Диссертация (1154419), страница 46

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 46)

Язык не можетбыть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценкиздесь неприменимы. Ведь язык – это только зеркало. То самое зеркало, накоторое глупо пенять… Случилось то, что лаконично выражаетсянародной поговоркой: “Какое время, такие песни”» (С. Довлатов.Записные книжки. Эл. ресурс).Как известно, переехав за границу, Довлатов так и не освоил английскийязык в той же мере, что и русский; его произведения в Америке издавались впереводе (там, по его признанию в «Записных книжках», – «что бы я ни писал,я думаю о переводе»). Работая с квалифицированными переводчиками,писатель многократно сталкивается с невозможностью перевести то или иноерусское слово. Так появляются рассказы «Непереводимое слово ”хамство“»,«Трудное слово».

В последнем из них говорится:«…Совместно (с переводчиками высокого уровня) мы разрешилимножество лингвистических проблем, вышли из множества словесныхтупиков, но слово «халтура» по-прежнему вырастает каждый раз переднами как непреодолимое препятствие. Я достаточно много с нимпровозился, чтобы утверждать: такого слова или даже близкого к немупонятия в английском языке – не существует» (С. Довлатов.

Записныекнижки. Эл. ресурс).Из дальнейших размышлений и объяснений автора становится яснымегопониманиенедобросовестнойработыиее«производителей»–отечественных и зарубежных. В понимании Довлатова вся разница заключаетсяв оценке таких дел. Российские граждане, сознательно занимающиеся халтурой,употребляют слово «халтура» с особым выражением, с особой интонацией – онговорит о своей халтуре с веселой гордостью, торжеством и подъемом без тенистыда и раскаяния – «как будто идет на штурм мирового рекорда по штанге».265Американский халтурщик боится быть раскрытым и потерять жалование, бытьвыгнанным с работы. Поэтому товары плохого качества продаются в Америкепо низкой цене, а их производителям не до смеха, они всеми силами «стараютсябыть похожими на добросовестного, квалифицированного работника».Ценностные приоритеты Довлатов расставляет, во многом ориентируясьна язык. Так, говоря о том, что на Западе оценили в первую очередьграндиозную личность Солженицына, приняли его как историка, публициста,религиозного деятеля, как выдающуюся общественную фигуру, мужественного,бескомпромиссного человека, Довлатов акцентирует внимание на иныхаспектах:«Мы же, русские, ценим в Солженицыне именно гениальногописателя.

Выдающегося мастера словесности. Реформатора нашегосинтаксиса» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Спустя восемь лет жительства за рубежом, Довлатов констатируетнепреложную верность своим идеалам: он готов отказаться от честолюбивыхпланов в карьере ради сохранения своего родного русского языка:«Я понял, что не стану ни богатым, ни знаменитым в Америке идаже вряд ли заработаю чистой литературой себе на пропитание… Японял, что никогда не буду писать об Америке, никогда не перейду наанглийский язык» (С.

Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).«Только в Америке выяснилось, что меня больше интересуетрусская литература…» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).В систему ценностей Довлатова входит и отношение к литературе:«– Что вы, собственно, думаете о литературе? (Вопрос былнормальный для той эпохи.)– По-моему, – говорю, – литературе нельзя доверять свою жизнь.Поскольку добро и зло в литературе неразделимы. Так же, как вприроде…» (С.

Довлатов. Филиал. С. 62).266Довлатов отказывает литературе в воспитательной роли, называет однуиз своих лекций по аналогии с названием романа Бальзака о куртизанках«Блеск и нищета литературы» считая, что, раз она ценна не своейвоспитательно-назидательной ролью, а должна представлять интерес сама посебе:«В сопоставлении литературы с дамой полусвета я не вижу ничегокощунственного, во всяком случае роль светской львицы более присталалитературе, нежели роль домохозяйки, воспитательницы подрастающегопоколения или добросовестной служащей. С дамой полусвета литературуроднит еще и то, что ценность ее заключена в ней самой, а не висповедуемых ею принципах» (С.

Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Эта мысль развивается следующим образом: вся высота и нравственнаяценность русской литературы как раз и низвела ее, по мысли Довлатова, доуровня учебника, инструкции; раз русская литература не была литературой«сама для себя», раз она «из явления чисто эстетического, сугубохудожественного превратилась в нравственный учебник жизни», то иутратила, тем самым, свою ценность: из сокровища превратилась «винструкцию по добыче золота».Важно продолжение этой мысли: «литература отнюдь не лишенавозможности оказывать благотворное нравственное воздействие на читателя,причем в очень значительной степени, но не прямо, а сложным косвеннымобразом.

Оно заключается в том, что все без исключения грамотные,полноценные читатели, как в России, так и на Западе, чаще или режеиспытывают, сталкиваясь с настоящим произведением искусства, читаязамечательную книгу, простое и ясное чувство», тогда:«…Вы вдруг отрываетесь на мгновение и беззвучно произноситетакие слова:“Боже, как глупо, пошло и лживо я живу! Как я беспечен, жестоки некрасив! Сегодня же, сейчас же начну жить иначе – достойно,267благородно и умно…”Вот это чувство, религиозное в своей основе, и есть моментнравственного торжества литературы, оно, это чувство – и есть плод еморального воздействия на читателя, причем, воздействия.

