Диссертация (1168548), страница 19
Текст из файла (страница 19)
В обоихроманах данное явление перемещения горы в реку истолковывается героями в качестве эталонапроявления истинной веры в Бога, но вместе с тем, если в «Бесах» в приведенный эпизодслужит иллюстрацией сомнения веры в Бога для обоих героев, находящихся по сути междуверой и безверием, то для Смердякова данный пример является аргументом к отсутствию верыс обоснованием.Также отметим, что сближают романы описание кельи Тихона и кельи Зосимы (ихэклектичность), что может указывать на сложность и противоречивость образов старцев.293 О двух концептуально различных версиях романа «Бесы» пишет И.С. Чернышов, при этомотмечая, что канонический текст романа не содержит главы «У Тихона», в чем, по мнениюавтора, заключается авторская воля Достоевского. См. Чернышов И.С.
Роман Ф.М.Достоевского «Бесы» : текстология и стратегии издания в России : дис. ... канд. фил. наук.Тюмень, 2018. 241 с.294Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики / сост.,подгот. текста, посл., коммент. Л.И. Сарасикиной. М., 1996. 743 с.86вчера его взгляд. Был такой у него один взгляд… так что ужаснулся я в сердцемоем мгновенно тому, что уготовляет этот человек для себя. Раз или два в жизнивидел я у некоторых такое же выражение лица… как бы изображавшее всюсудьбу тех людей, и судьба их, увы, сбылась.
Послал я тебя к нему, Алексей, ибодумал, что братский лик твой поможет ему. “Если пшеничное зерно, падши вземлю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода”.Запомни сие». (14, 259).3) – Решайте же судьбу! – воскликнул опять.– Идите и объявите, – прошептал я ему. Голосу во мне не хватило, нопрошептал я твердо. Взял я тут со стола Евангелие, русский перевод, и показалему от Иоанна, глава XII, стих 24:«Истинно, истинно говорю вам, если пшеничное зерно, падши в землю,не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода».
Я этотстих только-что прочитал пред его приходом (14, 280– 281).«Вышел он. <…> С полчаса прошло как я в слезах на молитве стоял, а былауже поздняя ночь, часов около двенадцати. Вдруг смотрю, отворяется дверь, и онвходит снова. Я изумился.– Где же вы были? – спрашиваю его.– Я, – говорит, – я, кажется, что-то забыл... платок, кажется... Ну, хотьничего не забыл, дайте присесть-то...Сел на стул. Я стою над ним. “Сядьте, говорит, и вы”. Я сел. Просиделиминуты с две, смотрит на меня пристально и вдруг усмехнулся, запомнил я это,затем встал, крепко обнял меня и поцеловал...– Попомни, – говорит, – как я к тебе в другой раз приходил. Слышишь,попомни это!» (14, 281).4) « – А помнишь ли, как я к тебе тогда в другой раз пришел, в полночь?Еще запомнить тебе велел? Знаешь ли, для чего я входил? Я ведь убить тебяприходил!Я так и вздрогнул.87– Вышел я тогда от тебя во мрак, бродил по улицам и боролся с собою.
Ивдруг возненавидел тебя до того, что едва сердце вынесло. “Теперь, думаю, онединый связал меня, и судия мой, не могу уже отказаться от завтрашней казнимоей, ибо он все знает”. <…> И хотя бы ты был за тридевять земель, но жив, всеравно, невыносима эта мысль, что ты жив и все знаешь, и меня судишь.Возненавидел я тебя, будто ты всему причиной и всему виноват. Воротился як тебе тогда, помню, что у тебя на столе лежит кинжал.
