Диссертация (1154425), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Она уже достаточно абстрактна. Брахма, или Абсолют, т.е. весь мир со своими компонентами не имеет ни начала, ни конца,он бесконечен и вечен: «Где есть бесконечное, нет прекращения, / Не знаетизвечное уничтожение» [47:47]. Максимилиан Волошин стремится связатьантичность и ведический миф в единое целое, возводя и то и другое к арийству. Вот поэтому он пишет: «Дети солнечно-рыжего меда / И коричневокрасной земли- / Мы сквозь плоть в темноте проросли.
/ И огню наша сродниприрода. / В звездном улье века и века, / Мы, как пчелы у чресл Афродиты, /Вьемся, солнечной пылью повиты, / Над огнем золотого цветка [22:61].Творческий лик для М.А. Волошина есть воплощение мудрости, бессмертия, источника жизни и любви, что в конечном итоге возводит к удивительной мысли о поэте как средоточие Мироздания. В этой связи он в записных книжках писал, осмысливая Багават Гиту: «Тот, кто не существует, несможет начать быть, сущий же не сможет перестать быть.
Тленное тело рождается от Вечной Души, неуничтожаемой, бессмертной. Тот, кто мнит, чтоона убивает или что она может быть убита, ошибается: она не убивает, она неможет быть убита. Она не рождается, она не умирает никогда. Не рожденная,бесконечная, вечная, древняя, она не может быть истреблена, когда разрушено тело.
То, что рождено, то должно умереть. То, что умерло, должно воскреснуть» [85:61].Кстати, увлечение М.А. Волошиным индийской философией такженаходилось в русле литературы начала ХХ века. Именно в этот период И.А.Бунин переживает бурное увлечение восточной философией и буддистскойрелигией, одержим ими и известный художник Николай Рерих, который дажестанет адептом индийских философствований.Творческая индивидуальность, по М.А. Волошину, всегда в борьбе, в искушении. Она всегда подвержена перерождению, переходу из одного состояния в другое, что в полной мере соответствует ведической традиции и культуре Символизма, в основе которых лежит идея круговорота.
Вот почему поэт пишет: «Я верен темному завету: / «Быть всей душой в борьбе!» / Но Змий,117/ Что в нас посеял волю к свету, / Велев любить, сказал: «Убий!» / Я не боюсьземной печали: / Велишь убить, - любя, убью. / Кто раз упал в твои спирали,- / Тем нет путей к небытию. [22:61]. Нет путей к небытию, есть только путьк Полноте Бытия: «Я весь – внимающее ухо, / Я весь – застывший полденьдня.
/ Неистощимо семя духа, / И плоть моя – росток огня: / Пусть капляжизни в море канет- / Нерастворимо в смерти «Я» [22:62].Полнота Бытия для поэта есть нерастворимость в смерти, он обречен навечное странствие в Бытие. На что сам М.А. Волошин указывает: «Личинатрупа не обманет, / И не иссякнет бытие / Ни для меня, ни для другого, / Ябыл, я есмь, я буду снова! / Предвечно странствие мое» [22:62].Таким образом, возможно утверждать следующее: Максимилиан Волошин синтезирует библейские мотивы искушения с ведической традициейвосхождения к Праматери-Земле. Поэт, возвращенный к Праматери-Земле,воплощает в себе божественный лик: «Я был, я есмь, я буду снова!» (Как известно, глагол «есмь» употребляется в библейской литературе в качествесловесного обозначения божественного свойства).
Максимилиан Волошинпридает поэту божественные функции: поэт – странник, изгнанник, пророк,проходящий, подобно Христу, через многие искушения жизни для того, чтобы постигнуть истину бытия. Поэтому его «дух – стыдливый и суровый, замер», он на пути к истине: «Знаньем новой истины объят… / Стал я ближеплоти, больше людям брат. / Я познал сегодня ночью новый / Грех… истроже стала тишина – / Тишина души в провалах сна…»[22:62].Проходя искушения, поэт совершает духовное становление и преображение, и обретает Господа.
Но заслуга в этом не поэта, а Христа, Которыйпришел в этот мир, дабы взыскать тварь и воплотить в ней свой божественный Лик. М.А. Волошин пишет: «Через грех взыскует тварь Господь» («Замер дух – стыдливый и суровый») [22:62].Осмысляя библейский образ, Максимилиан Волошин становится соучастником Божественного Провидения о поэте, который, по его мнению,присутствует при рождении нового человеческого лика.
В этой связи стихо118творение «Пещера» весьма показательно. Как в «Гроте нимф», художник отталкивается здесь от трактата Порфирия, его антропософского толкованиядеторождения. 28 марта 1907г. М.А. Волошин писал Маргарите Сабашниковой: «Надо войти в таинственную Пещеру Нимф, где водные нимфы ткутпурпурную пряжу жизни, где один вход для богов и один выход для людей.Это святая пещера зачатий…» [22:431], где произойдёт воплощение. Восхождение к вечному духу начинается через приобщение к Богу. Поэтому длянего Пещера есть мифологема этого приобщения, куда «иные не открытыдвери» [22:62].Поэт жаждет возращения назад к Первобытию, отчетливо проступаетвлияние Вл.
