Диссертация (1155132), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Но раздумала, не сталавыговаривать. Пожалела молодость ее. А может, напрасно, может, надобыло сразу, с первых дней опалить ей душу, чтобы потом ей легче было. Незнаю, только я тогда ничего не сказала. (МП 309)24.Как только он (Касым) появился в воротах, Алиман бросилаподтапливать очаг, в слезах кинулась к нему, повисла на шее.− Не останусь,не останусь я без тебя, умру! (МП 309)25. А Алиман крепко стиснула мою руку.
«Мама», − прошептала она. Что жя могла поделать, понимала я; трудно, страшно было ей расставаться, но ктоможет стоять в стороне от народа, да еще в лихие дни. Эх, Алиман моя,Алиман, и она понимала, что это нужда военная, нужда всей страны, но незнала я в жизни женщины, которая бы так любила своего мужа, как она.
(МП310)26. Вот так мы провожали Касыма. А когда настала минута садиться емуна коня, то Алиман, бедная Алиман, не посмотрела ни на старших, ни на малых− крикнула и замертво повисла у него на плечах. А сама без кровинки в лице,только глаза горят. Мы ее силком оторвали. Но она вырвалась и сновабросилась к мужу. И вот так каждый раз, как дитя малое, тащила Касыма заруку, не давала ему ногу вдеть в стремя. Молила его:− Постой! Минутку! Ещеодну минутку! (МП 312)27. Все в ней засветилось, и каждое слово ее, каждая улыбка и движение −все было таким, как когда-то. Она забросила на межу свой коротенькийбешмет, подоткнула платье, засучила рукава, косынку сбила на затылок иловко погоняла быков.
(МП 349)28. Алиман хотела, чтобы я немного приободрилась, чтобы я работала,жила. Потому-то она и вела себя так в тот памятный день. Она199оборачивалась на ходу и, смеясь, говорила мне: − Мама, полегче налегай начапыги − камень пойдет наверх. Побереги свою силушку! (Дж 349)29. Смеялась она и не знала, наверно, какая она была красивая под дождем, внамокшем платье, тонкая, с крутыми грудями и сильными бедрами, ссияющими от счастья глазами и с разгоряченным румянцем на щеках. Будь жеты еще раз трижды проклята, война! (Дж 350)30. Эх, Алиман, Алиман, невестушка моя сердечная! Неужто думала она,что не догадываюсь я, почему она вела себя так? (Дж 318)31. Осталась одна и ходила по перелогу, собирала тюльпаны.
Ведь она, какдевчонка какая, любила цветы. Эх, Алиман, Алиман, горемычная мояневестушка. В руках у нее было штук десять больших тюльпанов. Она ихсобиралась, наверно, домой понести. Я как увидела ее с цветами, пот горячийпроступил на лбу. Вспомнила, как она тогда на обкосе загона набрала дикоймальвы и тоже стояла с цветами вот так же.
Только тогда косынка на нейбыла красная, а цветы белые, а теперь она была повязана черным платком и вруках держала красные цветы. Вот и вся разница. Но как это резануло посердцу! А Алиман подняла голову, огляделась по сторонам, потом понурилась,уныло уставилась на цветы, вроде бы: кому их теперь и куда?.. И вдругвстрепенулась вся, упала лицом вниз и стала рвать свои цветы в клочья,хлестала ими землю, потом утихла, уткнулась в руки и лежала так,передергивая плечами.
Я спряталась за шалаш. Не стала ее тревожить.Пусть, думаю, поплачет, может, легче ей станет. А она вскочила на ноги ипомчалась по перелогу к большаку. Я перепугалась, на коня − и за ней.Страшно мне было видеть, как убегала моя невестка, как бежала она в черномплатке по красному полю. − Алиман! Остановись! Что с тобой? Остановись,Алиман! − кричала я ей, а она не останавливалась. (Дж 330)32.Алима-ан! − крикнула я изо всей мочи.
Не помню, как добежала. Помнютолько, обнимались мы, целовались, плакали. И так истосковались,оказывается, друг по дружке, что и слов-то не находили, как сказать об всем,что думано и передумано было за эти дни. Ласкала я, гладила лицо Алиман ивсе говорила одно и то же: −Вернулась, да? Вернулась, доченька моя.Вернулась ко мне, к матери своей! Вернулась! Алиман отвечала: −Да,вернулась! Вернулась, мама, к тебе. Вернулась! (Дж 362)33.− Ненаглядная моя, сердечная, ласковая! Как я боялась за тебя! Онауспокаивала: − Не плачь, мама.
Прости меня, глупую. Не уйти мне никогда оттебя. Попробовала − ничего не получилось: не вытерпела я, все времятосковала о тебе. (МП 363)200«Прощай, Гульсары!»34.Ездил Танабай к сыну и невестке по случаю рождения внука, второго уних в семье ребенка. Привез им в подарок тушу барана, мешок картошки, хлебаи всякой снеди, испеченной женой. Понял он потом, почему Джайдар незахотела приезжать, сказалась больной. Хотя и не говорила никому, но нелюбила она невестку. Сын и без того был человеком несамостоятельным,безвольным, а жена попалась жестокая, властная. Сидя дома, помыкаламужем, как ей хотелось.
