Диссертация (1155120), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Алексиевич «Время секондхэнд». Бинарная основа конфликта двух миров предполагает существованиесистемы элементов конфликтной напряженности внутри художественного текста,средикоторыхмыможемперечислитьпространственные,временные,внутренние и социальные оппозиции.Пространственныеоппозиции.Пространственныеантиномиихарактерны, прежде всего, для лирической поэзии. Примеры лирическихпроизведений с четко выявленными оппозициями мы находим в творчестве М.Цветаевой, А.
Ахматовой, Б. Пастернака, В. Маяковского, В. Высоцкого.В художественном тексте своеобразие пространства заключается в том, чтов тексте заложены субъективные соображения автора, его мировоззрение. Этитворческие установки писателя, его замысел и концепция оказывают влияние наформу произведения, складываются на литературно-художественном образепространства. Таким образом, художественное произведение становится«деформациейвнешнегопространстваязыкомиспециальнымихудожественными приемами при переводе его внутрь текста» [79. С.
280].В исследуемом материале выявлено несколько типов пространств, которыевступают с собой в оппозиций, а также эти пространства проявляется нанескольких уровнях: можно выделить микро-пространства (коммунальнаяквартира, кухня в хрущевке), а также макро-пространства (Москва и ее разныеоблики, Советский Союз, Россия).Самое важное микро-пространство в нашем исследовании — это русская130кухня.
Это не только помещение в квартире, но, прежде всего, место встреч:«Кухня у нас — это не только место для приготовления пищи, это и столовая, игостиная,икабинет,итрибуна.Местодляколлективныхпсихотерапевтических сеансов. В девятнадцатом веке вся русская культуражила в дворянских усадьбах, а в двадцатом — на кухнях.
И перестройка тоже.Вся „шестидесятническая” жизнь — это „кухонная” жизнь. Спасибо Хрущеву!Это при нем вышли из коммуналок, завели личные кухни, где можно было ругатьвласть, а главное — не бояться, потому что на кухне все свои» [ВСХ, С. 20].Кухня становится символом этого периода, пространством свободы и местомвысказывания своих мыслей, взглядов, идей. Это также одно из немногих мест,где человек чувствовал себя безопасно, счастливо: «Жили на кухне… странажила на кухнях… Сидим у кого-то, пьем вино, слушаем песни, разговариваем остихах. Открыта банка консервов и нарезан черный хлеб. Нам всем хорошо» [3.С. 162].Макро-пространство стоит в оппозиции к маленькой хрущевской кухне. Этоцелая империя, место, общее для всех рассказчиков.
Она впечатляет своимразмером, внушает уважение: «Великая была империя — от моря до моря, отЗаполярья до субтропиков» [3. С. 172].Макро-пространством в прозе С. Алексиевич можно считать всю империю(Советский Союз, а затем Россию), а также и Москву. Москва — столица,огромный город, в котором жизнь кипит и никогда не прекращается.Одновременно Москва как макро-пространство сама становится центромконфликтной ситуации. В рассказах появляются разделения на Москву доперестройки (город детства, счастья, спокойствия) и сегодняшнюю Москву(город в постоянном движении, город, которым управляют деньги, городкапиталистов): «На Старом Арбате, моем любимом Арбате я увидела торговые ряды — сматрешками, самоварами, иконами, фотографиями царя и его семьи.
Портретыбелогвардейских генералов — Колчака, Деникина и бюст Ленина… Матрешкивсяких видов — „горбиматрешки” и „ельциноматрешки”. Я не узнавала своюМоскву. Что это за город?» [3. С. 95]131Москва это город, в котором не существует границ возможного: «ВМоскву… Москва! Я ее всегда слышу как соперницу, с первой минуты онавызывала во мне спортивную злость. Мой город! Бешенный ритм — кайф!Размах — по моим крыльям! В кармане было двести „зеленых” и немного„деревянных”. Все! Лихие девяностые… Родителям давно не платили зарплату.Нищета!» [3. С. 353]Москва становится объектом еще одной главной конфликтной ситуации налинии там-здесь.
Здесь — Москва-столица, москвичи, их проблемы,политическая борьба, перемены власти, великие вопросы. Там — провинция,деревня, другие города, жители которых воспринимали перестройку, штурмБелого дома иначе, чем в столице, эти события касались их в меньшей степени, аиногда вообще не влияли на их жизнь: «Про путч узнал в Воронежской области…Гостил у тети. Все эти вопли о величии России — жопень полная. Патриотыряженые! Сидят у зомбоящика. Отъехали бы на пятьдесят километров отМосквы… Посмотрели бы на дома, на то, как люди живут. Какие у нихпраздники хмельные» [3. С. 110].Некоторые из рассказчиков считают, что Москва не представляет России.Настоящая Россия это отдаленные города, в которых можно узнать о жизни ипроблемах русского человека: «По Москве когда гуляешь, кажется, что и мыЕвропа: роскошные машины, рестораны… Золотые купола блестят! А выпослушайте, о чем у нас люди говорят в провинции… Россия — это не Москва,Россия — это Самара, Тольятти, Челябинск… жопинск какой-нибудь» [3.