Я сел и тебя сестьпопросил, и целую минуту думал. Если б я убил тебя, то все равно бы погиб за этоубийство, хотя бы и не объявил о прежнем преступлении. Но о сем я не думалвовсе, и думать не хотел в ту минуту. Я только тебя ненавидел и отомстить тебежелал изо всех сил за все. Но господь мой поборол диавола в моем сердце. Знайоднако что никогда ты не был ближе от смерти» (14, 283).«Бесы»:«– Что с вами? – вскричал он вдруг, почти в испуге всматриваясь в Тихона.Тот стоял перед ним, сложив перед собою вперёд ладонями руки, иболезненная судорога, казалось как бы от величайшего испуга, прошламгновенно по лицу его.– Что с вами? Что с вами? – повторял Ставрогин, бросаясь к нему, чтоб егоподдержать. Ему казалось, что тот упадёт.– Я вижу… я вижу как наяву, – воскликнул Тихон проницающим душуголосом и с выражением сильнейшей горести, – что никогда вы, бедный,погибший юноша, не стояли так близко к самому ужасному преступлению,как в сию минуту!– Успокойтесь! – повторял решительно встревоженный за него Ставрогин, –я, может быть, ещё отложу… вы правы, я, может, не выдержу, я в злобе сделаюновое преступление… всё это так… вы правы, я отложу.– Нет, не после обнародования, а ещё до обнародования листков, за день, зачас, может быть, до великого шага, вы броситесь в новое преступление как висход, чтобы только избежать обнародования листков!Ставрогин даже задрожал от гнева и почти от испуга.88– Проклятый психолог! – оборвал он вдруг в бешенстве и, не оглядываясь,вышел из кельи» (11, 30).«Момент истины», метафизический порог определяют общность пятиэпизодов из сопоставляемых романов.
Как видим, и Зосима, и Тихонпредсказывают будущее страдание героев (Дмитрия, Ставрогина) и своимиидеалами христианской жизни словно проверяют пограничное состояние героев ввозможности совершения преступления («таинственного посетителя» Зосимы поимениМихаил – наубийствосамогоЗосимы,Ставрогина–нановоепреступление как «исход», скорее всего, речь о самоубийстве). Более того,внутреннее предсказание/предвидение в обоих романах сопровождается знаковымжестом295 – становлением на колени, улыбкой у Зосимы, и «сложением впередладонями рук» и болезненной судорогой на лице у Тихона; в обоих эпизодахпрозрение «мгновенно», и оно ужасает старцев.
И Зосима, и Тихон –единственные герои, которым преступники поведали о своих грехах. И«таинственным гостем», и Ставрогиным на мгновение охватило чувствоненависти к своим возможным избавителям, причем в «Братьях Карамазовых»особую роль играет мистическое время полуночи, традиционно рассматриваемомкак время прихода нечистой силы. К этому можно добавить и проявлениезначимого для Достоевского мотива дороги, который в «Карамазовых»эксплицируется в следующих выражениях: «вышел во мрак», «бродил по улице»,«боролся с собою». Ночь и потерянность, блуждание героя с тяжелымиразмышлениями приводит Михаила к пороговой ситуации, где «дьявол с Богомборется»: убить или не убить Зосиму, а вместе с тем и рассказать об убийствечетырнадцатилетней давности и обрести второе рождение или же отомстить затяжелую ношу обещания раскаяния.
Бог победил, как победил он и в момент,когда Дмитрий был на пороге убийства своего отца, «Бог» «сторожил» (14, 355)героя (правда в этом случае, можно говорить и об отсылке к Богородице иСвятому духу: «слезы ли чьи, мать ли моя умолила бога, дух ли светлый295См. Подорога В.А. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы.: В 2 т.Т 1. М. C.
444–448.89облобызал меня в то мгновение – не знаю, но черт был побежден» (14, 425–426).В «Братьев Карамазовых» неожиданный момент чуда, спасения от неминуемойгибели чаще представлен, нежели в «Бесах», из художественного мира которыхБог практически изгнан (за исключением странствия Степана Трофимовича вСпасов). Именно поэтому Михаил раскаивается в убийстве любимой женщины ипублично в этом признается, облегчая свою душу и приближая тем самым стользначимый для героя рай, двери в который открылись после признания в убийстве.Чуду, как и Богу, практически нет места в романном мире «Бесов», и Ставрогинотвергает возможность любого спасения для себя. И для «Братьев Карамазовых»,и для «Бесов», эпиграф становится важнейшим элементом поэтики двухпроизведений, который позволяет увидеть соединение реального и ментального,мира горнего и мира дольнего; эпиграфы задают главные векторы читательскоговосприятия романов.
