Диссертация (1154425), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Какизвестно, багряный цвет есть цвет жертвенности и царственности; розоволиловый - цвет горних высот; фиолетовый – цвет всеединства: «Дымитсякровь огнем багровым, / Рубины рдеют винных лоз, / Но я молюсь лучам лиловым, / Пронзившим сердце вечных Роз // И я склоняюсь на ступени, / К лиловым пятнам темных плит, / Дождем фиалок и сирени / Во тьме сияющихоблит»[10:78].«Семантическое поле символов <…> охватывает спектр христианских итеософских значений. Так, в первом дистихе обращает внимание повышеннаяэкспрессивность, котоая создается путем концентрации лексем, содержащихколлористику красно-багровой гаммы (= багряной, красно-пурпурной):«кровь – огонь – багровый – рубин – рдеет - винный».
Билейские коннотациизначений очевидны – это аллюзии на греховность, инфернальность: «грехи…как багряное», «красны, как пурпур» (Ис. 1:18); «огненное искушение» (1Петра 4:12); искупительную жертву («Кровь Иисуса Христа очищает от греха» - (1 Ин. 1:7); поведение толпы во время Страстей Господних («насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу» Мф. 27:28). В христианской картинемира они принадлежат миру дольнему и соотносятся с представлениями огрехе как духовной смерти» [143:250].87Несмотря на это, стихотворение проникнуто христианским мотивом радости познания бытия через страдания и жертвенность.
М.А. Волошин находится в русле, с одной стороны христианской традиции, с другой – масонской, восходящей к эзотерике и к культуре средневековой Европы: «И храмадревние колонны / Горят фиалковым огнем. / Как аметист глаза бессонны / Исожжены лиловым днем» [10:78].Характерно то, что сам поэт в статье «Чему учат иконы» писал: «Лиловый цвет образуется из слияния красного с синим. Физическая природа, проникнутая чувством тайны, даёт молитву.
Лиловый, цвет молитвы…[86:292293].Стихотворение «Лиловые лучи» становится своеобразным обращением кБогу, иными словами, молитвенный луч пронзает душу человека, начинаякрестный путь, возвращая нас к библейскому преданию.Стихотворение «Вечерние стёкла» - второй этап крестного пути человека, в основе которого ощущение острой физической боли «сердца Богоматерей, пронзённые семью мечами скорбей» [10:344].
Уже в первых строкахстихотворения звучит тема времени и жертвенности: «Гаснет день. В соборевсё поблекло./ Дымный камень лиловат и сер» [10:79].Время и пространство воплощается для Максимилиана Волошина всвоеобразную молитву, которая находит свой символ в «лиловатом камне» ив «глубине готических пещер». Жертвенностью проникнуты строки, рассказывающие о первом чуде Христа, творчески преобразующем мир. Чудо небывает без радости, без страдания, без веры, без жертвы, без венчания сТворцом, без тёмного света и страстной души, без чудесного евангельскогопревращения воды в вино, без кровавых роз, растущих у креста [10:79].Именно у креста продолжается крестный путь человека.По мнению поэта, каждый из нас распят на Нём ради «зорь далёкихосанн»: «Хризолит осенний и пьянящий,/ Медь полудней - царственный янтарь,/ Аметист – молитвенный алтарь,/ И сапфир испуганный и зрящий// Вних горит вечерний океан,/ В них призыв далёкого набата,/ В них глухой,88торжественный орган,/ В них душа стоцветная распята»[10:79].
Эти стихотворные строки явно восходят к Откровению Иоанна Богослова [см.: Откр.21:19-20], воссоздающие картину Града Божьего.«Сапфир испуганный и зрящий» есть начало жертвы, а «Аметист - молитвенный алтарь». Только так человек проходит свой путь, который таинственен и суров, для того чтобы прозвучала не анафема, а осанна: «Вы - цветы осенних вечеров, / Поздних зорь далёкая Осанна»[10:79].«Вечерние стёкла» «Руанского собора» вырастают в символ жертвенности. А в рамках традиции символизма и христианской эсхатологии Вечер является ожиданием жертвы и чуда. Осмысление Волошиным мифологем «Вечер», «Ночь», «Чудо» восходит к евангельскому повествованию о ТайнойВечери, где произошла величайшая евхаристическая тайна - жертвоприношение Христа своим ученикам. Как известно, в христианской традиции Евхаристическая тайна является основой Бытия человека, то самое бессмертноемгновение, которое дарит Вечность преходящему [см.: Мф. 26:26-29; Мрк.14:22-25; Лк.
22: 17-20]. Полное соприкосновение с жертвой Христа находитсвоё отражение в стихотворении «Стигматы», которое рассказывает о последнем пути Христа на Голгофу, что связывает Волошина с самой архитектурой собора. Его ведёт чья-то «рука, летучая как пламень…»[10:80]. Поэтубежден, что именно рука Господа ведёт каждого из нас по крестному пути.Только в Храме мы ощущаем этот путь, и руки наши распростёрты в молитве, как руки распятого Христа. Вот почему у поэта «Свет вечерний алый»,«ладан синий» (свет небес) воплощается в «свет страданья»: «Свет страданья,алый свет вечерний/ Пронизал резной, узорный храм./Ах, как жалят жалаалых терний/ Бледный лоб , приникший к алтарям// Вся душа – как своды ипорталы,/ И, как синий ладан, в ней испуг./ Знаю вас, священные кораллы, наладонях распростёртых рук!»[10:80].«Стигматы» выражают третий и чётвёртый этапы крестного пути человека. Пятая ступень в понимании М.А.
