Диссертация (1155329), страница 7
Текст из файла (страница 7)
На первый ипоследующие эпизоды Зигмунд реагирует тихим возгласом «ага». Он видитнедовольство женщины, заметившей снег, забившийся в расстегнутую дамскуюсумочку, которую нес ее спутник, длинный зонтик, который дама поставила вугол, «отчего-то повернув его ручкой вниз». Зигмунд видит ссору детей и языкдевочки, который она показывала брату и «держала его высунутым так долго, чтоего можно было, наверное, рассмотреть во всех подробностях».Далее следует подробное описание эпизода замены перегоревшей лампочки,в котором герои не произносят ни одного слова и обмениваются жестами.Официант спускается в подвал через открытый люк: «он погружался в глубинучерного квадрата короткими рывками, каждый из которых соответствовалневидимой ступени».
Затем хозяйка поднимается по лестнице: «она зажала новуюлампочку во рту, осторожно обхватив ее губами за цоколь», а «официантзаворожено следил за движениями ее пухлых ладоней, время от времени проводяпо пересохшим губам кончиком языка». Наконец, хозяйка падает с лестницы, иобессилено замирает «в успокаивающем объятии напарника». Зигмунд на это двараза громко произносит свое «ага».Следующие эпизоды (пускание длинной струйки табачного дыма сквозьтабачные кольца, детская игра с растрепанными куклами и бесформеннымикусками разноцветного пластилина) и вид авангардного полотна на стене, сизображением двух открытых роялей, «в которых лежали мертвые Бунюэль иСальвадор Дали, оба со странно длинными ушами», вызывают у Зигмунда33восклицания и беспокойство: «Ага! – изо всех сил закричал Зигмунд.
– Ага! Ага!!Ага!!!».Своим поведением Зигмунд обращает на себя всеобщее внимание. К немуподходит хозяйка заведения, приближается мужчина. И только здесь, практическив эпилоге, читателю сообщается, что Зигмунд – это попугай. Пространство городаи кафе мгновенно сужаются до границ третьей пространственной точки, доклетки, в которой сидит Зигмунд. Клетка вся обгажена, что не нравится хозяйке.Однако мужчина замечает: «Это ведь его клетка… Ему в ней жить».Ирония в адрес венского доктора Зигмунда Фрейда и ограниченностиметода его психоанализа, во всем находящего скрытую сексуальность, помимоподчеркнуто подробного описания действие и деталей якобы сексуальногохарактера, воплощается в пространственной структуре текста. Тезка знаменитогопсихоаналитика Зигмунда Фрейда, жившего Вене, в столице блестящей АвтроВенгерской империи, оказывается всего лишь попугаем, и возможностинаблюдать за миром для него ограничены кафе и пространством загаженнойклетки.В первом абзаце рассказа «Ника» [109], в одном предложении, В.
Пелевиннаправляет первоначальное читательское восприятие по ложному пути. Этодостигается с помощью двух отсылок к И.Бунину. Сначала используетсясловосочетание «легкое дыхание», ставшее в русской литературе послеклассического бунинского рассказа символом трагической любви. В рассказе В.Пелевина автор-повествователь не случайно размышляет о превратностях любви:на его «коленях лежит тяжелый, как силикатный кирпич, том Бунина», отрываясьот чтения которого он смотрит на стену со случайно сохранившимся снимком,видимо, своей любимой.
Прошедшее время («ее легкое дыхание снова рассеялосьв мире») указывает на утрату, и далее читатель получает развернутуюхарактеристику, домысливая историю жизни некой Вероники, которую геройсокращенно называет Ника. Однако в рассказе В. Пелевина настораживаетотсуствие «любви» как таковой. Отношения между героями обозначены как«привязанность», описанная в терминах физиологии.34Ника получает пощечину за разбитую антикварную сахарницу, котораядорога герою как память и копилка, где хранились различные бумажки –доказательства реальности его человеческого бытия. После ссоры геройиспытывает чувство вины и путано пытается объясниться, а вечером становитсяособенно нежен к Нике.
