Автореферат (1154421), страница 8
Текст из файла (страница 8)
БРЮСОВА В МИРОМОДЕЛИРУЮЩЕМ АСПЕКТЕ».Компаративистский анализ трех пар рассказов обоих авторов на схожие темы исюжеты позволяет выявить антиномичную специфику их миромоделирующихуниверсалий. Первая компаративистская пара спроецирована на типовую канву«святочного рассказа»: это «Ангелочек» Леонида Андреева и «Дитя и безумец»Валерия Брюсова. Вторая пара соотносится с сюжетным архетипом «передачизнания от старшего младшему»: это «Первый гонорар» Леонида Андреева и«Студный бог» Валерия Брюсова. Третья компаративистская пара ориентированана описание посмертного существования как возвращения в мир живых:«Елеазар» Андреева и «Торжество науки» («Не смейте меня воскрешать!»)Брюсова. Означенные парные рассказы имеют схожую канву сюжета и общих«литературных предков».Попарное сопоставление произведений малой прозы Леонида Андреева иВалерия Брюсова позволило установить некоторые сущностные различия междуих художественными моделями мира.
Многие оппозиции, формирующие моделимира, являются общими, однако при этом два автора находят кардинальноразличные способы развертывания этих оппозиций.Структурапространства.Наиболеефундаментальнымпротивопоставлением в данном случае является объективность / субъективностьпространственных категорий. Герои Андреева не испытывают ни малейшегосомнения по поводу реальности окружающего их мира, этот мир насыщенконкретными деталями, часто формирующими негативную оценку: неопрятныйдом мальчика Саши из «Ангелочка», бедные комнаты Толпенникова из «Первогогонорара», отталкивающее физическое разложение Елеазара и пр.У Брюсова пространство «не насыщено», условно и вызывает вопросы вобъективности своего существования. Каждый из рассказов Брюсова построентаким образом, что вызывает сомнение в реальности происходящего: девочкаКатя то ли спит, то ли грезит наяву, то ли действительно ищет Вифлеем наулицах города, герой «Студного бога» тоже либо видит сон, либо общается с27сумасшедшим, действие «Торжества науки» перенесено в некое гипотетическоебудущее.
При этом в каждом рассказе Брюсова из выбранных для попарногоанализа проявляет себя мотив безумия: сумасшедший старец, воображающийсебя Симеоном Богоприимцем, испытывающие сильнейшее эмоциональноевозбуждение ученый-археолог и директор института. Тема безумия позволяетввести еще альтернативные версии модели мира и преобразовать двоемирие вмногомирие.Герои Леонида Андреева не сомневаются в реальности окружающего ихмира, а попытка заглянуть «за грань» – в глаза умершего и воскресшего Елеазара– лишний раз убеждает их в реальности только «этого мира»: за гранью смертипростирается пустота.
Бытие противопоставлено небытию, отсутствию чего быто ни было. Даже библейская легенда о воскрешении мертвого становитсяинструментом для доказательства отсутствия бессмертия, а не его возможности.Время. «Начальная точка» жизни человека, его детство, освещено внескольких новеллах Л.Н. Андреева («Валя», «Кусака», «Петька на даче», «ВСабурове» и др.).
Обращение к другой границе – «конечной точке» в творчествеАндреева получает гораздо более масштабное и яркое воплощение. Практическив каждой новелле Л.Н. Андреева герои ожидают скорой неминуемой смерти(«Губернатор», «Рассказ о семи повешенных» и пр.), близки к ней («Гостинец»,«Жили-были» и пр.), переживают смерть близких («Молчание», «Великан» ипр.). В рассказах Брюсова подробное описание смерти и «предсмертного»состояния практически отсутствует: о смерти героев упоминается как бы междупрочим, как о свершившемся факте. Более того, среди героев рассказов Брюсоваотсутствуют больные и старые люди (постепенно приближающиеся к смерти), аподробно исследованный Леонидом Андреевым страх смерти у Брюсовапрактически не находит воплощения.Обращение к теме смерти как временно́й границы позволяет Л.Н.
