… für den überirdischen Vater…»30 [34, S. 9].Сам этот возглас вызывает в нем дикий смех, он разбивает орехи и выбрасывает ихв окно. Христианскую веру и религиозность, подобно патриотизму, драмадемонстрирует как нечто, потерявшее жизненную силу.
Все прежние идеалытребуют переоценки, это приводит к надлому в жизни героев и подчеркиваетсяособой экспрессионистской надрывностью. Писаное слово, и в первую очередьВетхий завет, теперь может успокоить только стариков. Молодые – Александр,Мариэтта – тоскуют, как и протагонист другой драмы Г. Йоста «Пророки», поживой вере, которая позволит ощутить непосредственную связь с Богом.Безответность Всевышнего приводит Александра к ощущению вседозволенности.Для себя он видит две возможности в зависимости от того, жив Бога или мертв:«Tot oder lebendig, sage ich! / Ich will in dieser Nacht Caesar der Welt oder der stillsteMönch werden!...»31 [34, S.
44] Для того, чтобы принять решение, необходимозаставить Бога подать знак. Подобная альтернатива показывает, какое влияние наэкспрессионистскую драматургию приобретает общая тенденция к обмирщению.Человек утверждает свое право вмешиваться в замыслы Творца и даже вынуждатьЕго на те или иные поступки. Однако, как в рассматриваемой драме, подобноесамоутверждение не всегда остается безнаказанным.Жертвой эксперимента Александра становится искренне и самоотверженноверующая в Бога Мариэтта. Девушка должна подняться по семи ступенямцерковной лестницы, и если ее в знак великой Божьей милости или в наказание непоразит молния, значит Бога и вовсе нет [34, S. 53].
Сцена разыгрывается втипичном для экспрессионистских драм призрачном свете начинающегося дня. Внеясных сумерках толпа людей выглядит огромной [34, S. 83]. С появлениемМариэтты напряжение стремительно возрастает. Кажется, оно готово превратитьсяв электрический заряд. Все глаза устремлены к лестнице. Героиня решается[...] за родину... за Отца Всевышнего...Мертвый или живой, говорю я! Я хочу в эту ночь стать повелителем мира илинаисмереннейшим монахом!...303149принести себя в жертву ради веры и, поднявшись на последнюю ступень, сзамиранием ждет знака свыше. При мысли о том, что его не последует, ее сердцесжимается от тоски и разочарования.
«Ich bin die Göttin!!!»32 [34, S. 85] – в порывебезумия повторяет она. Но уже через секунду с блаженной улыбкой умирает вудушающих объятиях внезапно появляющегося Отца Мелиора. На глазахокружающих совершается чудо, но его можно воспринимать двояко: как дело рукчеловека и как знак Божий. Каждый вправе делать свой вывод, и большинство сликованием провозглашает всевластие людей. Однако это ликование, в первуюочередь для самого Александра, больше похоже на попытку заглушитьэкзистенциальный страх и пронзительное одиночество человека, оставшегося одинна один с целой вселенной. Тоска по вере, по мысли Х.
Хееринга, оказываетсяодним из проявлений стремления человека соприкоснуться с миром идей [183, S.7]. Герои драмы «Веселый город» видят в материальной действительностиединственную возможность сохранить равновесие в пошатнувшемся мире. Вера вБога представляется им слишком ненадежной субстанцией, поэтому ее заменяетвера в человека.Недоверие ко Всевышнему зачастую вызывает и обращенную в Его адресрезкую критику. В драме Р. Гёринга «Морской бой» в разговоре героев появляетсяобраз Бога-Безумца: «[...] wir Glas, Spielzeug, Puppen in eines irren Riesen Handsind»33 [25, S. 20].
По ошибке люди еще думают, что сами решают свою судьбу,заключает Пятый матрос, находящийся с шестью товарищами в броневой башне наборту военного корабля, идущего в центр сражения. Подобная мысль в несколькоизмененном виде находит отражение в драме Г. Кайзера «Спасенный Алкивиад».Перед смертью Сократ приходит к заключению: «Ist es Tragödie oder spielt sichLachen hinein? Der Spieler oben weiß es nicht – der Neugierige unten enthüllt es nicht[…]»34 [36, S.
812]. Еще больше отчаяния и недоумения слышится в словах ДоктораКюна в конце драмы Э. Вайса «Олимпия». «Gott! Ich glaube jetzt und hier an GottЯ богиня!!![...] мы стекло, игрушка, куклы в руке безумного великана.34Это трагедия или сюда примешивается смех? Игрок наверху этого не знает – любопытныйвнизу не может этого постигнуть [...].323350trotz allem. Ich glaube an seinen teuflischen Humor»35 [59, S. 125], – восклицает герой,подводя итог своей растраченной жизни и совершая в конце самоубийство, будтодоказывая этим свою окончательную свободу. За справедливость и признаниеравенства с братом перед Богом борется Каин в одноименной пьесе Ф. Коффки.После убийства Авеля он понимает, что его проклятие только теперь вступает вполную силу.
