Диссертация (1154425), страница 26
Текст из файла (страница 26)
А. Волошин блестяще использует образы, устоявшиеся в символистской традиции: «облачная галера» - символ путешествия по морям мироздания; «без края и без меры» - символ стремления познать хронотоп бытия;«остановись. Молчи» - символ остановившегося времени, берущий своеначало в книге Иисуса Навина; «дрожащий серп Венеры» - символ разящейлюбви; «колеблемая свеча» - символ молитвенного обращения к Богу. Если вцелом представить структурно-семантическую схему стихотворения «Закатаалого заржавели лучи», то это своеобразная молитва, восхождение, странничество к полноте бытия во времени и пространстве, в стремлении постигнутьв мгновенном вечное через любовь к Богу. Весьма показательно то, что такоепонимание мироздания связано со всеми космогоническими мифами, в основе которых одним из основополагающих первичных образов является ветер,который соотносится, с одной стороны, со стихией воздуха - животворящимначалом, а с другой – разрушительным, хаотичным.
Для Максимилиана Волошина этот образ передает суть глубины совершающихся катастроф, странничества, без чего немыслим путь к возрождению.Киммерийский мыслитель считает, что преображение хаоса в определенную форму без древних богов, приходящих к нам из различных космологических мифов, невозможно. В этой связи упоминание Юпитера как боганеба и света, бога грозы, посылающего дождь [см.: 280:672], в стихотворении «Ветер с неба хлопья облак вытер» логично. В этом же тексте глубокую126структурно-смысловую нагрузку выполняют образы дождя и пламени. Последний выступает как первоначальный материал, как символ гибели и катастроф, гудящий «В синеве сияющих лампад»[22:69]. Лампада как один изключевых образов выступает в качестве горящей в молитве души, которуюпоэт возносит к Солнцу, «переполненную светами, - себя…» [22:69].Структурно-семантический ряд данного стихотворения состоит из образов, определяющих мифотворчество Максимилиана Волошина и его духовный путь (стихотворение создано хореем с перекрёстной рифмовкой): «Ветер», «Юпитер», «сияющие лампады», «певучий пламень», «чаша», «змеёюпрепояшу» и «себя».Поэт стремится через переосмысление различных мифологем теософского, античного и христианского плана вознести себя к богам, стать точкойсредоточия бытия, драгоценным фрагментом вселенской мозаики.
Мир воспринимался художником как единая симфония, где каждая единица любогокосмологического бытия есть часть этой симфонии, в которой проявляетсялик мироздания, совершается своеобразная мистерия Духа (что в духе традиций русского символизма и теософии).М.А. Волошин писал, осмысляя образ Чаши, «переполненной светами»:«Нет забвения лика. Нет забвения любви.
<…> Лаодамия умирает. Она саманесёт Персефоне глубокую восковую чашу, полную вином и медом, - себя»[86:435, 437].Мифический образ Лаодамии, являющийся одним из ключевых в стихотворении, поэт воспринимает как жертву во имя жизни, ибо смерть есть необходимое условие бессмертия, а бессмертие - необходимость смерти. Художник воплощает основные темы символисткой поэтики, берущей своёначало в античности (круговорот, возвращение к жизни и смерти)[280:306,467].Утверждение о музыкальности стихотворения не только свидетельствуето понимании мира как симфонии, но и понимании музыки и поэзии как своеобразного синтеза искусств, где есть своеобразное средоточие слова и памя127ти, о чём сам М.А.
Волошин писал: «Музыка заклинает память - «вспомни».Перламутровая раковина даёт острый вкус жизни: полное довольство, мгновению - остановись! Слово лишает возможного» [85:109].Через форму, музыку, пластику можно осознать смысл Вселенной, познать все её нити и связи, вот поэтому для М.А. Волошина концепт смерти –бессмертия становится частью его мифотворчества.
Стихотворение «Карадаг» показательно в этом плане. Карадаг, с одной стороны, «горный массиввулканического происхождения близ Коктебеля» [19:231], с другой – «причудливая форма скал… Похоже на вход в Аид…» [19:231].В первой части стихотворения художник живописует Карадаг «Как воздымающийся храм», который прорывается «сквозь упор веков» [22:70].Карадаг для поэта является средоточием исторических эпох и своеобразным входом в царство мертвых, из которого один выход – духовная вечность.
Потому и призывает поэт, используя славянскую мифологему души,направить «ладью к её подножью». Мотив Карадага усиливается во второйчасти стихотворения, он становится многоаспектным, выполняя различныефункции мифа: Карадаг проживается поэтом как священная и вдохновляющая сила, которая воссоздана в памяти исторически ритуализованными событиями (миф об Одиссее, его путешествие в царство Аида; о «Титанах, скованных в гробу», об «окаменелых Керубу» и о «богах преисподней»). Безусловно, ключевым образом стихотворения является «Самофракийская Победа», символизирующая собой античную богиню Нику.
Максимилиан Волошин усиливает данный образ: «… Потом плыви скорее прочь». «Самофракийская Победа» не только богиня Ника, но и торжество души над царствоммертвых, а «плыви скорее прочь» - это возвращение к странствиям, к памятио Карадаге, в его «переливающийся свод» [22:71]. Так Карадаг для поэта становится частью его хронотопа. «Пафос Карадага» находит свое продолжениекак мифотворчество в стихотворении «Коктебель». Карадаг становится частью нового мифа, мифа о Коктебеле и Киммерии, темной стране, заключен-128ной и одновременно преображенной, в которой живет душа мифотворца:«Как в раковине малой – Океана» [22:71].Мифологический образ Океана является многоаспектным, многофункциональным структурно-семантическим центром всего стихотворения.
