Диссертация (1155120), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Одновременно все рассказыхарактеризуются общей атмосферой.В исследуемом материале амбивалентный конфликт проявляется не тольков пространстве и времени, но также на различных уровнях: внутреннем(внутренний конфликт в человеке, конфликт ценностей), социальном (конфликтчеловека и общества, конфликт поколений), а также в отношении кнеоднозначным проблемам (к палачам и жертвам коммунизма, нерусским,перестройке и путчу, товарам) и двоичном понимании таких концепции как«свобода» и «деньги».Амбивалентный конфликт двух миров развивается на уровне внутреннегомира человека — его сознания, мировоззрения, мироощущения.
Для многихрассказчиков «старое» и «новое» это не только разница в несколько лет илиперемена названия государства. Это, прежде всего, глубокие размышления,внутренние конфликты, нерешенные вопросы, которые возникли, потому чтопрежние идеалы больше не соответствовали новой действительности: «Сейчасстыдно быть бедным, неспортивным… Не успеваешь, короче.
А я из поколениядворников и сторожей. Был такой способ внутренней эмиграции» [3. С. 21]. В«старом» человек был готов к подвигам, к самопожертвованию: «Совок?Прикусите язык! Советский человек был очень хороший человек, он мог поехать139за Урал, в пустыню — ради идеи, а не за доллары. Не за чужие зеленые бумажки.Днепрогэс, Сталинградская битва, выход в открытый космос — это все он.Великий Совок!» [3. С. 43].Человек «рубежа веков» попадает в новую, неизвестную, частовраждебную обстановку: «Маленький, рядовой человек — никто, он — ноль.
Надне жизни. А тогда он мог написать в газету, пойти и пожаловаться в райком:на начальника или на плохое обслуживание» [3. С. 52].Одновременно сам человек, под влиянием происходящего, меняется: «Изсоветского майора получился бизнесмен. Торгую итальянской сантехникой…Напророчил бы мне это кто-нибудь десять лет назад, я бы этого нострадамусадаже бить не стал — посмеялся бы шутке. Я был абсолютно советский —любить деньги стыдно, любить надо мечту» [3. С.
282]. Иногда человек сампринимает решение о том, что в новом порядке он сам должен измениться, стать«новым», соответствующим эпохе, забыть прежнюю жизнь и прежние ценности:«Настолько мы были все зомбированные. Я советского человека выдавливала изсебя годами, ведрами вычерпывала» [3. С. 62].С. Алексиевич показывает, что одновременно с конфликтом двух мировразвивается конфликт поколений. Разные поколения по-разному воспринимаютновую реальность, часть из них (молодежь) не успела почувствовать на себекоммунистического строя.
Конфликт поколений, традиции которого развиваласьеще в русской литературе XIX века, отчетливо проявился в высказываниях героевпроизведения. То, что хотели «старые» - родители, старое поколение, полностьюотличалось от предпочтений и желаний «новых» - молодых, решительных,целенаправленных: «Чего мы хотели? Наши родители хотели все говорить и всечитать. Они мечтали жить при гуманном социализме… с человеческим лицом…А молодые? Мы… Мы тоже мечтали о свободе. Но что это такое? Однитеории… Хотели жить, как на Западе. Слушать их музыку, так же одеваться,ездить по миру» [3.
С. 282]. Давние идеалы казались смешными, произошлапереоценка ценностей. Поколения тех, кто вырос в СССР, не понимает молодых,которые по-другому воспринимают жизнь и ее значение: «Вот она рассказываетдетям о книгах Солженицына… о героях и праведниках… У нее горят глаза, а у140детей — нет. Мама привыкла, что у детей раньше горели глаза от ее слов, асегодняшние дети ей отвечают: „Нам даже интересно, как вы жили, но мы такжить не хотим. Мы не мечтаем о подвигах, мы хотим жить нормально”» [3. С.363]. Конфликт двух миров проявляется также в способности/неспособностипривыкнуть к новой действительности.
Часть рассказчиков идеализируетСоветский Союз, скучает по нему, не может привыкнуть к новой жизни:«Социализм — это не только лагеря, стукачество и железный занавес, это исправедливый, ясный мир: со всеми делиться, слабых жалеть, сострадать, а неподгребать все под себя. Мне говорят: нельзя было купить машину, но ни у когоне было машины. Никто не носил костюмы от Версаче и не покупал дом вМайами» [3. С. 51]. Многие не могут смириться с мыслью, что прежние идеалыпотеряли свою ценность, а они оказались непригодны: «Я — советский человек,и моя мама — советский человек. Строили социализм с коммунизмом.
