Диссертация (1155120), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Ученый определяет архетип как изначальный,древнейший тип (образ), заложенный в нашей коллективной памяти. То, что105подразумевается под этим понятием, проясняется «через его соотнесение смифом, тайным умением, сказкой» [101. С. 99]. Юнг лишь указывает на признакиархетипа, но не дает его прямого толкования и содержания. Стоит подчеркнуть,что коллективное бессознательное – это та психологическая основа, котораяобъединяет народ, нацию, семью, профессиональную или религиозную группу.По мнению Юнга, бессознательное это область психики, отвечающая за особуюформу отражения действительности. «Образ мира и отношение к нему субъектаневыступаютздеськакпредметспециальнойрефлексии,составляянерасторжимое целое; в бессознательном отражаемая реальность сливается спереживанием субъекта, его отношением к миру» [130.
С. 38].В современной науке о литературе, в центре исследований которойнаходится конкретное художественное произведение, термин«архетип»понимается как «обозначение наиболее общих и фундаментальных изначальныхмотивов и образов, имеющих общечеловеческий характер и лежащих в основелюбых художественных структур» [131. С. 60].Архетипзанимаетособоеместовструктурехудожественногопроизведения благодаря своему устойчивому и многоаспектному содержанию,своей узнаваемости в различных контекстах, а прежде всего, силе воздействия начитателя. Архетип воспринимается как один из главных эстетических центровтекста, а его суггестивный образ достигается воздействием двух факторов: кактворческим потенциалом автора (а также силой литературной традиции), так ипредрасположенностьючитателяиегоспособностьювоспроизводитьпредставления и эмоции, заложенные в данном образе.
Как подчеркиваетН. В. Чернявская, исследовательница архетипических образов в прозе XIX-XXвв., именно вышеуказанные обстоятельства «делают возможным рассматриватьданный образ как архетипический: в таком случае акцептируется как егораспространенность, так и ценностный характер» [120.
С. 3].Одним из главнейших архетипов является архетип матери, которыйосуществляется в образе Великой Матери. Особенно ярко проявляется висключительных обстоятельствах как проявление «материнских чувств»(материнский подвиг) [14. С. 25]. Стоит помнить, что этот архетип следует106воспринимать прежде всего в материнской символике, в множестве отношений смиром. Архетип матери проявляется в связях человека с природой, землей,семьей, но также с конкретными женщинами.
В анализируемом произведенииархетип матери особенно ярко проявляется в образе матери, провожающей своюдочь на фронт. Рассказы, содержащие такой компонент, встречаются во всехглавах книги «У войны не женское лицо». Мать страдает, но не сопротивляетсярешению дочери. Матери понимают, что так надо, но никто не догадывается, что,пожалуй, именно они принесли самую большую жертву этой войне.«Это было не ночью, но было темно, и стоял сплошной вой. Они не плакали,нашиматери,провожавшиесвоихдочерей,онивыли»[израссказаЕвгении Сергеевны Сапроновой].Мать — это та, которая встречает и провожает своего ребенка на войну, нотакже та, которая готова пожертвовать им:«Мы решили заложить мину в печь, но ее надо было понести. И матьсказала, что мину перенесет ее дочь.
Положила в корзинку мину, а сверху парудетских костюмчиков» [из рассказа Александры Ивановны Храмовой]Иногда, в условиях страшной войны, мать решается на поступки, которыекажутся невыносимыми. В мирное время такие свидетельства говорят ещебольше об ужасе войны и воли жизни:«Никто не решается передать матери приказ, но она сама догадывается.Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит...
Ребенок больше некричит… Ни звука...» [анонимный рассказ, С. 28].Еще один связующий элемент можно найти почти во всех главах цикла —это архетипический мотив инициации. Он встречается в фольклоре с самыхдревних времен. Инициация толкуется как познание добра и зла, котораяпроисходит во время испытания. Ее цель: «социализация личности, ееприобщения к социуму или повышение социального статуса».
[65. С. 92-93]. В.Я. Пропп в монографии «Исторические корни волшебной сказки» дал такоеопределение инициации как обряда, который совершается при наступлениизрелости: «Этим обрядом юноша вводится в родовое объединение, становитсяполноправным членом его и приобретает право вступления в брак» [71. С. 56].107ДревняясемантикаобрядаинициациивXXвекеподвергласьпереосмыслению в связи с мифом о «новом человеке», популярном в советскуюэпоху, о чем пишет польская исследовательница, Я.
Салайчикова. По ее мнению,«новый человек» воспринимался не как создание далекого будущего, а какявление современности, созданный именно сейчас: «Концепция нового человекаосновывалась на примитивно-материалистическом убеждении, что натуручеловека можно относительно быстро изменить так же, как и общественныйстрой. Достаточно принять для этой целью соответствующие меры» [146.Электронный ресурс].Для девушек инициация это переход от молодой женщины к солдату.Нередко данную функцию выполняет первый бой:«Самое страшное, конечно, первый бой. Ну, потому, что ты еще ничего незнаешь.