Вдревнегреческой мифологии и мифологии народов Востока Океан – это «поток, окружающий обитаемый земной диск» [280:392]. А для М.А. ВолошинаКиммерия - воплощение родного пространства. Поэтому можно сказать, чтостроки: «Великое дыхание гудит» и «О, Киммерии темная страна, / Заключена и преображена» соотносятся с таким пониманием мифа об Океане. Но,вместе с тем Океан в представлении древних греков – «титан, сын Урана иГеи, супруг Тефиды, родившей ему океаниды и реки» [280:392].
В этомсмысле поэт осознает себя сыном Океана, связывая его (Океан) с Киммерией,с напряжённым пафосом Карадага [22:71].Океан становится для Максимилиана Волошина животворящей силой,способствующей преображению в поэте лика, который являлся сосредоточием стихий поэзии, истории, мысли, времени и пространства, природы. Отсюда слияние пластичности образов Киммерии с судьбой поэта. Коктебель, таким образом, становится для него своеобразным центром не только Киммерии, а всего мироздания.
А лик поэта запечатленным на свитках истории иприроды: «Судьбой и ветрами изваян профиль мой» [22:71].Для Максимилиана Волошина Коктебель становится образом Небесногобытия, иконой, в которой отражен лик поэта. Таким образом, миф из области сознания переходил в природу земного бытия, приобретая реальные вещественные формы. Был создан уникальный миф, который согласно Алексею Лосеву «есть личностное бытие» [190:508]. А Бытие, естественно, неисчерпаемо и многогранно, это перекресток, на котором встречаются Бог и человек. В этой встрече не только радость, но и тоска, жизненная боль, но«Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни» [190:473].В ней начало познания, в ней творческий прорыв к «изваянному профилю».
Главными элементами волошинского мифотворчества являются время и129пространство во всех их проявлениях и многоаспектности. Это в духе мифологического мышления, на что в своё время указывал А.Ф. Лосев [187:472].Пространство мыслится поэтом как Космос, мироздание в целом: это иНебесное царство, и царство мертвых, и обыкновенный земной мир, которыйимеет свою сверхъестественную историю, которая значима для человека, чтов полной мере соответствует традициям мифологического мышления.
Такоепонимание пространства и времени определяет, по М.А. Волошину, бытиепоэта и человека. Более того, оно всегда наполнено борьбой демонического ибожественного, а между этими названными антиномиями «вспыхивает сознание человека, как электрическая искра между двумя обратно полярнымиостриями. Сознание в сущности своей и есть уже мост между двумя противоречиями» [85:124].В таком контексте любая пейзажная зарисовка из цикла «Киммерийская весна» становится значимой частью космологического мифаМаксимилиана Волошина. Его сонет «Города в пустыне» мыслится какпоказательное явление, передающее ощущение времени и пространства.Структурно-образующими элементами 1-го катрена являются слова Акрополи (Др. Эллада), Кастилия (страна замков, феодальное королевство средневековой Испании), Троада (древнее название западной части Малой Азии сглавным городом Троей), Апулия (часть древней юго-восточной Италии).
Таквремя и пространство соединяются в единое целое. Поэт зеркально отражаетв своей творческой личности исторические и мифологические эпохи, создавая миф в самом себе. Он и в «вечерней славе», и под «рыцарским покровом», и часть скорби «немых холмов». Он ощущает себя в оправе древнейапулийской культуры как неотъемлемой части византийской традиции.Во втором катрене сонета, как и подобает в классическом сонете, Максимилиан Волошин продолжает раскрывать заданную тему: «Безвестныхстран разбитые заставы. / Могильники забытых городов.
/ Размывы. Осыпи,развалины и травы / Изглоданных волною берегов» [22:72]. Появляется те-130ма памяти, характерная для поэта (как известно, вне памяти как ритуального действия не существует мифологических систем).От масштабности изображения поэт приходит к предельной конкретизации пространства [22:72], что передаётся словами: «Озера», «ночь» (времяконкретное), «русло», «камни», «полынь» - конкретные элементы пространства. Именно в такую сферу бытия поэт вписывает человека во всей его противоречивой борьбе с самим собой и мирозданием.
Поэтому завершающимиструктурно-семантическими элементами сонета, на наш взгляд, являются«луна» - символ «люциферической» силы, «монастыри» - символы отшельничества и молитвенного стояния перед Богом: «Теней луны по склонамплащ зубчатый. / Монастыри в преддверии пустынь / И медных солнц гудящие закаты»[22:72].«Города в пустыне» вырастают в символ внутренней борьбы человека.«Города» символизируют цивилизацию; «пустыни» - духовное отшельничество, уход от цивилизации ради того, чтобы прийти в ином, обожженном облике. В небольшом сонете М.А. Волошин воплотил ещё один лик воссозданного им бытия. Характерно то, что следующее стихотворение цикла называется «Пустыня». Тема осмысления Бытия для поэта невозможна без странничества и отшельничества, что несёт в себе наследие древнеэллинской философии и христианской аскетической традиции [22:72-73].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