Проникнуть в мир Ники герою не удается, хотя он его понастоящему заинтересовал, потому что героиня постоянно молчит, не читаеткниг, не ведет дневника, долгими часами дремлет у телевизора, почти не глядя наэкран. Ее интересы не выходят за рамки чистой физиологией.Пытаясь представить, что происходит в ее голове, герой старается понять,что привлекает Нику в пейзаже за окном, который она разглядывает, часамипросиживая у окна. Пространство Ники ограничено обычным московским двором– песочницей и бревенчатой избушкой для детских игр, турником, на которомвыбивали ковры, странным каркасом чума, сваренного из металлических труб,помойкой и фонарями. Пространство Ники расширяется за счет ближайшего леса,в котором она полюбила гулять в одиночестве. Интеллектуальная девственностьгероини освобождает ее от «унизительной необходимости соотносить пламя надмусорным баком с московским пожаром 1737 года», то есть она лишенаспособностивидетьпричинно-следственныеивременныесвязимеждусобытиями.
Герой, с которым давно не происходило ничего нового, «надеялся,находясь рядом с Никой, увидеть какие-то незнакомые способы чувствовать ижить». Однако он понял, что, глядя в окно, Ника «видит попросту то, что тамнаходится, и что ее рассудок совершенно не склонен к путешествиям попрошлому и будущему, а довольствуется настоящим».Герою пришлось осознать, что он имеет дело не с реально существующейНикой, а с набором собственных мыслей, что Ника – это его «представления,принявшие ее форму». Далее, в дополнение к временным расхождениям,существующиммеждуними,геройобозначаетпространственнуюнесовместимость отношений, потому что «Ника, сидящая в полуметре от меня,недоступна, как вершина Спасской башни».35В.
Пелевин относит разгадку сущности Ники практически к развязкесюжета: только после ее смерти прямо во дворе под колесами автомобиля,становится понятно, что Ника – сиамская кошка. В результате, задним числом,читатель понимает, что рассказе присутствуют два несовместимых мира, время ипространство которых пересекаются, но связи между ними практическиотсутствуют. Этот общий мир человека и кошки хаотичен, поскольку невозможноучесть бесчисленное множество факторов, остающихся непредсказуемыми и неподдающимися декодированию.В рассказе «Вести из Непала» [105] возникает циклическое время.
В самомобщем виде данная временная конструкция, по мнению И.Ю. Дитковской,«фиксируют бесконечное движение по кругу, постоянное возвращение кисходному» [37, с. 92.]. В. Пелевин создает якобы реальный мир, в рамкахкоторого существует обычный инженер Любочка, инженер по рационализации,работающая в троллейбусном парке. Детали постепенно складываются в картину,где читательское восприятие изображаемого как реальности подвергаетсясерьезному сомнению.Уже в первой фразе говорится, что Любочку на остановке прижала к дверитроллейбуса «невидимая сила», хотя жизненный читателя опыт подсказывает, чтодавка в переполненном общественно транспорте производится чисто физическимвоздействием пассажиров друг на друга. Попытка попасть на огражденнуютерриторию предприятия для опоздавшей на работу Любочки завершаетсянеудачно, потому что через ворота ее не пропускает «задорная баба в оранжевойбезрукавке» и с ломом в руках.
Она не похожа ни на мифологического Цербера,охраняющего вход в царство мертвых, ни на апостола Петра, хранителя ключей отрая. Однако стилистика фанерного транспаранта рядом с воротами и «задорнойбабой»включаетопределенныеассоциации:«Всякийвходящийвпроизводственные помещения! Не забудь надеть спецодежду!»Далее Любочка становится случайной свидетельницей диалога между двумябезымянными персонажами, облаченными в длинные ночные рубашки, несмотряна зимнее время.
В разговоре между ними продолжается ряд ассоциаций о36загробном мире. Персонажи говорят о смерти и пытаются понять, как и куда онипопали. Любочка совершенно не удивляется виду трех сослуживцев, стоящих вочереди в столовой и одетых в «длинные мешки с дырами для головы и рук,перетянутые на талии серым шпагатом, а в руках горели толстые парафиновыесвечи. На мешках были оттиснуты какие-то цифры, черные зонтики и надписи«Крючьями не пользоваться».Так постепенно в рассказе разрушается иллюзия правдоподобия иреальности, и на месте троллейбусного парка вырастают несколько различныхмиров, приобретающих форму локальных топонимических наименований.
Эторабочее место Любочки, заснеженный двор, производственный цех, столовая,актовый зал, где происходит общее собрание. Любочка последовательнопереходит из одного топоса в другой. Ее переходы в пространстве дополнительнообозначаются обязательным ритуалом переодевания: из пальто в искусственнуюшубку, в ватник, затем в синий халат.Известия от собственного корреспондента из Непала, прослушиваемые порадио во время производственного собрания, окончательно расставляют всеакценты. В.