Диссертация (1168626), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Это способность мобилизовать систему профессиональныхзнаний, умений, ценностных установок для решения правовых задач в условияхэкстрапрофессионального (с не юристами) и интрапрофессионального (с коллегами-юристами) межкультурного взаимодействия.Заметим, что обобщенный и расширительный формат толкования данного феномена позволяет экстраполировать его содержание (в частности экстраи интрапрофессиональные универсальные компоненты) на другие социальнозначимые профессии (врача, экономиста, менеджера и пр) при условии учетаособых параметров соответствующего профессионального дискурса. В связи сэтим заметим, что юридический дискурс имеет свои установки, которые не повторяются в других профессиональных средах. Среди них высокий уровень речевой ответственности юриста, обусловленный последствиями правового взаимодействия – многоступенчатого и усложненного по характеру. Соответственно, специфические составляющие данной компетенции нами конкретизированы применительно к юридической профессии (см.
составляющие экстра- иинтрапрофессиональнй интеракциональной субкомпетенции).89Значимость данной компетенции для юриста обуловливает необходимостьсоздания специального учебного пособия, специальным образом направленногона ее формирование. При этом доминантным для определения общей концепциии содержания учебника/пособия для обучения профессиональной коммуникацииявляется принцип интерактивности, описываемый отдельными исследователями как один из вспомогательных принципов профессиональной лингводидактики [Крупченко, Кузнецов 2015].
В контексте нашего исследования и применительно к концепции проектирования учебника ИЯ для будущих юристов принцип интерактивности становится одним из важнейших. Он должен выражаться вследующих положениях:a) параллелизация профессиональных картин мира на родном языке (далее– РЯ) и ИЯ для выявления совпадений/расхождений с целью расширения границпрофессионального мышления и самосознания будущего юриста;б) основополагающая роль правового дискурса, предопределяющего профессиональное мышление специалиста и раскрывающего основные модели профессиональной интеракции, в определении и построении компонентов содержания обучения;в) взаимодействие между системой обыденного языка и языка права каксущность медиативной деятельности юриста;г) учет интенций и потребностей (в нашем случае профессиональных) студента в отношении инофонной профессиональной культуры как проявление диалогичности общения внутри образовательного пространства.Таким образом, архитектоника учебного пособия в сфере правовой коммуникации должна:а) коррелировать с юридическим дискурсом в единстве его конституантов(участников коммуникации, ситуаций общения и текста);б) быть изоморфна юридической технике как основному инструменту профессиональной деятельности юриста.90Сказанное обусловливает диалогичность содержания обучения, представленного в учебнике, переформатирование его с фронтальной модели подачи информации, генеральной линией которой является диада «преподаватель – студенты» на коллаборативную модель, предполагающую симметричную активность студента и преподавателя (преимущественно на старших этапах обучения)по привнесению компонентов содержания обучения, отраженных в учебнике, и,следовательно, усиление сотрудничества между студентами как прообразаэкстра- и интрапрофессионального взаимодействия в реальных производственных условиях (с разделением труда, совместной работой над делом и т.д.).2.2.
Профессиональный дискурс как основа содержанияинтеракционально направленного учебного пособияпо иностранному языку для юристовВ предыдущем параграфе мы утвердили тезис о том, что именно правовойдискурс в совокупности конституирующих его компонентов служит прообразомсовременного учебника по правовой коммуникации. Наша концепция базируетсяна диалоге правовых дискурсов (на французском и русском языках), создающеместественное для антропоцентрического и межкультурного измерения пространство взаимодействия субъектов и равностатусных (термин Н.В. Барышникова)профессиональных культур, что позволит отойти от «технико-терминологического» или сугубо «инструменталистского» подхода к преподаванию языка специальности (понимаемого как сведенного к терминологической и концептуальной составляющим) [Debono 2010].Исходя из этих установок возникла необходимость в решении целого рядаисследовательских задач, чему посвящен настоящий параграф.
Они состоят вследующем: опираясь на исследования отечественных и российских лингвистов,описать типологию юридического дискурса, его жанровой дифференциации; сучетом этого отобрать те жанры, которые согласуются с идеей интерактивности91в аспекте диалога правовых дискурсов; выявить особенности прецедентных текстов юридического дискурса на русском и французском языках, составить методическую типологию этих особенностей с позиции их соответствия/несоответствия, наличия/отсутствия в вышеуказанных разноязычных дискурсах; рассмотреть лингводискурсивную специфику жанра иноязычной юридической консультации как одного из наиболее интеракционально маркированных и неконфликтных (доминирующая установка – помощь клиенту) и одновременно посильных(применительно к рассматриваемому нами образовательному контексту) жанров; c учетом рассмотренных дискурсивных жанров предложить их иерархию вструктуре учебника по профессиональной иноязычной (на французском языке)коммуникации в сфере права.В дискурсологии традиционным является противопоставление личностно ориентированного и статусно ориентированного дискурса.
«В первомслучае участниками общения выступают личности, т.е. люди в их метафункциональном проявлении, во всей возможной полноте их характеристик, во второмслучае – представители тех или иных социальных групп, осмысливаемые сугубофункционально» [Карасик 2015: 74]. Согласно мнению В.И. Карасика, юридический дискурс является разновидностью статусно ориентированного дискурса,представляющего собой институциональную коммуникацию.Данная позиция, при всей ее обоснованности, в ряде исследований ставится под сомнение. К примеру, О.А.
Крапивкина говорит о размытости границюридического дискурса как следствия «балансирования юридических дискурсивных практик между полюсами "институциональность" – "персональность"»[Крапивкина 2014: 225]. По мнению ученого, юридический дискурс включаеткак чисто институциональные (закон, конституция, судебное решение, договор),так и персонализированные жанры (указ, особое мнение судьи, завещание, жалоба). «Данный симбиоз позволяет сделать вывод о переплетении в правовомпространстве дискурсов двух типов: дискурса Я-субъекта, который независимоот своей функции предстает как автономная личность, сохраняя возможностьвносить личностную квалификацию в институциональное коммуникативное92действие, и дискурса институционального субъекта, который конструируется исходя из общепринятых в юридическом сообществе способов восприятия и интерпретирования правовых феноменов» [Там же].Из приведенных точек зрения становится очевидным, что юридическийдискурс в аспекте его сущностной квалификации к настоящему моменту отличается размытостью границ, неоднозначностью трактовок.
Являясь институциональным, он одновременно способен интерпретироваться как персонифицированный. Данный факт важен нам для выявления тех жанровых особенностейюридического дискурса, которые более всего маркированы интеракциональнойспецификой.При общей увлеченности ученых-лингвистов проблемами дискурсологии,немалое их внимание уделяется выявлению типов и подтипов дискурсов, описанию их жанрового разнообразия.
Не является исключением и юридическийдискурс, вопросам типологизации которого посвящены труды целого ряда какотечественных, так и зарубежных лингвистов (О.А. Крапивкина, И.В. Палашевская, Н.Г. Храмцова, А.А. Телешев, Л.А. Борисова, К.А. Петрук, М.А. Коновалова, I. Gonzalez Rey, J. Wroblewski). При этом под типом правового дискурсапонимается «форма коммуникативной деятельности государства, должностныхлиц и иных субъектов права, которая осуществляется на основе соблюдения требований закона и других нормативных актов, и ее результаты всегда влекут определенные юридически значимые последствия или связаны с их наступлением»[Храмцова 2010: 186].Традиционно рассматриваемая дихотомия устной и письменной коммуникации обусловила разграничение письменного и устного правового дискурса наоснове критерия «канал передачи информации» – акустического или визуального (Н.Г. Храмцова, К.А.