Волошина – смерть, распятие на кресте: «Смерть - это экстаз, момент высшего восторга жизни» [10:345]. Поэто89му пятое стихотворение цикла называется «Смерть». Оно всё проникнутохристианским мотивом восторга восхождения в небеса, после распятия накресте, которому предшествовал страстный и скорбный путь: «Разорвись завеса в тёмном храме, / Разомкнись лазоревая твердь! / Вот она, как ангел, надмирами, / Факел жизни - Огненная смерть!» [10:81].Перед нами возникают евангельские образы и евангельская история, которая есть история преображения мира и духовного становления человека,его обожения [см.: Мрк. 15:37-38].
Известно, что завеса в храме означает водораздел между Ветхим Заветом и Новым. Человек становился богом.Смерть для М.А. Волошина есть переход в новое бытие, что полностьюсоответствует христианской эсхатологии, согласно которой Бог не есть Богмертвых, но живых.В стихотворении «Погребение» художник словно проходит шестую ступень крестного пути, когда человек приобщается к земле, когда его «Плоть,себя сознавшая, глаголющая и видящая возвращается к темной и страдающейпраматери»[10:345].Стоит напомнить библейскую истину, что человек сотворен из прахаземного и прахом земным становится, чтобы возродиться к иной жизни, ведомой только Богу. Максимилиан Волошин остро осознает данную истину:«Здесь истлеть, как семя в темном дерне, / И цветком собора рассвести!»[10:82].Только через причащение Земле возможно Воскресение, Седьмая ступень крестного пути человека.
Только через церковь, как Невесту Христову,возможно преображение мира и человека. Вот почему «Руанский собор» вцелом для поэта символизирует христианские истины о причащении человека Господу: «Вижу я, идут отроковицами, / В светлых ризах, в девственнойфате, / В кружевах, с завешенными лицами/ Ряд церквей – невесты во Христе»[10:83].Руанский собор для Максимилиана Волошина отражает семь ступенейкрестного пути человека: Хранитель Святого Духа и христианской Святыни.90О чем свидетельствуют последние строки цикла: «Этим камнем, сложеннымс усильями, / Нет оков и нет земных границ ! / Вдруг взмахнут испуганнымикрыльями / И взовьются стаей голубиц» [10:83].В письме Маргарите Сабашниковой 24 июля 1905 года он писал: «Снаружи весь собор светлый и пышный был похож на тринадцатилетнюю первопричастницу, которая, осторожно подобрав кисеи, кружева и ленты своегобелого облака, ступает кончиками ног» [10:108].Таким образом, несмотря на эзотерику, которой проникнут цикл, в целом он наполнен христианскими и евангельскими образами и мотивами,несшими в себе структурно многоуровневые смыслы, моделируя многогранное художественное бытие М.А.
Волошина, формируя его стиль изложения истиль жизни. И это была не мода, в которой жила мифологическая эпоха рубежа веков, М.А. Волошин сущностно пребывал в системе христианскихценностей, что и естественно отражалось в его творчестве.§5. Максимилиан Волошин и Киммерийский мифЖизнь для Максимилиана Волошина есть путь человека к Богу, его обращение к Нему. Это обращение возможно только через обретение Родины исвоей Пра-Земли, с которой он готов «делить её судьбу» [22:345].
Киммерия– «это лик родной земли, родной матери. От созерцания этого лица в душеподымается та тоска, жалость, нежность, та надрывающая и безысходная любовь, с которой связано обычно чувство родины» [19:38].В письме к А. Петровой из Парижа (сентябрь 1908 год) МаксимилианВолошин писал: ««Надо «домой», на родную землю.
И это земля для меня неРоссия, а лишь: «Киммерии печальная область. Чувствую, что лишь там умереть и принести плод» [10:94]. Киммерия для поэта - это перекличка с античным мифом и библейским сказанием: «Самое имя Киммерии происходит отдревнееврейского корня КМR , обозначающего «мрак», употребляемого вБиблии во множественной форме «Kimeriri»(затмение). Гомеровская «Ночькиммерийская» - в сущности, тавтология» [86:314]. И стихотворение «Полынь» из цикла «Киммерийские сумерки» связано с апокалипсическим обра91зом «Звезда полынь» и с одноимённой картиной Константина Богаевского,которому оно посвящено.
Подчеркнем, что в рукописи стихотворение так иназывалось «Звезда полынь» [10:347]. Максимилиан Волошин по-своемуосмысливает библейское сказание [см.: Откр. 8:11]. Стихотворение проникнуто реминисценциями из Библии: «Догорающий костер в пустыне, тоскующая звезда полынь» перекликаются с видениями св. Иоанна Богослова напустынном острове Патмосе и образом Киммерии, бывшей для поэта Праматерью, устам которой «слова нет» [10:84].Максимилиан Волошин ощущает себя частью Праматери – земли Киммерии, прекрасно сознавая, что Киммерия в переводе с древнееврейского затмение, к которому художник «склоняется в полночной тишине…» [10:84].Поэт вмещает в себя и глаза, и уста, и свет потухших солнц, он воплощениеПраматери-земли.Праматерь-Земля для него - скорбь и радость, распятые на кресте, о чеми пишет М.А.
Волошин в письме к М. Сабашниковой 2 апреля 1907 г.: «Коктебель для меня никогда не был радостен. Он всегда был горек и печален<…> Он моя горькая купель. За это я люблю его. Да. Тут человек можеттолько сам в себе рождаться и бороться» [18:112].. Становится понятным заглавие цикла «Киммерийские сумерки» (ночь, затмение – именно ночью открываются бездны мироздания).