Диссертация (1168548), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Иными словами, изучениепространственной организации текста немыслимо без изучения героя, системыперсонажей, (что также встречается в работах Бахтина о ценностном уплотнении352Моррис М. Где же ты, брате? Повествования на границе и восстановление связности в«Братьях Карамазовых». Перевод с английского Т. Касаткиной под ред.
О. Меерсон // РоманФ. М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / под. ред.Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 605–630. Капилупи Стефано Мария. Вопрос о грехопадении ивсеобщем спасении в романе «Братья Карамазовы» // Роман Ф. М. Достоевского «БратьяКарамазовы»: современное состояние изучения / под. ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 187–225.353Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М.М. Проблемы творчестваДостоевского. Киев, 1994.
С. 179.354Ковач А. Поэтика Достоевского / пер. с румынского Е. Логиновской. М., 2008. С. 254.141мира произведения вокруг ценностного центра – «я» героя); в наибольшейстепени этот теоретический закон у Достоевского проявляется при изучениипространственных границ в их соотнесении с конкретным героем, при этомграницы из внешнего, физического уровня всегда переходят во внутренний,межличностный, иными словами, метафизический, поэтому при изученииграницы у Достоевского нельзя обойти такие мотивы, как мотив хамства, мотивсторожа, мотив гордости.Стоит отметить, что представление о взаимодействии человека спространствомипреодолениемграницыисторическименялось.Так,Т.А.
Касаткина пишет, что «что суть практически всех грехов, признаваемыхдревними, сводилась к нарушению границ, к выхождению за пределы своегоконтура и вторжению в пределы чужого» 355, , из чего и исходит представление о«преступлении» как «переступании». Но теперь «для нас уже давно понятие“ограниченности” означает слабость и недостаточность, а выход за свои пределывоспринимается как “способность”, “искусность” и т.д.»356В романе подобное выхождение за собственные границы напрямуюсоотносится с мотивом сумасшествия, помешательства, потери рассудка.
Большаячасть примеров сумасшествия связана с убийством Федора Павловича, при этом«помешались» Дмитрий и сам Федор Павлович. Так, Дмитрий, еще в началеповествования узнав, что отец ему более ничего не должен «заподозрил неправду,обман, почти вышел из себя и как бы потерял ум [здесь и далее выделено мной– прим. М.Б.]. Вот это-то обстоятельство и привело к катастрофе…» (14,12).Чиновник Перхотин в расказе Хохлаковой о приходе к нему Дмитрия такжезаключает: «Руки же у него и лицо были все окровавлены, сам же казался какбы помешанным» (14, 404).
Далее читатель узнает, что и доктора Дмитриювыписали, чтобы признать помешанным и тем самым облегчить его участь; чтопризнает и Груша в разговоре с Алешей: « –Помешанный он был тогда, совсемпомешанный, и это я, я, подлая, в том виновата!» (15, 10). Дмитрий выходит из355См. Касаткина Т.А. Священное в повседневном: двусоставный образ в произведенияхФ.М. Достоевского. М., 2015. С. 32.356Там же. С. 33.142себя каждый раз, когда в непозволительном для него тоне заходит речь о людях,которых он любит и ставит выше себя (будь то сценка в келье Зосимы супоминанием Катерины Ивановны Федором Павловичем или же судебноезаседание, когда пан Муссялович заговорил о Груше «<…> Митя сразу вышелиз себя и закричал, что не позволит “подлецу” при себе так говорить» (14, 452).Отметим, на судебном заседании доктор Герценштубе перефразирует двепословицы, говоря, что «Если есть у кого один ум, то это хорошо, а если придет вгости еще умный человек, то будет еще лучше, ибо тогда будет два ума, а не одинтолько...» (15, 105) и после поправки прокурора добавляет, что «один ум хорошо,а два гораздо лучше.
Но к нему другой с умом не пришел, а он и свой пустил...»(15, 106) и «вот ум его и пошел прогуливаться и пришел в такое глубокое место,в котором и потерял себя». В путаных словах немца немало объяснений тому,почему Дмитрий теряет себя, свой ум и в итоге выходит за свои пределы. Внужное время с ним не оказалось «другого ума», возможно, наставника, учителя,друга или даже брата, который помог бы ему не отпустить «свой ум».В более широком контексте романа потеря ума, сумасшествие как выход заграницы разума также приводит к катастрофе.
Так, Федора Павловичанеоднократно называют потерявшим ум, помешанным из-за его любви кГрушеньке: «…Федор Павлович Карамазов, <…>, кончил совсем для себянеожиданно тем, что влюбился в нее без памяти и как бы даже ум потеряв, …»(14, 312). Когда в дом врывается яростный Дмитрий в поисках Груши, то длястаршего Карамазова «известие, что она здесь, разом вывело его из ума.