Я просто не могла...как мне все это пережить» [из рассказаОльги Яковлевны Омельченко]Моментом инициации мог стать «первый немец», или первый убитый. Длямолодых женщин одно дело ненавидеть фашизм, но совсем другое убитьчеловека, конкретного парня, который смотрит прямо в глаза:«И вот вижу: один немец приподнялся. Я щелкнула, и он упал. И вот,знаете, меня всю затрясло, меня колотило всю. Я заплакала. Когда по мишенямстреляют – ничего, а тут: как это я убила человека?» [из рассказа КлавдииГригорьевны Крохиной].Момент инициации для медсестры-санитарки это ее первый раненый:Некоторые запоминают их имена, эти раненые выполняют роль своего родапамятного на всю жизнь талисмана: «Мой первый раненый — старшийлейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов,сержант минометного взвода» [из рассказа Веры Сафроновны Давыдовой, с.
92]Еще одним моментом инициации можно признать момент лишенияженского атрибута, косы. Эта деталь, волосы, которые отрезают молодойдевушке перед выездом на фронт, выполняет психологическую функцию,подчеркивает момент перехода из девушки в солдата. Женщина становится такой,как все, подвергается униформизации.
Она хочет избавиться от косы, истребить108в себе все женское, девичье, стать настоящим солдатом. С другой стороны,сильно желание оставить последний символ женственности, последняя попытка,чтобы мужчины разглядели в тебе именно нежную, красивую женщину: «У менябыла очень красивая коса, я ею гордилась. Я уже без нее вышла...» [из рассказаМарии Ивановны Морозовой]. Бывает, что девушка хочет избавиться от волос,она мешает ей выполнять обязанности. На войне она не женщина, а солдат:«Работали сутками, целыми сутками.
[…] Некогда было помыть голову, и япопросила „Девочки, отрежьте мне косы”» [из рассказа Галины ДмитриевныЗапольской].«В военкомате в одну дверь зашла в платье, а в другую вышла в брюках игимнастерке, косу отрезали, на голове остался один чубчик...» [анонимныйрассказ, с. 17-18].Даннаядетальвыполняетциклообразующуюфункцию,соединяяотдельные рассказы. Такими же характеристиками обладают детали в творчествеВарлама Шаламова (например, в книге рассказов «Левый берег»).В ходе анализа во всех 14 главах произведения был выявлен 71 рассказ,содержащий архетип матери, и 30 рассказов, в которых присутствует архетипинициации.
Мать (во множестве ее проявлений) выступает в 28% всех рассказов,а инициация — в 10%. Указанные повторяющиеся образы связывают отдельныечасти книги в единое композиционное и смысловое целое.Авторское участие в книге «У войны не женское лицо». Изучениелюбого цикла подразумевает его характеристику с точки зрения участия в немобраза автора. В данном случае, мы можем выделить тексты с явно выраженнойавторской позицией и те, где автор почти не проявляет себя (произведения,собранные в сборники или собрания сочинений другими авторами илииздателем). В случае данного исследования книгу «У войны не женское лицо»несомненно стоит рассматривать в контексте авторских циклов, то естьсобранных самим автором.
С. Алексиевич не только собирает рассказы, ведетразговоры, но потом обрабатывает материал, а в следующим самостоятельногруппирует рассказы в главы согласно определенной последовательности.109Именно это умение сопоставлять отдельные рассказы в одно целое, обладающеехудожественной ценностью, можно определить как «авторское присутствие». Помнению Н. Н. Сухина, для возникновения циклического произведения наиболееважной является именно уровень авторского присутствия, «это тот невидимыйклей, который склеивает фразы и анекдоты — в рассказы, рассказы — в книгу,книги рассказов и повести — тоже во что-то целое» [78.
С. 63]. Авторскоеприсутствиеобеспечиваетхудожественнуюцелостностьпроизведения.С. Алексиевич, следуя заданным себе принципам, создает из отдельных рассказовциклическоеединство,обладающиевсемипоказателямиполноценногохудожественного текста. Авторское присутствие формирует идеологическийцентр произведения, обеспечивает концептуальную и формальную сторонупроизведения.Посредствомписателявыражается«сквозноеединствоэстетической установки на всех уровнях придает произведению специфическуюцельность» [82.
С. 91].Согласно созданному Ю. М. Лотманов принципу создания моделиискусства «художник не только разъясняет действительность как определеннуюструктуру, но и сообщает... аудитории (если ему удается „ее” убедить) своюструктуру сознания...» [59.С. 51]. Этим предположением определяетсяспецифика отношений в системе автор-читатель в творчестве С. Алексиевич.Художественные тексты писательницы обладают уникальной спецификойвоздействия на читателя.В произведениях С.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
