Диссертация (1155177), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Кушнер, он выбрал к нему, таксказать, позитивный подход. Его Сизиф, спускаясь с горы, рвет цветы,наслаждается красотами природы:132…Он может отдохнуть от мошкарыУвидеть все, что вдруг предстанет взору…(«Пока Сизиф спускается с горы…», 2011)Именно намерение автора поднимает планку интертекстуальности доее современного — осознанного — значения.
Многочисленные отсылки —способобогатить,новообретенныйукраситьсмыслпроизведениепревзошелтакимобразом,заимствованный.чтобыЕстественно,потребность в точке опоры, формально-содержательном фундаменте, упоэтов существовала всегда. Необходимость раскрытия обозначеннойпроблематики в связи с изменяющимися реалиями времени вполне понятна.ПомнениюО. Северской,поэтырубежаXX–XXIвеков«противобыденного», то есть не осмысленного цитирования классики 219. Онивоспринимают современность сквозь призму опыта предшественников. Вот,например, Г.
Кружков пытается понять свою тревогу, обращаясь к тому, чтотревожило К. Батюшкова в стихотворении «К Дашкову» («Мой друг! Я виделморе зла…», 1813):…зачем же гласом влажным и протяжнымон Гальциону мне воспели, море зла увидя, содрогнулся?Не я — к тебе, но ты ко мне вернулся —сказать, что море зла безбрежное кругом…(«Батюшков», 2014)Интертекстуальность отлична не только от традиционных тропов, но иот постмодернистских приемов, в частности пастиша — передразниванияоригинала. Разница между явлениями субъективна и, в общем-то, спорна.Северская О. Поэзия посмодерна и массовая коммуникация: отношения автора ичитателя в новой коммуникативной ситуации (на материале русской поэзии рубежа ХХ—ХХ1 веков) // Поэтика исканий, или Поиск поэтики: материалы междунар.
конф.фестиваля, [«Поэтический язык рубежа ХХ–ХХІ веков и современные литературныестратегии»]. – М.: Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН, 2004. – С. 181.219133Пастиш,скорее,являетсяподвидоминтертекстуальности,нежеликонкурирующим приемом. Более того, современных исследователей большеинтересует отличия пастиша от пародии. Американский литературныйкритик Ф.
Джеймисон обоснованно считает, что суть обоих явлений«мимикрия под другие стили», но в эпоху постмодерна пастиш приобретаетвсе большее значение, вытесняя едкую и саркастичную пародию как вид:«Пастиш — это белая пародия, пародия, которая потеряла свое чувствоюмора»220.Действительно,пастишвсе-такивторичноепроизведениелитературы, тогда как пародия может быть по-настоящему искусной, являтьсобою новаторство.Большой популярности среди российских поэтов пастиши не имеют,однако, среди известных авторов, писавших их — И.
Бродский («Двадцатьсонетов к Марии Стюарт», 1974), В. Соснора («Слово о полку Игореве (помотивам)», 1959). К примеру, стихотворение Сосноры «Выхожу один я. Нетдороги» (1973) по сути является чуть искаженной калькой с философскойэлегии Лермонтова и не имеет как такового иронического блеска:Выхожу один я. Нет дороги.Там — туман. Бессмертье не блестит.Ночь, как ночь, — пустыня. Бред без Бога.Ничего не чудится — без Ты.Повторяю — ни в помине блеска.Больно? Да. Но трудно ль? — Утром труд.В небесах лишь пушкинские бесы.Ничего мне нет — без Ты, без тут…Джеймисон, Ф. Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма //Марксизм и интерпретация культуры / Пер. с англ. — Москва; Екатеринбург: Кабинетныйученый, 2014.
– С. 289.220134Обычно поэты не пишут целиком подражательные тексты (разве что вкачестве эксперимента, шутки), а заимствуют несколько слов, фраз, строк ивставляют их в новый контекст, иногда иронизируя над автором, иногдаполемизируя с ним.Интертекстуальностьпоэтическойреальности,Своеобразныйнамекспособствуетсозданиюпараллельнойилипетитомотпечатанввпроизведениисозвучнойавторской.головечитающегоусоответствующие строфы. Можно предположить, что подобную картинупредставлял Х. Борхес, заметивший в «Книге песка» (1975): «Сверхкнигасостоит из бесконечного множества книг». Мнимую реальность авторсравнивает с той, что описывает сам: противопоставляет или дополняет однудругой, берет новую как аналогию.
И. Иртеньев, оспаривает пушкинскую какбы аксиому об очаровании осенней поры. О том, с каким именностихотворением гения Иртеньев не соглашается, понятно благодарявведению хрестоматийно известного словосочетания:Озвучить, чувствую, пораДавно назревшее признанье —Демисезонная пораНе есть очей очарованье.И в пику гению скажу,Хоть знаю, это неучтиво, —И малой доли позитиваЯ в той поре не нахожу.О, как уныл осенний лес,Как бесконечно депрессивныВнутриутробные осиныНа фоне выцветших небес…(По перв. стр., 2015)135Как правило, для создания «другой реальности» используется отсылкана конкретный текст, сюжет, а не на его героев, автора.
Московская поэтессаО. Сульчинская отсылает нас не к классике, а к славянской мифологии, кфольклору, что тоже не редкость в современной поэзии. Автор касаетсясказочного образа Кощея, смерть которого, как известно, «на кончике иглы».Она исходит из того, что читатель с детства знает историю сказочногозлодея.