Соловьева (см.: «Чтения о Богочеловечестве»). Быть Богочеловеком - означает возвращение к Первобытию, ибо через похоть плоти нетэтого выхода. Обретение Бога возможно только тогда, когда сбросишь грузгрехов, «минуя райский сад», понимая «безысходность плоти», испытав слепоту и страсть и к временному, и Вечному, которое неизбежно: «Ему мы открываем двери» [22:63].«Пещера» написана пятистопным ямбом, но каждый катрен завершаетсячетырёхстопно. В первых 2-х катренах кольцевая рифмовка, в 3-м – перекрёстная, но в 4-м и 5-м – кольцевая, замыкающая лирического героя в парадоксальную смертную вечность, рифмуя твердь и смерть.
Начальная клаузула женская, но последняя – мужская, символизирующая вечность.Стихотворение «Материнство» образует параллель со стихотворением«Пещера». Только тесными вратами, через узы материнства и сыновничествачеловек входит в жизнь, что соответствует как евангельской, так и античнойтрадиции: «Из всех узлов и вязей жизни – узел / Сыновности и материнства –он / Теснее всех и туже напряжен, / Дверь к бытию Водитель жизни сузил.
//Яузами твоих кровей томим, / А ты, о мать!- найду ль для чувства слово?- / Тыкаждый день меня рождаешь снова / И мучима рождением твоим» [22:63].По воспоминаниям М.А. Волошина стихотворение было навеяно сномматери: «Оно образует параллель к «Пещере»,- писал Максимилиан Волошин119А.М. Петровой 17 июля 1917г., посылая ей стихотворение. Толчком к немупослужил сонЕ.О.
Кириенко-Волошиной, рассказанный ею сыну в письмеот 27 июня 1915г. «Она видела, что она будто меня настойчиво спрашивает:«Макс, скажи мне свое имя?...имя?..» - писал Волошин 9 сентября 1915 г.Ю.Л. Оболенской. - Спрашивает много раз, с отчаянием.
А я молчу». Выражение сложных отношений матери и сына, особенно обострившихся летом1914года» [22:431].В евангельском осмыслении «Тягло земли» всегда налагает узы ответственности, кто прахом был, тот прахом станет. Расплата одна – любовь:«Свобода и любовь в душе неразделимы, / Но нет любви, не налагавшей уз. /Тягло земли: двух смертных тел союз,- / Как вихри мы сквозь вечности гонимы.
/ Кто, возлюбив другого для себя, // Плоть возжелал для плоти, без разврата, / Тому в свершении – расплата: / Чрез нас родятся те, кого, любя, /Связали мы желаньем неотступным» [22:63-64].Имя - это имя Сына Человеческого. Поэт сравнивает свой путь с путемХриста, так как огонь в христианской и античной традиции есть символжизни, которую дал Бог и боги, созидание и преображение, и в конечномитоге обретение Божественного Лика. Вот поэтому мать, подобно Богоматери, очищается двойным огнем (Первый огонь – рождение Сына и его смерть– второй огонь, за которым последует Воскресение).«Двойным огнем ты очищалась, мать! / Свершая все, что смелось пожелать, / Ты обняла в слияньи целокупном // В себе самой возлюбленнуюплоть.
/ Но, как прилив сменяется отливом, / Так с этих пор твой каждыйдень Господь / Отметил огненным разрывом» [22:64].Огненный разрыв для М.А. Волошина, да и в теософской и христианскосимволической традиции - это точка историософского осмысления мира, когда является Богочеловек (в Святоотеческом Предании рождение – жизнь –смерть – преображение есть явление онтологическое, космологическое.)Так и Христос, и поэт становится расплатой за грехи и возвратом в мир,чтобы его преобразить; так мать и сын связаны единой родовой нитью, без120которой невозможно постижение мироздания: «Дитя растет, и в нем растетиной, / Не женщиной рожденный, непокорный, / Но связный твоей тоскойупорной, / Твоею вязью родовой.
// Я знаю, мать, твой каждый час – утрата, /Как ты во мне, так я в тебе распят. / И нет любви твоей награды и возврата, /Затем что в ней самой расплата и возврат»[22:64]/Поэт для Максимилиана Волошина не просто человек, а образ Божий,который пришел в этот мир, дабы искупить грехи человеческие. Это восходит к образу Христа, к христианской сотериологии.
Спуститься же в ад, вывести Красоту - к образам Орфея и Эвридики.В этом смысле «Темный лес» - путь поэта от просто творческой индивидуальности к пророку – Христу. Показательно, что первое стихотворениецикла «SELVA OSCURA» написано в 33 года (Это возраст, когда распялиХриста, и Он снизошел в ад. Известно, Данте начинает «Божественную комедию» с нисхождения в ад).Таковы блуждания Максимилиана Волошина как поэта, мученика, искупителя, странника, изгнанника во времени и пространстве во имя обретенияБожественного Лика. В своем мифотворчестве Волошин пытается создатьновую модель мира, в центре которой поэт как средоточие мироздания, своеобразный универсум, что соответствует традициям русского модернизма ивосходит к философии Владимира Соловьёва(см.: стихотворение «Тривстречи»).Такой подход к своему творчеству как единому целому, при котором отдельные этапы эволюции жизни и творчества поэта, рассматриваемые как части художественного текста, весьма типичен, например, для творчества русских символистов.Если мир есть Текст и если части мира в своём строении соответствуетмиру и друг другу, то всё в мире есть части текстов [cм.: 205:425].Отсюда стремление у символистов уподобить любое произведение мифу или его части.