Бывают же такие люди, которым ничего не стоитобидеть, оскорбить человека, лишь бы верх держать, лишь бы чувствоватьсвою власть». (ПГ 509-510)35.Если бы то была не невестка, жена его родного сына, а кто-нибудьдругой, разве позволил бы Танабай разговаривать с собой таким образом? Носвоих, плохи они или хороши, никуда не денешь. Промолчал старик, не сталперечить, не стал говорить, что мужа ее не продвигают по службе непотому, что отец виноват, а потому, что сам он никудышный и женапопалась ему такая, от которой доброму человеку бежать надо куда глазаглядят. Недаром же в народе говорят: «Хорошая жена плохого мужа сделаетсредним, среднего — хорошим, а хорошего прославит на весь мир».
Но опятьже не хотелось старику позорить сына при жене, пусть уж думают они, чтоон виноват. Потому и уехал Танабай поскорей. Тошно было ему оставаться уних. (ПГ 510)«Тополек мой в красной косынке»36. Хорошо, что Асель догадалась, в чем дело, накинула платок на голову,прикрыла лицо. Тогда Урмат-аке довольно улыбнулся.
– Вот теперь порядок! −сказал он. – Спасибо, доченька, за уважение. (ТКК 146)37. Ты отныне наша невестка, всем аксакалам автобазы невестка. Мырасстались. Асель не снимала платка с головы. (ТКК 146)38. На обратном пути подожди меня. Тогда все решим, с женами! –подмигнул он в сторону Асель. – Да, теперь – с женами. (ТКК 147)39. − Да. Апа уехала в гости, в лесхоз. А отец на водовозке у тракторов.40.
В платке Асель показалась мне еще красивей. (ТКК 146)41. − Невестушка моя, подними глаза, поцелуй! − говорю я ей. − Нельзя,аксакалы увидят! − отвечает она и тут же со смехом, будто бы украдкой,целует в щеку. (ТКК 146)42.Так это, значит, невеста с тобой? − только теперь догадалсяДжантай. − Нет, жена, − возразил я и обнял Асель за плечи.
(ТКК 148)201Е. ГОРЫ«Прощай, Гульсары!»1. Весь октябрь в горах был сух и золотист… Но потом за ночь развеяло,разнесло непогоду, и утром, выйдя из юрты, Танабай чуть не попятился – горышагнули к нему в свежем снегу на вершинах. Как им шел снег! Они стояли вподнебесье в безупречной своей чистоте, отчетливые на свету и в тени, будтотолько что созданные богом. Там, где лежал снег, начиналась синяябесконечность.
А в ее глубине, в ее далекой-далекой сини проступалапризрачная даль вселенной. (ПГ 399)2. Поднимая глаза над дувалом, Гульсары видел вздымающиеся в высиночные горы, облитые молочно − голубым сиянием…» (ПГ414)3. Помнил стужу, помнил волчьи ночи, помнил как застывал в седле, каккусал губы, чтобы не заплакать, отогревая у костра закоченевшие руки иноги…» (ПГ 122)4. Поднимая глаза над дувалом, Гульсары видел вздымающиеся в высиночные горы, облитые молочно-голубым сиянием…» (ПГ 414)5. Вокруг стояли горы, и они молчали.
(ПГ194)6. Большие горы стояли в серой мгле. Забытые солнцем, угрюмо темнелиони наверху, как обиженные великаны. Весне нездоровилось. Сыро, мутновокруг. (ПГ 216)«Тополек мой в красной косынке»7.«Вылетел я на гребень Долонского перевала, высота огромная, облака поземле ползут, а горы внизу, как карлики; выпрыгнул из кабины, набрал полныелегкие воздуха и крикнул на весь свет: − Э-Эй, горы! У меня родился сын! Мнепоказалось, что горы дрогнули. Они повторили мои слова, и эхо долго несмолкало, перекатываясь от ущелья к ущелью». (ТКК 149).8. По Долону дорога идет все время в гору, на подъем, по откосам да покрутым спускам.
Бушевала во мне дикая сила, вроде спортивного азарта:добиться своего, и все тут − помочь людям дотащить машину до места.Шуточное ли дело: машина на буксире сама столько весит, да ещё груз. Когдапошли по серпантину карабкаться, все, думаю, не выдержит, спрыгнет гденибудь от беды подальше. Но не шелохнулся.
Нам оставался еще большойподъем, и тогда все, победа за нами. …». (ТКК 151-152).9.Эх, Долон, Долон (название гор), тянь-шаньская махина! Самый трудный,опасный участок трассы. Дорога идет на серпантином, петля на петле, и все202вверх, по откосам, лезешь в небо, облака давишь колесами, то прижмет тебя ксиденью, не откинешься, то круто падешь вниз, на руках выжимаешься,чтобы оторваться от баранки. И погода там, на перевале, как дурнойверблюд: лето ли, зима, Долону нипочем – вмиг сыпанет градом, дождем илизаваруху снежную закрутит такую, что не видать ни зги. Вот какой он, нашДолон!». (ТКК 150)«Джамиля»10.Горы мои, сине-белые горы,Земля моих дедов, моих отцов!Горы мои, сине-белые горы,Колыбель моя…» (Дж 33)«Белый пароход»11.
Я знаю, за домом темная-темная, морозная-морозная ночь. Ветер ходитзлющий. Самые великие горы и те в такие ночи робеют, жмутся кучейпоближе к нашему дому, к свету в окошках. И от этого мне страшно ирадостно. Был бы я великаном, надел бы великанью шубу и вышел бы из дому. Ябы им громко сказал, горам: «Не робейте, горы!» (БП 25)12. А Круго горы – скалы, камни, леса. С высоты, с ледников бесшумнопадали сверкающие ручьи, и только здесь, внизу, вода будто обретала голос…А горы стояли такие громадные и беспредельные.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