Детейвоспитывали: торговать стыдно, и не в деньгах счастье. Будь честным, а жизньотдай Родине — это самое дорогое, что у нас есть. Всю жизнь гордилась, чтоя советский человек, а теперь вроде как стыдно, вроде ты уже неполноценнаякакая-то» [3. С. 438]. В новом мире даже прежние антиномии утрачивают своюактуальность, теперь человека оценивают не по собственным заслугам,интеллекту, взглядам, а по количеству денег: «Жизнь полностью переменилась.Мир теперь разделился по-другому: не на «белых» и «красных», не на тех, ктосидел и кто сажал, кто читал Солженицына и кто его не читал, а на тех, ктоможет купить и кто не может» [3. С.
285]. Маленький человек исчез, его местозанял новый герой: «Где вы сегодня увидите доярок, токарей или машинистовметро? Нет их — ни на страницах газет, ни на экранах телевизоров, ни в Кремле,когда вручают ордена и медали. Нигде их нет. Везде новые герои: банкиры ибизнесмены, модели и интердевочки… менеджеры…» [3. С. 54]. Оттудавозникает еще одна конфликтная линия — конфликт ценностей. Поменялись нетолько авторитеты и герои, поменялась также система ценностей: «Уже вседругое: вещи, люди, деньги. Новые слова.
Были „товарищи”, теперь „господа”,но что-то „господа” у нас плохо приживаются» [3. С. 279]. Целые поколенияоказались проигравшими, они не заработали денег, жили честно, но в новом строе141их ждет нищета: «Не осталось никаких ценностей, кроме мошны. А я? Я — нищая,мы все — нищие. Все мое поколение… бывшие советские люди… Ни счетов, нинедвижимости. Вещи у нас тоже советские — копейки никто не даст» [3. С.280]. С. Алексиевич показывает, что конфликт ценностей проявился не только наматериальном уровне, но также и на вербальном: раньше слова имели значение,теперь они его потеряли, стали пустыми.
Так как слова потеряли смысл, так ижизнь потеряла значение: нет будущего, в которое стоит верить и за котороестоит бороться: «Слово было поступком. Встать на собрании и сказатьправду — поступок, потому что опасно. Выйти на площадь… Это такой драйв,такой адреналин, такая отдушина. В слово все выливалось… Сегодня это уженевероятно, сегодня надо что-то сделать, а не сказать» [3. С. 162].Конфликт двух миров проявляется также в отношении человека собществом, так как «... конфликт как идейно-эстетическая категория <...> былобусловлен рядом причин, связанных с общественными и социальнымиусловиями жизни общества» [37.
С. 80]. Человек как часть социума ощущает себяне как отдельная единица, а как часть большой группы. В такой группеформируются его желания и стремления. Во время социализма люди верилиобещаниям власти и вместе строили новое общество: «Верили: все у нас впереди!Сильно верили советской власти. От души. Теперь состарились. Гласность,перестройка… Сидим и слушаем радио. Коммунизма уже нет… Где тоткоммунизм?» [3.
С. 217]. Новый мир оказался жестоким — те, кто хотел перемен,сейчас разочарованы: «Вопрос: чего мы хотели? Мягкого социализма…человеческого… Что имеем? На улице — лютый капитализм. Стрельба.Разборки. Разбираются — кто ларечник, а кто владелец завода. Наверх вылезлибандиты» [3. С. 140]. Однако старые и привычные «идеалы» находят новыевоплощения в современной обществе: человек легко привыкает к знакомым емусхемам, с облегчением возвращается к прежним идеям: «Возрождаютсястаромодные идеи: о великой империи, о „железной руке”, „об особом русскомпути”. Вернули советский гимн» [3. С.
15].Социальный конфликт и его амбивалентный характер проявляются в прозеС. Алексиевич еще в одном важном аспекте, в отношении к палачам и жертвам142коммунизма. Социальные и политические перемены привели к переоценкемногихисторическихсобытий,началисьпроцессыреабилитацииполитзаключенных, появилась гласность, свобода печати, доступ к самиздату итамиздату. Однако общество не справилось с осуждением коммунизма и егоэлементов. Как утверждают герои писательницы, это было невозможно — ипалачи, и жертвы это часть одной системы, одного общества: «Почему мы неосудили Сталина? Я вам отвечу… Чтобы осудить Сталина, надо осудить своихродных, знакомых. Самых близких людей» [3.