Андреевусделать конфликт новеллы более интенсивным, усилить трагизм – так, уАндреева в целом ряде произведений повторяется мотив ужаса переднеотвратимостью смерти.Хотя герои новелл Брюсова также умирают, он практически не обращаетсяк мотиву неотвратимости смерти, ее физической отвратительности, страхусмерти и пр. Косвенным подтверждением того факта, что «равнодушие» Брюсовак танатологии является именно минус-приемом, а не случайным совпадением,служит эксплицитно декларируемая Брюсовым в предисловии к первомуизданию «Земной оси» ориентация на Эдгара По. Среди авторов второйполовины XIX века трудно найти другого автора, столь же «зачарованного»смертью, как По: в его рассказах часто возникает описание убийств, самоубийств,захоронений (зачастую захоронений заживо), возвращений «с того света» и пр.У В.Я.
Брюсова изображение детей практически отсутствует (если несчитать раннего рассказа «Дитя и безумец», не включенного автором впрозаические сборники), при этом в текстах элиминировано само упоминание одетях. Так, у подавляющего большинства взрослых героев нет детей, если же обих наличии упоминается, то вскользь и лишь в модусе констатации факта. Явноеотсутствие у Брюсова образов детей, отказ от «детской» линии в его прозе28следует признать своего рода «минус-приемом», получающим отражение и «надругом полюсе» пограничной семантики: обращение к теме танатологии такжеявно игнорируется.Миромоделирующий модус Андреева – это представление о временичеловеческой жизни как о «жизненном порыве» (по А. Бергсону), о процессе,совокупности переходов от одного жизненного состояния в другое.
И жизненныйпроцесс, по Андрееву, имеет свои точки бифуркации (рождение/детство исмерть). С этим связана подробная разработка в его творчестве ювенальных итанатологических мотивов. Отсюда особый статус времени: его мера – жизньчеловека, длительность его самоощущения, его существования. Это время – нестолько внешнее, сколько внутреннее, экзистенциальное, с пиками и провалами,с прустовским замедлением и с катастрофическим убыстрением. БлизостьАндреева экзистенциализму отмечает В.А. Мескин: «Многие персонажи Л.Андреевамучаютсяотсвоейобособленности,экзистенциальногомироощущения» (Мескин В.А. История русской литературы «серебряного века».– М.: Юрайт, 2014. – С. 314).Первая точка бифуркации в течении времени у Андреева – это переход отсостояния детства (неведения) – к взрослению, к состоянию знания, ведения(своего рода момент инициации). Вторая точка бифуркации – это граница жизнии смерти, точка предсмертия со своими достаточно жесткими и в то же времяпарадоксальными закономерностями.
В этом моменте также активизируетсяоппозиция знания – незнания: большинство героев, мучимых страхом смерти(«Губернатор», «Весна», «Рассказ о семи повешенных», «Жили-были» и пр.),испытывают ужас именно перед неизвестностью предстоящего им «личногоапокалипсиса». Герои, уже побывавшие «по ту сторону» и обретшие знание(Елеазар из одноименного рассказа, например), этим знанием наводят ужас на всеживое (незнающее). В рассказах Андреева подавляющее большинство героев,скованных страхом смерти, – это мужчины.
В одном из самых известныхрассказов Андреева, «Рассказе о семи повешенных», среди приговоренных ксмерти есть две женщины – Муся и Таня, и их полное равнодушие к предстоящейсмерти показано как контрастное, эксплицитно противопоставленноемногообразным формам «мужского» страха смерти. Эта антитеза также вытекаетиз тесного взаимодействия ювенальной и танатологической семантики уАндреева: женщина как дающая жизнь стоит у истоков начала жизни –следовательно, у нее отсутствует страх перед концом жизни.Миромоделирующий модус у Брюсова – тотальный агностицизм,сомнение в реальности как иного бытия (см.
его послание «Младшим»), так иреального, поэтому и пространственные координаты расплываются, зыблются, ичеткая граница между мирами исчезает. Отсюда отождествление реальнойдействительности со сном, бредом (больного, алкоголика), мистическимвидением, экстатическим прозрением, мечтой и пр. И персонажи и их поступки(складывающиеся в сюжетное повествование) выступают как «функции» этогодвойного пространства, все время меняющего свои модальности: реальноепревращается в ирреальное по принципу зеркальных отражений. Отсутствиеювенальной и танатологической семантики, выступающее как минус-прием в29малой прозе Брюсова, является прямым следствием модуса агностицизма. Еслиперсонажи Андреева не знают, что находится за порогом смерти, то персонажиБрюсова не знают, реален ли окружающий их мир и что / кто сейчас перед ними –прежняя или новая возлюбленная, вымышленные или реальные существа и пр.Показательно, что и в этом мире активизируется оппозиция «мужского незнанияи женского знания», однако Брюсов решает ее принципиально иначе.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
