Автореферат (1168477), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Однако политические процессы явно играют второстепеннуюроль при изучении визуальной традиции. Хронологические рамки исследования в целомсовпадают с периодом существования централизованной Московской Руси, однако выбраныони не произвольно, но исходя из специфики изучаемого материала. Начиная со второйполовины XV в. «образ врага» в русском искусстве начинает разрабатываться, а в XVII в.достигает расцвета, максимально усложняется и занимает важнейшее место в храмовомпространстве и миниатюре. Ни до, ни после этого он не играл такой роли и не выполнялстолько востребованных функций.
В конечном итоге это приводит к формированию новойзнаковой системы и новой «среды образов», которая влияла на социум и культурный обиходМосковской Руси, отражалась в книжности и в фольклоре. Расцвет визуальной демонологии –интереснейшее явление, которое множеством нитей связано с культурными и социальнымипроцессами этого периода.Вторая половина XV–XVII вв. – период все возрастающего влияния на русскую культурукультуры европейской, в том числе визуальной. Раннее Новое время в Европе – эпоха расцветадемономании и ведьмовских процессов, стремительного распространения в искусстведемонологии, эсхатологических сюжетов и danse macabre. Сюжеты и мотивы, частотные наЗападе, все активнее проникают в Московию. Здесь перенимаются и перерабатываются не толькоготовые изобразительные циклы и модели, но и широкий арсенал приемов и знаков, в результатечего пространство визуальной демонология обогащается.
Помимо неизвестных ранеесимволических композиций, которые вызывали споры и рассматривались на церковныхсоборах (Христос в облике воина или херувима, фигуры-персонификации пороков и т.п.), вовторой половине XV – начале XVI в. возникают или распространяются важнейшие для нашейтемы сюжеты и мотивы, как «змей мытарств» в иконографии Страшного суда илиапокалиптический цикл, впервые изображенный на не сохранившихся фресках начала XV в., азатем представленный на иконе из Успенского собора московского Кремля (ок. 1500). В XVI в.русские мастера разрабатывают демонический бестиарий и все чаще конструируют сложныегибридные образы. С этого времени начинается трансформация всего поля визуальнойдемонологии.
В середине XVI в. возникают первые лицевые Апокалипсисы, завоевываяпопулярность к концу столетия. В XVII в. массово распространяются лицевые синодики ииллюминированные сборники с эсхатологической тематикой. Фигуры демонов увеличиваются вразмерах, усложняются, обрастают деталями и атрибутами, часто заимствованными из западнойтрадиции. Со второй половины XV в. различных антигероев – язычников, еретиков, агрессоров ит.п.
– начинают все чаще маркировать, выделяя визуально и обозначая знаками греха. «Образврага» разрабатывается и превращается в сложную семиотическую систему, которая объединяетмножество разных персонажей.Немаловажную роль играла здесь переживаемая эсхатология. В конце XV в.
происходитпервый всплеск апокалиптических ожиданий, приуроченных к 7000 (1492) году; они косвенноотражаются в формирующейся идеологии и символике власти московских государей. В XVI в.эти ожидания, насколько можно судить, сохраняют определенную актуальность в культуреэлит, с чем может быть связан ряд особенностей опричнины и экстраординарных действий7первого русского царя.
В начале XVII в. кризис Смутного времени впервые приводит краспространению эсхатологических ожиданий в нижних слоях общества – фиксируютсядесятки свидетельств об угрожающих знамениях и записываются визионерские тексты. ПослеСмуты Второе пришествие связывают с 1666 г. – различные сочинения и популярные изданиямосковского печатного двора («Кириллова книга» 1644 г., «Книга о вере» 1648 г.) транслируютидею о том, что явление Антихриста и катаклизмы последних дней произойдут в ближайшиедесятилетия. Наконец, в середине XVII в.