С. 42].Москва как пространство выполняет функцию своеобразного мотива,символа перемен. Именно это пространство является участником несколькихконфликтных ситуации на разных уровнях, благодаря чему Москву можнорассматривать как некий источник конфликтности, в котором пересекаютсяразные конфликтные линии.Еще одним важным конфликтом на уровне пространства являетсяантиномия Советский Союз-Россия. Хотя для многих пространство непоменялось (они остались жить на том же месте), произошло переосмыслениетаких понятий как «родина», «гражданская принадлежность», «национальность».132На протяжении короткого времени люди как будто «переехали» жить в другуюстрану: «До августа девяноста первого года мы жили в одной стране, послеавгуста в другой.
До августа мою страну звали СССР…» [3. С. 138].Для некоторых произошли изменения не только в стране, но даже вназвании улицы: «Мы есть… и нас нет… Даже улицы, на которой я раньшежила, уже нет. Была улица Ленина» [3. С. 279].На символическом уровне люди одновременно оказались в разныхпространствах. Целые семьи не понимали друг друга из-за изменения внешнегомира: «Я… и мой сын… и моя мать… Мы все живем в разных странах, хотя всеэто — Россия.
Но мы чудовищно друг с другом связаны. Чудовищно! Всечувствуют себя обманутыми…» [3. С. 284].Распад Советского Союза для части рассказчиков означал, что они осталисьбез родины, без национальной принадлежности, и, прежде всего, без защиты:«Вывели войска из Афганистана. Я остался живой, я думал, что мы все, кто тамбыл — герои. Вернулись на Родину, а Родины нет! Вместо Родины — новаястрана, плевать ей на нас! Армия разваливалась, военных стали чернить,поносить. Убийцы! Из защитников превратились в убийц» [3. С.
282].Отдельную группу «обманутых» составляют те, чья страна оказалась послераспада Союза вне России. Раньше они представляли часть великой империи,сегодня к ним относятся по-другому, с презрением: «До распада СССР в единойсемье жили… так нас учили на политзанятиях… Тогда они были „гостистолицы”, а сейчас „чурки”, „хачи”. Мне дед рассказывал, как он вместе сузбеками под Сталинградом воевал. Верили: братья навек!» [3. С. 178].Советский Союз распался на многие части, но его история досталась толькоРоссии. Те, кто оказался в Беларуси, Таджикистане, Армении чувствуют себяобманутыми, их страна исчезла, их история переписана, Москва больше их незащищает: «Тимерян Хабулович… Обида у него была. Все мы крепко обижены.Привыкли к социализму. К советской Родине — СССР.
А живем теперь в разныхстранах, при другом строе. Под другими флагами. Не под нашим победнымкрасным флагом» [3. С. 198].Попытка понять отношение автора к трагической ситуации слома эпохи,133приводит нас к осознанию принципа амбивалентности, воплощенного в книгехудожественного конфликта. Такой подход С. Алексиевич проявляется впредставлении Советского Союза — данное пространство вызывает различныеэмоции, части из них — положительная, часть — крайне негативная.В рассказах Советский Союз может быть представлен как идеал, ушедшийв прошлое (в рассказах появляются такие компоненты как тоска по Союзу,недовольство нынешним строем, желание вернуть империю): «Советскийпаспорт как самую дорогую вещь берегу.
Да, мы стояли в очереди за синюшнымицыплятами и гнилой картошкой, но это была Родина» [3. С. 23]. В сознаниимногих людей в Советском Союзе все было лучше, жизнь была болеесправедливой, люди прекрасны: «Вот… я вам признаюсь… Раньше люди мненравились больше… Те люди… они были свои… С той страной я прожила всю ееисторию. А к этой, что сейчас, я равнодушна, она не моя» [3.
С. 280].Рассказчики до сих пор не приняли новую действительность и по-прежнему верятв превосходство прежнего строя: «Я закрываю уши, не желаю слышать! Вышемоих сил… Всю жизнь я прожила с верой: мы самые счастливые, родились вневиданной и прекрасной стране. Другой такой страны нет!» [3. С. 92].Одновременно часть рассказов характеризует Россию как страну свободы ивыбора, зато Советский Союз становится местом утопических стремлений,подвигов и принципов, которые лишали людей пространства личной свободы:«Мой дед погиб под Сталинградом за советскую Родину, за коммунизм.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
