Автореферат (1168477), страница 6
Текст из файла (страница 6)
В последние годы демонические версии распространяются средииконописцев и фрескистов, что открывает разные сценарии развития для русской иконографииРождества. Такие примеры ярко демонстрируют взаимодействие устных, письменных ивизуальных текстов, которое продолжается сегодня в актуальной традиции храмовой росписи.18ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫВо введении определена актуальность темы исследования и степень ее изученности,сформулированы цели и задачи, охарактеризованы источники и исследовательские методы,обоснована научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, описанаапробация.Первая часть диссертации, «Книжная демонология как источник визуальной»состоит из четырех глав. В первой, «Теоретические аспекты, методология и терминология»,речь идет о теоретических основаниях работы, изложенных выше в разделе «методология»автореферата, а также описаны термины, используемые в диссертации. Прежде всего, этомотив – самая пластичная и трудноопределимая единица визуального анализа, котораятрадиционно понимается как повторяющийся, константный элемент более сложныхвизуальных моделей.
Очевидно при этом, что семантические границы каждого мотиванапрямую зависят от выстраиваемой исследователем серии. Самостоятельным мотивом в болеешироком контексте оказывается, к примеру, агрессивная пасть инфернальных монстров, вболее узком – пасть ада, в еще более узком – пасть ада, поглощающая (или отдающая)грешников.
Если рассматривать понятие в текстологическом ракурсе, широко используемом вфольклористике, – как простейшую повествовательную единицу (А.Н. Веселовский),повторяющийся в текстах образ или эпизод (Ю.Е. Березкин), основанный на действииодноактный сюжет (Е.М. Мелетинский), это позволит анализировать циркулирующую ввизуальном поле фигуру или сочетание фигур как максимально краткий рассказ о действииили простейшем сочетании действий. При этом один мотив («Ад держит на коленях дьявола»)может также состоять из визуальных фигур, которые, в свою очередь разложимы на болеедробные мотивы («Ад как зверь», «пасть ада», «дополнительное лицо на теле» и др.).
Прилюбом подходе, понятие требует оговоренной и четко выстроенной фокусировки наопределенную серию константных элементов.Более крупный элемент анализа – визуальный сюжет – рассматривается какповествовательный блок, который включает совокупность фигур и мотивов, четкообъединенных вокруг одного изображаемого события (Крещение Господне, УспениеБогородицы и др.) Под темой понимается полисюжетная композиция или циклпоследовательных изображений, которые представляют череду разных, но взаимосвязанныхсобытий (Страшный суд, Сотворение мира или Жизнь прародителей в Эдеме). Наконец, вдиссертации используется понятие гипертема, предложенное Жером Баше. В широком смыслеэто общая идея, имеющая спектр различных визуальных воплощений (к примеру,«Божественное родство») – в этом аспекте нами рассматривается, прежде всего, гипертемаоборотничества.
В более узком смысле это конкретная визуальная модель (во всем спектре еевариаций), которая передают некую универсальную и пластичную идею. Пример – гипертемародительства/патронажа, отображаемая в средневековом искусстве в виде схемы «персонажсидит на коленях (in sinu, «в лоне») родителя». Популярный в русской иконографии вариантэтой гипертемы – мотив «адской троицы» (Ад, дьявол, Иуда) – проанализирован во второйчасти диссертации.Вторая глава «Происхождение, облик, иерархия демонов», посвящена ключевымхарактеристикам и моделям описания падших ангелов, коррелирующим с визуальнымифигурами и схемами.
В русской книжности циркулировало множество переводных и19оригинальных сочинений, так или иначе упоминавших демонов. У падших ангелов был крайнеширокий спектр ролей в текстах с совершенно разной прагматикой, от нравоучительных доисторических и деловых – естественно, что рассказы о функциях, способностях, природе иоблике демонов сильно разнились. Отрефлектированной демонологии на Руси не возникло, какне возникло ангелологии, самостоятельной экзегетики и т.д.
Мы имеем дело с другим режимомсуществования и функционирования широкого комплекса актуальных представлений. По сути,этот «дорефлективный» модус бытования демонологических мотивов роднит русскуюкнижную и традиционную славянскую демонологию – комплексы представлений омифологических персонажах и стратегий коммуникации с ними, распространенные влокальных традициях. Во многих текстах бесы, как персонажи славянского фольклора, нестолько (или вовсе не) исторические «герои» со своей разработанной биографией, сколькоперсонажи, построенные по итеративному принципу (У. Эко), т.е. по принципу повторенияузнаваемых действий, функций и признаков, которые помогают им «войти в повествование» иструктурировать его по нужной, стереотипизированной сюжетной модели.В древнерусской книжности существовало несколько версий о времени иобстоятельствах появления демонов.
Это падение с Небес, рождение от мифологическихперсонажей или от совокупления «сынов Божьих» с женщинами. Падение ангелов привязывалик первому, третьему, четвертому, шестому дню творения либо ко времени до всемирногопотопа. Облик демонов чаще всего описывали с помощью цветовых и световых характеристик:темный, мрачный, черный и др., или с использованием зооморфные признаков: крылатый,хвостатый и т.п. Однако авторы значительно чаще говорят об иллюзорной личине демонов,редко упоминая «истинное» обличие духов.
