Диссертация (1155132), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Верно ведь, Джайдар-байбиче? (ПГ 422)4.Ибраим тяжело вздохнул и обратился к Джайдар: − Сами посудите,Джайдар-байбиче, ну что такое один конь, ну иноходец? В табуне какихтолько лошадей нет — выбирайте любую. Человек приехал, прислали его…Джайдар тяжело вздохнула.
− Отдай, − сказала она мужу, − не держи людей.− Вот это разумно, так бы давно, спасибо вам, Джайдар-байбиче. Не зряИбраим рассыпался в благодарностях». (ПГ 425)5.Когда он поднял голову, те, что увели Гульсары, уже скрывались забугром. Танабай вскрикнул и припустил коня вслед за ними.6.Уймись. Опусти руки, − как всегда спокойно, осадила она его. −Послушай, что я тебе скажу. Разве Гульсары твоя собственная лошадь?Личная? Что у тебя есть своего? Все у нас колхозное. Этим живем. Иноходецтоже колхозный. А председатель − хозяин колхоза: как скажет, так и будет.А насчет того напрасно думаешь. Можешь хоть сейчас уходить.
Уходи. Она187лучше меня, красивей, моложе. Хорошая женщина. Я тоже могла овдоветь, ноты вернулся. Сколько я тебя ждала! Ну пусть это не в счет. У тебя троедетей. Куда их? Что им скажешь потом? Что они скажут? Что я им скажу?Решай сам…». (ПГ 427)7.Жена слила ему воды на руки. Подала ужин. − Не хочу, − отказалсяТанабай. А потом сказал: − Возьми темир-комуз[6], сыграй «Плачверблюдицы». Джайдар взяла темир-комуз, поднесла его к губам, тронулапальцем тоненькую стальную струнку, дохнула на нее, затем вдохнула воздух всебя, и полилась древняя музыка кочевников. Песня о верблюдице, потерявшейбелого верблюжонка… (ПГ 427)8.Хорошо играла Джайдар на темир-комузе.
Когда-то полюбил он ее заэто, девчонкой еще. Слушал Танабай, уронив голову, и опять не глядя все видел.Руки ее, погрубевшие от долголетней работы в жару и холод. Поседевшиеволосы и морщины, появившиеся на шее, возле рта, возле глаз. Проступала затеми морщинами ушедшая юность − смуглая девчонка с косицами,падающими на плечи, и он сам − молодой-молодой тогда, и их былая близость.Он знал, что сейчас она его не замечает.
Она была погружена в свою музыку, всвои мысли. И видел он еще в тот час половину бед и страданий своих в ней.Она несла их всегда в себе». (ПГ 427)9.Кумыс у вас, Джайдар-байбиче, прямо отменный. А запах какой крепкий.Налейте-ка еще чашку…− А ты, Танабай, не стареешь, все такой же. Сколькомы не виделись − с самой весны? Кумыс и воздух гор − дело великое.
А я вотсдаю понемногу. (ПГ 423)10. −Нет-нет! − отказывалась Джайдар. − Как хочешь, а в палатку я житьне пойду. Палатка для бессемейных разве, и то на время, а мы с семьей, у насдети. Купать их надо, воспитывать, нет, не пойду». (ПГ 433)11.С Джайдар потом посоветуешься, объяснишь ей все.Да я и сам прислучае подъеду, расскажу. Она умная − поймет. Не будь ее при тебе, давно быгде-нибудь шею себе свернул, − пошутил Чоро. − Как там она поживает?Дети как?». (ПГ 443)12. Кроме чабана, подпасок должен быть при отаре, но его не давали. Вот иполучалось − сплошная работа, без смены, без отдыха.
Джайдар числиласьночным сторожем, днем она только иногда могла приглядывать с дочками заовцами, до полуночи ходила с ружьем у загона, а потом приходилось самомустеречь». (ПГ 451)13.Джайдар однажды съездила к сыну в интернат, но недолгозадержалась там: знала, что без нее совсем трудно стало. Танабай пас тогдаотару вместе с дочерьми. Маленькую усаживал перед собой в седло, кутал в188шубу, тепло и покойно ей, а старшая мерзла − сидела она сзади, за отцом. Идаже огонь в очаге горел по-другому, бесприютно. А когда мать на другой деньвернулась, что тут было! Дети кинулись ей на шею, отцеплять пришлосьсилой.
Ох нет − отец, конечно, отец, но без матери и он не то». (ПГ 453)14. Прислали из колхоза сакманщиц − женщин большей частью престарелыхда бездетных, которых удалось вытащить из села, − для помощи на времяокота. К Танабаю в отару прислали двух сакманщиц. Приехали с постелями, спалаткой и пожитками. Веселей стало.
Сакманщиков надо было, по крайнеймере, человек семь.». (ПГ 454)15. − А ну постой! − успела перехватить поводья Джайдар. − Куда ты? Несмей. Слезь, послушай меня!... − Не пущу! Тебе надо кого-нибудь убить? Убейменя. — Не держи меня, разве ты не видишь, что тут творится? Разве ты невидишь − вон матки с ягнятами. Куда мы их завтра денем, где крыша? Гдекорм? Передохнут все. Кто будет отвечать? Отпусти! (ПГ 456)16.Джайдар сняла с кизячных углей чайник, заварила покрепче, принесла вкувшине воды, дала мужу руки помыть.
Расстелила чистую скатерть,конфеты даже откуда-то достала, масла топленого положила в тарелкужелтыми ломтиками. Пригласили сакманщиц и сели пить чай. Ох, уж этибабы! Пьют себе чай из пиал, разговоры разговаривают всякие, будто в гостяхсидят». (ПГ 457)17.Вернулся Танабай к себе ночью. Джайдар вышла во двор с фонарем.Ждала, глаза проглядела. И с первого взгляда поняла она, какая беда стрясласьс мужем.