раскол русской церкви приводит ккатастрофическому культурному и социальному кризису, когда переживаемая эсхатологиявыдвигается на первый план и определяет поведение тысяч людей, уходящих встарообрядчество. Культурный обиход Московской Руси несет яркий отпечатокэсхатологической мысли, а визуальная традиция – наиболее доступное, массовое иэффективное ее выражение.Наконец, число изображаемых бесов, как и число грешников, возрастает благодарянарративизации русской иконографии XVII в. Чем больше книжных сюжетов и мотивовотражается в миниатюре, иконе или стенописи, чем детальнее и насыщеннее становятсякомпозиции, тем больше различных персонажей-антагонистов начинает фигурировать ввизуальном поле.Если в качестве нижних хронологических рамок исследования мы обозначаем конец XVв.
как время появления визуальных циклов и сюжетов, по-новому формирующих «образ врага»,то верхние рамки связаны с реформами Петра I. В европеизированной культурной среде элит,выстраиваемой царем, а впоследствии императором, эсхатологический дискурс, характерныйдля Московской Руси, оказывался не только не актуальным, но нежелательным и вредным длягосударственного служения подданных. Резкие ограничения, наложенные Петром на русскуюцерковь, попытки регламентации религиозных представлений и практик, вели к подавлениюэсхатологической мысли.
Уже с конца XVII в., когда ее начали активно эксплуатироватьстарообрядцы, официальная церковь все больше отходит от идеи скорого конца света. Всинодальный период апокалиптические представления окончательно маргинализируются.Происходит социальный дрейф эсхатологического дискурса – в конце XVII – начале XVIII в.
опришествии Антихриста проповедует уже не элита, книжники и церковные иерархи, асоциальные низы. В храмовом пространстве демонические и эсхатологические образыпостепенно утрачивают былую популярность. Однако в среде старообрядцев сохраняетактуальность и переживаемая апокалиптика, и визуальная демонология. Традиция Московскойиконографии поддерживается и развивается в лицевой старообрядческой рукописи –синодиках, Цветниках, Апокалипсисах и различных сборниках, которые доживают до XX в.Эти материалы привлекаются к исследованию, расширяя его рамки прежде всего на XVIII в.как период «долгого Средневековья» старообрядческих общин.Источниковая базаИсследование основывается на трех основных группах визуальных источников, а такжеписьменных и устных (фольклорных) текстах, которые используются для анализа стратегий испособов взаимодействия разных языков культуры.1- Книжная миниатюра. В ходе исследования проанализированы и привлечены к работеминиатюры и миниатюрные циклы более 250 русских лицевых рукописей XV – начала XX в., восновной части XVII–XVIII вв.8Иллюминированные рукописи играют ключевую роль для исследования по несколькимпричинам.
Во-первых, это наиболее сохранившийся вид «частных» – не публичных, нецерковных – образов, в отличие от почти не дошедших до нас домовых икон конца XV – началаXVIII в. Во-вторых, в миниатюрных циклах многообразие иллюстрируемых сюжетов напорядок выше, чем в иконе или монументальной живописи. Это определяется спецификойработы иллюминатора – в отличие от иконописца или фрескиста, он отображал множествокнижных историй, которые чаще всего не появлялись в пространстве храмовой живописи,ориентированной, до XVII в., в большей степени на моленные образы чем на нарративныекомпозиции.
В-третьих, миниатюра предельно детализирована и вариативна – на это влияет иколичество изображений (десятки, иногда сотни в рукописи), подробно разрабатывающихразличные сюжеты, и меньшая зависимость иллюминаторов от иконографических конвенцийхрамового искусства – уже в силу того, что большинство сюжетов не существовало вцерковной визуальной среде.В исследовании использованы лицевые рукописи разного содержания: исторические ипреимущественно исторические (Задонщина, Лицевой летописный свод и др.), агиографические(жития, патерики), скриптурные (лицевые Библии, Апокалипсисы, Псалтири) и сборникисмешанные состава (Цветники, синодики и др.).
Лицевые Апокалипсисы распространяются наРуси с середины XVI в., синодики, Цветники и другие типы иллюминированных сборников – вXVII в. В XVIII–XX вв. они создаются и циркулируют преимущественно в старообрядческойсреде, что обусловило привлечение к работе многих старообрядческих (в особенностисеверодвинских) рукописей.Важно заметить, что круг привлекаемых источников не имеет четко очерченных контуров– у нас нет данных о точном количестве лицевых манускриптов, не только созданных визучаемый период, но даже сохранившихся на сегодняшний день в разных частных игосударственных хранилищах.