Игла, символизирующая жизнь лирической героини, по-своемуосязаема, благодаря межтекстовому диалогу:В твои руки войти — как в глубокую воду пловцу:И прекрасно, и страшно. Возьми мою жизнь. И к лицуПоднеси, поверти — чтобы зорче ее рассмотреть.Там сидит взаперти на иголку надетая смерть…<…>…Кто-то держит меня на руках над могучей рекойИ, к моей, раскаленной, прижавшись холодной щекой,Говорит: «Не пора».
Я не знаю всех правил игры —Но никто до сих пор не сломал золоченой иглы.(По перв. стр., 2016)В целом, интертекстуальность — более широкое понятие, включающеев себя не только несколько способов легитимного «воровства» цитат, но иустановление контекста, интерпретация. Интертекстуальность — это впервую очередь межтекстовое общение, «дней связующая нить», мост междуклассической поэзией и современной. Более того, наличие диалога, иначеговоря, нескольких точек зрения в тексте, особенно характерно дляфилософиипостмодерна,отмечающеймножественностьистин.«Размывается так называемый “агент письма”; лирический герой становитсямножественным, звучит не один голос, а хор», — считает Д. Быков221. ПриБыков Д.
Один [Авторская передача от 18 августа 2016] // Радио «Эхо Москвы».URL: https://echo.msk.ru/programs/odin/1821864-echo/ (дата обращения: 29.08.2018).221136этом, по словам И. Кузнецовой: «Фигура лирического героя увеличиваетсяпо мере уменьшения авторской фигуры» 222. В этом случае лирический геройвыполняетролькомпенсатора.Иногдаонвыступаетвкачестве«поэтического “мы”: Лирический герой может быть квинтэссенциейпредставлений поколения о себе» 223. В современных интертекстуальныхпроизведениях возможны все три модели: или автор рассуждает об авторепредшественнике с доминирующей позиции, или уступает ему трибуну, илиговорит от лица некоего коллективного бессознательного, составленного измозаики цитат.Смотря на литературу сквозь призму заимствований, очевидно, чтоименно поэзия XXI века взяла с собой из предыдущих столетий, на чтоориентируется.
Так, поэты и писатели эпохи Возрождения в Европе иклассицизма в России эталоном считали античную литературу, на нееоглядывались, ее цитировали. Они указывали на своих учителей, на ихпроизведения. В подтексте выражалось не высказанное вслух желание ихпревзойти. Честнее всех это невысказанное желание от лица своихпредшественников и современников выразил К. Бальмонт в знаменитом «Я— изысканность русской медлительной речи, / Предо мною другие поэты —предтечи…» (1903).Адресность цитаций определяет мироощущение современного автора,его роль в литературном процессе и нишу в литературном поле. К примеру,Б.
Рыжий, несмотря на ироническую коннотацию, выражает явное почтениеитальянскому поэту Ф. Петрарке:Жалея мальчика, который в паркеапрельском промочил не только ноги,но и глаза — ученичок Петрарки, —Кузнецова И. Поэт и лирический герой: дуэль на карандашах // Октябрь. – 2004. –№ 3. – С. 35–45.222223Там же.137наивные и голые амуры,опомнившись, лопочут, синеоки:— Чего ты куксишься? Наплюй на это.Как можно убиваться из-за дуры?А он своё: Лаура, Лаурета...(По перв.
стр., 1997)Помня, как страстно Ф. Петрарка признавался в чувствах своей музе,становится очевидна «наивность» пустых утешений и понятен ироничныйтон автора. Таким же насмешливым трагизмом наполнены его стихи,обращенные к современникам:Рейн Евгений Борисыч уходит в ночь,в белом плаще английском уходит прочь.В черную ночь уходит в белом плаще.Вообще одинок, одинок вообще.(По перв. стр.,1998)Б. Рыжий и сам для некоторых стал своего рода эталоном, трагической,романтизированной фигурой.
Через два года после его безвременной смертимолодого поэта вспомнил в стихах В. Прокошин:Ты меня лепил на склоне лет,Собирая крохи по сусекам,На краю земли, где жизни нетДаже горнякам и дровосекам.Отпусти на волю, старина,С поля брани.Что мне эта дикая страна,Что я — крайний?...<…>…Отпусти меня из добрых рук,Боже, иже!Что мне этот Екатеринбург,138Что я — рыжий…(«Колобок», 2006)К классикам литературы в «Оде во славу российской поэзии»обратился В.
Кальпиди. Автор вспомнил всех знаменитых авторов отВ. Тредиаковского до И. Бродского, подробно останавливаясь на порочащихих (хотя, возможно, и справедливых) фактах биографии и чертах характера.Вот несколько примеров из этого произведения:... касательно Ахматовой — еедешифровал один печальный бонза:монашенка с блудницею — вдвоемв ней уживались — это одиозно…<…>…Цветаева — истерика и стыдпод небеса взлетевшей институтки…<…>…О Мандельштам, не знающий корнейни родины, ни нации, ни рода,промежду двух, пытавшийся, морей,как ласточка, зависнуть…(«Ода во славу российской поэзии», 1992)К «Оде» отнеслись по-разному.