Он молча разнуздывал коня, расседлывал, а она светила ему, и онничего ей не говорил. «Хоть бы напился в районе, может, легче было быему», − подумала она, а он все молчал, и страшно становилось от егомолчания. А она-то собиралась порадовать его − корма подвезли немного,соломы, муки ячменной, и теплее стало, ягнят выгоняли на пастьбу, травкущиплют уже… − Чего устал? Из партии выгнали! − Да потише ты,сакманщицы услышат…». (ПГ 490)18.−Ты подумай все же, Танаке. Плохо ему. Сына вызвали с учебы. Поехаливстречать на станцию.
− Спасибо, что передал. Но я не поеду. − Поедет, −застыдилась Джайдар. − Не беспокойтесь, поедет он. Танабай промолчал, акогда Айтбай выехал со двора, сказал жене зло:— Ты брось эту привычку отвечать за меня. Я сам знаю. Сказал, не поеду −значит, не поеду. Джайдар все же пришла. Принесла ему плащ, сапоги новые,кушак, рукавицы, шапку, которую он надевал при выездах. − Одевайся, −сказала она. − Напрасно стараешься. Я никуда не поеду. − Не теряй времени.Может случиться, что потом всю жизнь будешь жалеть. − Ничего я не буду189жалеть.
И ничего с ним не случится. Отлежится. Не первый раз.− Танабай,никогда я тебя ни о чем не просила. А сейчас прошу. Отдай мне свою обиду,отдай мне свое горе. Поезжай. Будь человеком. − Нет. − Танабай упрямомотнул головой. — Не поеду. Мне теперь все безразлично. Ты думаешь оприличии, о долге. Что люди скажут? А я теперь знать ничего не хочу.Онаушла, оставив его одежду, но он не тронулся с места. Джайдарвернулась.− Ты еще не оделся? − Не надоедай.
Сказал: не поеду…− Встань! −гневно вскрикнула она. И он, к удивлению своему, встал по ее приказу, каксолдат. Она шагнула к нему, глядя в тусклом свете фонаря исстрадавшимися,возмущенными глазами. − Если ты не мужчина, если ты не человек, если тыбаба слюнявая, то я поеду за тебя, а ты оставайся нюни разводи! Я поедусейчас же. Иди седлай немедленно коня! И он, повинуясь ей, пошел седлатьлошадь ... «Вот еще наказание! Куда она теперь одна среди ночи? − думал он,набрасывая впотьмах седло. −И не отговоришь.
Нет. Не откажется. Убей, неоткажется. А если собьется с пути? Ну, пусть пеняет на себя… СедлалТанабай коня, и самому стыдно становилось: «Зверь я, больше никто. Одурелот обиды. Выставляю ее напоказ, − смотри, какой я несчастный, как мнеплохо. И жену извел. А она-то при чем? За что ее терзаю? Не видать мнедобра. Никудышный я человек. Зверь, и только».
Заколебался Танабай. Нелегкобыло отступиться от своих слов. Пошел назад набычившись, опустив глаза. −Оседлал? − Да. − Ну так собирайся. − И Джайдар подала ему плащ. Танабаймолча стал одеваться, радуясь, что жена первая пошла на мировую. И все жедля вида покуражился: − А может, с утра поеду? − Нет, отправляйся сейчас.Будет поздно».
(ПГ 493-494)19. Жена встретила его молча. Взяла коня под уздцы.Помогла мужу слезть сседла, поддерживая его под руку.Танабай обернулся к ней, обнял ее, привалилсяк плечу. Она тоже обняла его, плача. − Похоронили мы Чоро! Нет его больше,Джайдар. Нет моего друга! − говорил Танабай и еще раз дал волю слезам.Потом он молча сидел на камне подле юрты. Хотелось побыть одному,хотелось посмотреть на восход луны, которая тихо поднималась из-зазубчатых вершин белого снежного хребта. В юрте жена укладывала детей наночь. Слышалось, как огонь потрескивал в очаге. Потом запела, хватая задушу, гудящая струна темир комуза. Будто ветер тревожно завыл, будтобежал человек по полю с плачем и жалобной песней, а все вокруг молчало,затаив дыхание, все безмолвствовало, и только бежал как будто одинокийголос тоски и скорби человеческой. (ПГ 501)«Тополек мой в красной косынке»190(Собрание сочинений: В 3-х т.
– Т.1.− М.: 1982)20. Мы с Кадичей трудностей не боялись и, надо сказать, жили неплохо, суважением друг к другу. Но одно дело уважение, а другое − любовь. Если дажеодин любит, а другой нет − это, по-моему, ненастоящая жизнь. Или человектак устроен, или я по натуре своей таков, но мне постоянно чего-то нехватало. И не возместишь этого ни работой, ни дружбой, ни добротой ивниманием любящей женщины. Я давно уже втайне каялся, что такопрометчиво уехал, не попытавшись еще раз вернуть Асель. А за последниеполгода не на шутку затосковал по ней и сыну.
Ночами не спал. Чудился мнеСамат − улыбается, неуверенно держится на слабых ножонках. Его нежный,детский запах я будто вдохнул в себя на всю жизнь. (ТКК 176)21. Долго ждать не пришлось; открывается калитка, и выходит ее мать истарик, чернобородый, грузный такой, два ватных халата на нем: нижнийплюшевый, верхний вельветовый. В руке камча хорошая.