Он весьдрожал, он как бы обезумел» (14,128). Смердяков также говорит Ивану, что баринвот уже «несколько дней ее [Грушу] ждут, словно как помешанные» (14, 246).ФедорПавловичназван«помешаннымстарикашкой»(14,251)вповестововательной структуре предложения от 3 лица, можно предположить, чтов данном примере скорее несобственно-прямая речь Ивана, чем маркированнаяречь хроникера: «Чрез полчаса дом был заперт, и помешанный старикашкапохаживал один по комнатам, в трепетном ожидании, что вот-вот раздадутся пятьусловных стуков, изредка заглядывая в темные окна и ничего в них не видя,143кроме ночи» (14, 250-251).
Грушенька также называет старшего Карамазовым«старикашкой», которого она свела с ума: «Я ведь со злобы всех вас измучила. Яведь старикашку того нарочно со злобы с ума свела» (14, 396). Таким образом, идля Дмитрия, и для Федора Павловича такое сумасшествие на почве ревности каквыход за собственные пределы становится трагичным.Отметим, что мотив сумасшествия на почве ревности как выхода засобственные пределы встречается и у других героев.
Так, Зосима, рассказывая освоей молодости, вспоминает, как возвратившись из командировки узнал, что еговозлюбленная вышла замуж за другого, из-за чего «… был поражен этимнеожиданным случаем, что даже ум во мне помутился» (14, 269), что привело кдуэли. За помешанного считал Зосима своего таинственного посетителя, когда тотрассказал об убийстве, которое описано следующим образом: «При виде спящейразгорелась в нем страсть, а затем схватила его сердце мстительная ревниваязлоба, и, не помня себя, как пьяный, подошел и вонзил ей нож прямо в сердце,<..>» (14, 277). Впоследствии герой признается в своем преступлении, однако вгороде «решено было во всех домах и приговорено, что несчастный человекпомешался» (14, 282). От горя может сойти с ума Снегирев, как говоритКрасоткин Алеше: «… умри Илюша, он или с ума сойдет с горя, или лишит себяжизни» (14, 483) – однако в этом случае выход за собственные пределыобусловлен крайней степенью отчаянья человека, которого лишили самогодорогого, в данном контексте потеря сына равноценна потере собственной жизникапитана Снегирева.Так в романе связываются мотив сумасшествия и мотив болезни, ведь вскором времени герой заболевает, а впоследствии и умирает.
Так, болезнь каквыходзасобственныепределыстановитсявозможнымпредвестникомпреображения героя. Болезнь может быть вызвана сильным потрясением иэмоциональным переживанием (так, после суда заболел Дмитрий, Груша); связьюс преступлением (болезнь и муки Ивана, припадки Смердякова, открывшиесяпосле убийства) – во всех этих случаях герои так или иначе переживают убийствоФедора Павловича. Однако болезнь, понимаемая как выход за собственные144пределы, не всегда становится предвестником преображения – тому примерСмердяков, эпилепсия которого описана как продолжительная болезнь с детства, в романе нет подтверждения изменения внутреннего состояния героя, а также, вотличие от других героев-эпилептиков Достоевского (например, Мышкина),герой не описывает состояние ауры как предчувствия блаженства и выхода засобственныепределы.Такаянад-мирностьивне-мирностьзакрытаотСмердякова.Говоря о Смердякове, нельзя не вспомнить, как описано претворение вжизнь его хитроумного плана.
«Смердяков пошел зачем-то в погреб и упал вниз сверхней ступеньки» (14, 255). «Думали сначала, что он наверно сломал себе чтонибудь, руку или ногу, и расшибся, но, однако, “сберег господь”, как выразиласьМарфа Игнатьевна: ничего такого не случилось, а только трудно было достать егои вынести из погреба на свет божий» (14, 256). Здесь становится важным спускгероя с лестницы, метафорически совпадающий с воплощением его темногоплана, но не менее важным становится и то, что героя выносят «на свет божий».Интересно, что в работе «Поэтика пространства» Г. Башляр пишет о том, чтоподвал «не лишен полезных свойств. Мы можем найти ему рациональноеоправдание, перечислив все его удобства. Однако прежде всего подвал воплощаеттемную сущность дома [курсив автора – прим.
М.Б.]; он причастен к тайнымподземным силам. Греза о подвале отдает нас во власть иррациональностиглубин»357. Подвал, также как и погреб, соотносится с нижним пространствомдома. Получается, что читатель точно не знает, кого или что именно вынесли «насвет божий»358, метафорически в этом изъятии Смердякова происходитматериализация высвобождения из «погреба» подсознания Ивана темной силы.Вместе с тем не всегда выход за собственные пределы приводит кнарушению границ другого, что имплицитно заложено в мотиве чуда (отметим,357См.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
