Диссертация (1155132), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Распарился, красный,видно, только что чай пил. Подошли они к коновязи. Мать Асель почтительнопридержала стремя, помогла старику взгромоздиться в седло. Мы вамидовольны, сват! − сказала она. − Но и за нас не беспокойтесь. Для своейдочери ничего не пожалеем. Слава богу, руки наши не пусты. − Э-э, байбиче вобиде не будем, − ответил он, поудобней устраиваясь в седле. − Дай богздоровья молодым.
А что касается добра: не для чужих − для своих же детей.И родниться нам не впервые… Ну, будь здорова, байбиче, значит, так ипорешили: в пятницу! (ТКК 141-142)22.Решили, что и Асель начнет работать, она сама настаивала: в аилевыросла, работящая, но тут, к нашей неожиданной радости, оказалось, чтоона скоро станет матерью. В тот день, когда Асель родила, я шел обратнымрейсом из Китая.
Спешу, волнуюсь. Асель лежала в родильном доме в Нарыне.Приезжаю − сын! К ней меня, конечно, не пустили. Сел я в машину и гоню погорам. Зимой это было. Снег да скалы кругом. (ТКК 149)«Джамиля» (Собрание сочинений: В 3-х т. – Т.1.− М.: 1982)23. В Малом доме остались мать, которую я называл «кичи-апа» − младшейматерью, и ее невестка − жена Садыка. Обе они с утра до вечера работали вколхозе. Моя младшая мать, добрая, покладистая, безобидная женщина, вработе не отставала от молодых, будь то рытье арыков или поливы, −словом, прочно держала в руках кетмень. Судьба словно в награду послала ейработящую невестку.
Джамиля была под стать матери − неутомимая,сноровистая, только вот характером немного иная. (Дж 81-82)19124.Домашним хозяйством обоих дворов занималась моя мать. Согласием идостатком в доме наше большое семейство обязано моей матери. Онаполновластная хозяйка обоих дворов, хранительница семейного очага. Совсеммолоденькой вошла она в семью наших дедов-кочевников и потом свято чтилаих память, управляя семьями по всей справедливости.
Всем в доме ведаламать. У них старшая мать всему голова − вот к ней и иди, так оно вернеебудет…» (Дж 82)25. У моей матери властный и суровый характер. Она жила по своимправилам и никогда не изменяла им. Каждый год с приходом весны она ставилаво дворе и окуривала можжевельником нашу кочевую юрту, которую отецсладило еще в молодости.
Она и нас воспитала в строгом трудолюбии ипочтении к старшим. Она требовала от всех членов семьи беспрекословногоподчинения...(Дж 86)26. И снова я стала думать о своих детях − такова, наверно, природаматеринская. (МП 301)27. Жутко и жалко мне было смотреть на сына, на его черное лицо, на еговвалившиеся, заросшие бородой щеки. Сердце обливалось кровью. «Ой,пропадет он, свалится на солнце», − думала я, но сказать не решалась.
Знала япо злому блеску в его глазах, что не отступится он, до последнего часу будетстоять на жатве. (МП 307)28. Вспомнила я Маселбека и затосковала. На прошлой неделе прислал онписьмо. Писал, что нынешним летом не удастся ему приехать домой наканикулы. Отправили его с детьми куда-то на озеро Иссык-Куль, впионерлагерь на практику. Ну что ж, ничего не поделаешь, раз он такуюработу себе выбрал, значит по душе.
Где бы ни был, главное − чтоб здоровбыл, рассуждала я. (МП 301)29. − Ты, Толгон, выплачь сразу все, что на душе, тут никого нет, ноотныне при людях не показывай слез. Ты теперь остаешься не только хозяйкойдома, не только головой над Алиман и Джайнаком − тебе придется ибригадиром остаться вместо меня. Больше некому. Я еще пуще залиласьслезами: − На кой черт мне твое бригадирство? Как ты можешь говорить обэтом в такой час? Не нужно мне ничего. Слышать даже не хочу! Но вечеромменя вызвали в контору правления колхоза.
Здесь был наш новый председатель— раненый фронтовик Усенбай, Суванкул и еще несколько стариков, аильныхаксакалов. Усенбай сразу сказал мне: − Что ни говори, тетушка Толгонай, апридется по-мужски, крепко подпоясаться и сесть на бригадирского коня.Землю, и воду, и народ нашего аила никто лучше вас не знает. Мы вам верим,верим еще и потому, что вам верит наш лучший бригадир, которого мы192теперь, стиснув зубы, провожаем на фронт. Ничего не поделаешь.