Однако герой больше не обращается к Богу. Он покидает свой дом,принимая наказание, но не прося пощады и милосердия у Творца, установившего вмире несправедливые законы поощрения одних и неприятия других.Еще более резкую позицию по отношению к Богу занимают герои П.Корнфельда. Перед смертью в драме «Искушение» Биттерлих восклицает: «Das wardie ausgesuchte Bosheit eines Gottes, daß ich noch einmal vor meinem Tode Glück sehenmußte!...
Wahrlich, wäre dieser Gott ein Mensch, ich würde ihm sagen: Sie haben Talentzum Teufel!...»36 [47, S. 160] Якоб в драме П. Корнфельда «Небеса и ад» заявляет:«Ich hasse ihn, weil ich die Menschen liebe»37 [48, S. 54]. Он высказывает подозрение,что Бог – «брат-близнец дьявола» (der Zwillingsbruder des Teufels ist) [48, S. 15], авера в доброго Бога – это лишь «лучшее средство дьявольского обмана» (des Teufelsbestes Mittel zum Betrug) [48, S. 15]. В действительности же человек является «[...]das Spielzeug fremder Macht […] / Der Narr für das Gelächter höhrer Welten!»38 [48, S.77] Освободиться от власти враждебных сил можно только с помощью смерти.Призыв к массовому самоубийству (Massenselbstmord), к революции против Бога(Revolution gegen Gott) [48, S. 103] становится лозунгом и одновременноподчеркивает собственную абсурдность.
В эпилоге драмы Якоб будто подводититог и делает общий вывод: «Ich aber will auf dieser Erde stehen / Und schreien undklagen, / Bis sie ein Gott in einen Abgrund stürzt – / Oder sich ihrer erbarmt!»39 [48, S.Господи! Здесь и сейчас я верю в Бога, несмоторя ни на что. Я верю в его дьявольский юмор.Это было изощренное злодеяние какого-то бога, чтобы я еще раз перед смертью увиделсчастье!...
В самом деле, был бы этот Бог человеком, я бы ему сказал: у Вас талант бытьдьяволом!...37Я ненавижу его [Бога – Ю. К.], потому что люблю людей.38[...] игрушка чуждой силы [...] / Дурак для смеха высших миров!39Но я хочу стоять на этой земле / И кричать и жаловаться, / Пока она не сбросит Бога в пропасть– / Или не сжалится!353651115]. Якоб сохраняет веру в возможность трансформации Бога из злого и жестокогов милосердного, но, в любом случае, остается на стороне людей, их защитником иглашатаем человеческого права на счастье.Кровожадным молохом считает Бога протагонистка драмы Э. Толлера«Человек – Масса». Отстаивая идеалы свободы, равенства и братства, Женщинаотказывается от любого кровопролития: «Nur selbst sich opfern darf der Täter. […]Wer Menschenblut um seinetwillen fordert, / Ist Moloch: / Gott war Moloch.
/ Staat warMoloch. / Masse war Moloch»40 [56, S. 110]. Героиню ужасают последствиявосстания. В шестой картине-видении ее окружают тени убитых. Сама онапредставлена то в лице Закованной (die Gefesselte), то в лице Женщины (die Frau)(подобный прием смены лиц Э. Толлер применяет также в драме «Преображение»).Героиня восклицает: «Gott ist schuldig!»41 [56, S. 102] «Gott ist in dir»42 [56, S. 103],– возражает ей Сторож и слышит в ответ: «So überwind ich Gott.
[…] Schändete ich/ Gott? / Oder schändete / Gott / Den Menschen? […] Gott / Vor ein Gericht! / Ich klagean»43 [56, S. 103]. Как и в «Преображении» Э. Толлера, Бог и человек, судья иподсудимый меняются местами [55, S. 46]. В разговоре Женщины со Священникомв последней картине сталкиваются две противоположные точки зрения. Героинясчитает человека добрым, Священник называет его злым и грешным. Рай на земле,по его убеждению, невозможен, человечество беспомощно, лишь в Боге можнообрести спасение [56, S.
110-111]. На все эти аргументы Женщина отвечает толькоодной фразой: «Ich glaube!!!»44 [56, S. 111] Ее глубокую веру в человека ничто неможет поколебать.Параллельно с критикой Бога в экспрессионистских драмах все болееукрепляется вера в возможности человека. Это демонстрирует пьеса Г. КайзераСобой лишь может жертвовать герой. […] Кто ищет крови человека, / Вампир . / И бог – вампир,/ И государство, / И масса [12, с.
89-90]. (В тексте оригинала Бог сравнивается не с вампиром, а смолохом, упоминающимся в Библии божеством, моавитян и аммонитян (3 Цар 11:7), которомуприносили в жертву детей (Иер 7:31).)41Виновен Бог! [12, c. 77]42Твой Бог в тебе. [12, c. 77]43Я одолею Бога. [...] / Я ль осквернила / Бога? / Иль Бог / Созданье / Осквернил? [...] Бог… Бог…/ К суду! / Я обвиняю! [12, c. 78]44Я верю!!! [12, c. 92]4052«Граждане Кале». Ее протагониста Эсташа де-Сен-Пьера можно считать первым вплеяде «новых людей», изображавшихся драматургом и в последующих работах,отмечает А. Арнольд [140, S. 113].