В обоих романных эпиграфах в иносказательной формеговорится о надежде на спасение человечества, но если в «Карамазовых» этанадежда действительно перерастает в веру (зерно прорастает и дает свои плоды),то в «Бесах» эта надежда так и остается надеждой (вихрь сносит все на своемпути), что наиболее полно выражено в истолковании слов из ЕвангелияВерховенским-старшим о бесах и о судьбе России.Начавсопоставлятьроманысимплицитнозаложенныхвосновепроизведений вопросов, перейдя к роли эпиграфов и отдельным эпизодам, с нимисвязанными, для более яркого сопоставления следует продолжить анализомзавершениясюжетнойлинии,являющейсяфиналомвромане«БратьяКармазовы» и финалом преступной деятельности группы Верховенского.
Речьпойдет о сцене прощания учителя с учениками, наставника с подопечными,главаря преступного кружка со своими приспешниками. Композиционно ихронотопически схожи эти сцены прощания – Алеши с мальчиками у камняИлюшечки и Петра Верховенского с «нашими».Начнем с того, что по сути, и Алеша, и Верховенский-младший – этосвоеобразные учителя для молодого поколения в двух романах, толькодеятельность первого направлена на созидание, в то время как второго – на90разрушение. Сближает их также и то, что в юном возрасте герои были лишенывнимания своих отцов – Федора Павловича Карамазова и Степана ТрофимовичаВерховенского. Оба героя готовятся покинуть свой город.
В этом отношениисцена прощания со своими учениками может быть важна как момент передачинекоторых прощальных заветов, сокровенных слов от учителя к ученику длядальнейшей самостоятельной жизни последнего. На наш взгляд, эти знаковыесцены в двух романах могут быть описаны по следующим показателям: 1) повод,предшествующий собранию 2) место собрания 3) обращение к слушателям4) основные идеи, напутствия 5) место в композиции романного целого.Объединяет два фрагмента в романах не что иное, как смерть человека.Похороны Илюшечки и его поминки становятся отправной точкой для новой, ужевзрослой жизни мальчиков, способных к рефлексии и глубокому сопереживанию.УбийствоШатоваестькульминационныймоментвдеятельностибесаВерховенского, решившего с ироничной подачки Ставрогина для сохранения«их» тайны скрепить группу общей кровью. Место, выбранное для прощального,заветного слова, в обоих романах неслучайно.
В «Братьях Карамазовых» этоместо у Илюшиного камня, к которому приходят мальчики и Алеша послепохорон Илюшечки и душераздирающей сцены в доме Снегирева, когда отеццелует сапожок только что погребенного ребенка, а помешанная мать спрашивает«Куда ты его унес?».«Между тем все тихонько брели по тропинке, и вдруг [здесь и далеевыделено мной – прим. М.Б.] Смуров воскликнул:– Вот Илюшин камень, под которым его хотели хоронить!Все молча остановились у большого камня.
Алеша посмотрел, и целаякартина того, что Снегирев рассказывал когда-то об Илюшечке, как тот, плача иобнимая отца, восклицал: “Папочка, папочка, как он унизил тебя!” – разомпредставилась его воспоминанию. Что-то как бы сотряслось в его душе. Он ссерьезным и важным видом обвел глазами все эти милые, светлые лицашкольников, Илюшиных товарищей, и вдруг сказал им:91– Господа, мне хотелось бы вам сказать здесь, на этом самом месте, однослово.Мальчики обступили его и тотчас устремили на него пристальные,ожидающие взгляды» (15, 194).Итак, на тропинке, в преддверии большого пути, словно бы случайноскажет Алеша свое заветное слово. Камень становится отправной точкой длярасширения художественного пространства и времени в романе.