В этом плане характерно появление в книжности, азатем и в фольклоре, характеристик и атрибутов, заимствованных из иконографии, как хохлы,крюки и колпаки – в некоторых ситуациях лакунарность письменных рассказовкомпенсировалась визуальными образами, разработанными в искусстве.Вопросы о силе и бессилии дьявола и, в этой связи, о природе их земных тел, по-разномурешались в христианских текстах, в зависимости от их прагматики и жанровых особенностей.Многие книжники говорили о немощи бесов и иллюзорности их личин; другие делали акцентна огрублении плоти падших ангелов и их сближении с материальными созданиями; третьи, какМихаил Пселл, разделяли демонов на ранги, приписывая им разные характеристики испособности (высшие творят иллюзии и воздействуют на сознание, низшие подобныагрессивным плотским животным).
«Спиритуалистическая» и «монструозная» моделиописания демонов устойчиво сосуществовали в христианской книжности – выбор зависел отпозиции, целей автора и от сюжетной канвы самой истории. Если по началу византийскорусская иконография игнорировала «монструозные» описательные модели, то с XV в.иконописцы и иллюминаторы все чаще стали переводить их в визуальный ряд.Одна из важнейших идей – иерархичность царства Люцифера – репрезентировалась втекстах через образы воинской структуры (легионы, воинства, полки, начальники),государственного устройства и символики (царство, слуги, императорские атрибуты), а такжеродства («отец» демонов, «молодые» бесы и т.п.). Аналогичные модели работали в визуальнойтрадиции.Наконец, значительную роль играли номинации падших ангелов. Это именасобственные: Люцифер, Денница, Эосфорос, Зерефер/Фелузер, Вельзевул/Зуфелуз и т.п.,включая имена нехристианских богов, от упоминаемых в Библии до славянских; собирательные20именования: бесы, демоны, дьяволы; эвфемистические наименовании, выстраиваемые поразным принципам: инвективные (нечистый, скверный…), цветовые (темнозрачный, мурин,эфиоп…), функциональные (прельститель, искуситель, враг…) и др.
В визуальномпространстве имена собственные начинают активно появляться в XVII в., но эвфемистическиене получают здесь распространения.Третья глава, «Телесность и материальные способности демонов», посвящена кругумотивов, связанных с физическими проявлениями бесов в земном мире. Теологи с первых вековхристианства рассуждали о «тонкой» материальности бесов, об «огрублении» их плоти врезультате падения с небес, об «огненной», «воздушной» или «духовной» природе духов и т.п.Соответственным образом выстраивались житийные, патериковые и проч. рассказы о демонах:падшие ангелы могут действовать изнутри (незримо искушать человека, входить в его тело)или атаковать физически; самих бесов можно изгонять как молитвой, так и побоями,наносимыми одержимому либо самому пойманному духу.Рассказы о зримых оболочках демонов строятся по трем моделям.
В первом случае речьидет о личине, явленной визионеру. Во втором – о чужом, зверином или человеческом теле,либо о рукотворном или природном объекте, которое использует дух (сюжетно-мотивныйкомплекс, связанный с экзорцизмом). В третьем случае бес является наяву в «истинной» илиобманной личине. Грань между видением и реальностью бывает маркирована, но часто размытаи не определена. Как правило, это не играет роли для описания: физическое взаимодействие сдемонами в любом случае имеют проявление в реальном мире – раны, нанесенные наяву или впространстве видения остаются на теле человека, следы ущерба, причиненного бесом, виднысторонним наблюдателям и т.п. В этом плане распространенные рассказы о физическойагрессии демонов и о «физическом экзорцизме» святых-демоноборцев, которые избивают иликалечат самих духов (как Никита Бесогон, Ипатий Гангрский, Иулиания Никомидийская илиМарина/Маргарита Антиохийская), формируют общий контекст. Тела бесов во многих текстахнаделяются материальностью и всеми признаками физической плоти, за исключением ихспособности исчезать – отличие духов от земных созданий проходит именно по этойтраектории.Многие мотивы, связанные с физическими способностями демонов, имелинехристианскую этиологию – на разных этапах они адаптировались в книжность издохристианских культов и локальных мифологических традиций, сохранявшихся в любомхристианизированном обществе.
В иконографии такие мотивы распространились предельношироко – к ним относятся как редкие изображения физической бесовской агрессии, так ипопулярные сцены экзорцизма, змееборчества и демоноборчества.В четвертой главе, «Эволюция русской демонологии в XVII в.», проводится анализизменений, происходивших с русской книжной демонологией в XVII в. благодаря влияниювернакулярных русских представлений, которые все активнее проникали в агиографию (преждевсего северорусскую), а также фиксировались в новых текстах – магических тетрадках иследственных делах о колдовстве.