Сзавтрашнего дня беритесь за работу, тетушка Толгонай. Аксакалы тожестали советовать. В общем уговорили меня, согласилась я быть бригадиром.Да и как было не согласиться? Разве я не понимала, какое время мыпереживали? Правильно я поступила, хотя бы даже потому, что это былапоследняя воля моего Суванкула. В ту ночь он до утра не спал, все наказы мнедавал. Начинай готовиться к весне, тягло поставь на отдых, ремонтируйплуги, бороны, брички… Присмотри за многодетными семьями, застариками… То делай так, это эдак… Эх, беспокойный человек мой, милыймуж мой, друг сердечный...(МП 315-316)30.И побежала я домой. Сама толком не понимаю, что к чему. Знаютолько одно: что Маселбек просит приехать на станцию, что Маселбекпросит увидеться. Бегу по улице, жарко от мороза, пот прошиб. Бегу и сама ссобой разговариваю, как ненормальная: − Что значит просит? Да я, сынокмой, пешком тысячу верст буду бежать к тебе, как на крыльях долечу! Эх,мать, мать… Не подумала я в тот час, куда же проезжает мой сын, в какуюсторону.
Прибежала домой, наспех всякой снеди наделала, мяса наварила, ведьтам небось Маселбек не один, а с товарищами, пусть угостит их домашнейстряпней. Уложила все это в переметный курджун, и в тот же день мы сАлиман выехали на станцию. Сперва я хотела поехать с Джайнаком. Но онсам отказался. − Нет, − говорит, − мама, лучше будет, если поедет Алиман, ая дома останусь по хозяйству. Так оно будет вернее. (МП 317-318)31. Сохрани, боже! Сохрани, боже!» − взмолилась я, воздевая на бегу руки;прыгая через арык, с маху упала, вскочила и снова пустилась бежать.
Ох, как ябежала тогда по пшенице! Крикнуть хочу, чтобы подождали меня, но не могу,голос пропал. Когда я добежала, наконец, то вокруг комбайна шумела толпа. Яничего не расслышала, не разобрала. Рванулась через толпу: «Стойте!Отойдите!» Люди расступились, я потянулась к сыну, как незрячая, сдрожащими руками, Касым шагнул навстречу, подхватил меня. (МП 305)32. …старик в разговоре как-то осторожно вставил: − Спасибо тебе,Толгонай, что в такое лихолетие служишь ты на коне народу. Хотя иженщина ты, но всем нам голова. Так и держись, Толгонай, крепче держись вседле.
Если что, мы все тебе опора, а ты нам… (МП 327)33. И сейчас эта работа не из легких, не каждому по плечу, а тогда иподавно − мука одна. Здоровых мужчин не осталось − больные да хромые, аостальные работники − женщины, девушки, дети, старики. Все, чтодобывали, отдавали фронту. (МП 316)19334. − Я сейчас тебе не соседка, а бригадир! − отрезала я. − От именинарода забираю у тебя это зерно! − Встала и взяла в руки торбу.
(МП 337)35. Настал день, когда от Касыма пришло письмо. Я вскочила на коня ипошла галопом, не разбирая пути, через арыки, через сугробы, с письмом в руке.Алиман и Джайнак разбрасывали здесь кучи навоза, и я закричала им на скаку:− Суйунчу, суйунчу − радость. (МП 324)36. Может быть, самой ей и говорили что-нибудь, может быть, людивсякое думали про себя, кто жалел, а кто осуждал ее, но мне никто не намекалоб этом, и за это людям великое спасибо. Прошло столько лет, но все попрежнему уважают меня. (МП 359)«Белый пароход» (Собрание сочинений: в 3-х т.
– Т.2. – М.: 1983)37. Мужчин в тот час никого не было, все разошлись еще с утра. Женщинызанимались домашними делами. Но тут он пронзительно закричал, подбегая краскрытым дверям: Приехала! Машина-магазин приехала! Женщинывсполошились. Кинулись искать припрятанные деньги. И выскочили, обгоняяодна другую. Бабка и та его похвалила: Однако его слова не очень-топодействовали на женщин. Сначала они хватали все подряд, потом сталивыбирать, потом возвращать отобранное.
Откладывали, примеряли, спорили,сомневались, десятки раз расспрашивали об одном и том же. Одно им ненравилось, другое было дорого, у третьего цвет не тот… (БП 9)38. Женщин было всего три: бабка, тетка Бекей − сестра его матери, женасамого главного человека на кордоне, объездчика Орозкула, − и женаподсобного рабочего Сейдахмата − молодая Гульджамал со своей девочкой наруках. Всего три женщины. Но так суетились они, так перебирали и ворошилитовары, что продавцу автолавки пришлось потребовать, чтобы онисоблюдали очередь и не тараторили все разом.Так оно и подучилось. Женщиныстали отступать, пыл их умерился, они как бы даже устали.