оказываемогочисто эстетическими средствами…» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл.ресурс).Чувства, по Довлатову, тоже, как видим, должны перерасти в слова.Описывая то, что ему нравится в литературе, Довлатов, очевидно,выразил и то, что является наиболее привлекательным в его собственныхпроизведениях:«Но мысли, идеи и тем более сюжет – это как раз то, что меняинтересует в литературе меньше всего. Более всего мне дорога влитературе ее внеаналитическая сторона, ее звуковая гамма, ее аромат,ее градус, ее цветовая и фонетическая структура, в общем то, что мыобычно называем необъяснимой привлекательностью» (С. Довлатов.Записные книжки.

Эл. ресурс).Задача литератора – отражать чувства:«И задача эта остается неизменной. Подлинный художникглубоко, безбоязненно и непредвзято воссоздает историю человеческогосердца…» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).«Испокон века в России не техника и не торговля стояли в центренародного сознания и даже не религия, а литература» (С. Довлатов.Записные книжки. Эл. ресурс).Тем не менее, о литературе, которой Сергей Довлатов посвятил своюжизнь, он мог сказать с улыбкой:«Что такое литература и для кого мы пишем?Я лично пишу для своих детей, чтобы они после моей смерти всеэто прочитали и поняли, какой у них был золотой папаша, и вот тогда,наконец, запоздалые слезы раскаяния хлынут из их бесстыжих268американских глаз!» (С. Довлатов. Интервью.

Писатель в эмиграции. С.467).Так же, с улыбкой, с иронией Довлатов восклицает:«Самое большое несчастье моей жизни – гибель Анны Карениной!»(С. Довлатов. Соло на ундервуде).Катастрофа для советской литературы, по Довлатову, заключается нестолько в том, что около восьмисот наиболее заметных литераторов былофизически уничтожено в сталинских концентрационных лагерях:«Гораздо страшнее то, что литература в целом стала постепенноутрачивать самое драгоценное и жизненно необходимое качество –способность к открытому и безбоязненному самовыражению… То самоеценное, что делает литературу литературой… К началу войны 41-го годалитература была почти полностью истреблена, и в этой сфере на долгиегоды воцарилось тягостное убожество…Итак, картина современной русской литературы представляетсямне очень безрадостной» (С.

Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Но не только черными красками рисует писатель картину, отражающуюположение современной ему литературы. Его надежды были связаны сименамиБродского,Солженицына,Аксенова,Войновича,Искандера,Синявского, Зиновьева, Ерофеева, некоторых выдающихся литературныхкритиков.«С детства я любил американскую прозу.

За демократизм иотсутствие сословных барьеров. За великую силу недосказанности, Заюмор. За сочувствие ходу жизни в целом. За внятные и достижимыенравственные ориентиры… Как все нормальные молодые люди моеговозраста, я любил Хемингуэя» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл.ресурс).Пытаясь выяснить у американских издателей, за что же его полюбили иактивно печатают, получил объяснение, что «большинство русских писателей269любит поучать читателя, воспитывать его, причем иногда в довольно резкой,требовательной форме».

А это раздражает западную аудиторию. Довлатовреагирует так:«Видно, мне повезло. Воспитывать людей я не осмеливаюсь. Меня ичетырнадцатилетняя дочка-то не слушается…» (С. Довлатов. Записныекнижки. Эл. ресурс).В одном из последних интервью на вопрос, что он сам может сказать осебе как о писателе, Довлатов ответил:«Не думайте, что я кокетничаю, но я не уверен, что считаю себяписателем. Я хотел бы считать себя рассказчиком. Это не одно и то же.Писатель занят серьезными проблемами – он пишет о том, во имя чегоживут люди, как должны жить люди. А рассказчик пишет о том, КАКживут люди. Мне кажется, у Чехова всю жизнь была проблема, кто он:рассказчик или писатель? Во времена Чехова еще существовала этагрань» (С.

Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Очевидно, что, по Довлатову, рассказчик – это словесник уровнем ниже,чем писатель, различаются они масштабностью изображаемого, в какой-тостепени, качеством написанного.Писатель говорит, что раньше он относился к своей литературнойдеятельности слишком серьезно, считал, что это его жизнь и что радиписательства всем остальным – семьей, отношениями с людьми, верой,репутацией – можно пренебречь. Но с возрастом, осознав, что Льва Толстогоили Фолкнера из него не вышло, понял, что самым важным оказались иныеценности – дети, «божьи создания», с которыми необходимо любой ценойсохранить «нормальные человеческие отношения».Жизненная позиция Довлатова омрачена трагедийной доминантой,бесконечными тяжелыми предчувствиями:«Любую неприятность я воспринимал как расплату за свои грехи.И наоборот, любое благо - как предвестие расплаты» (С.

Довлатов.270Филиал. С. 103).Тем не менее, ирония у Довлатова – одно из главных действующих лиц,выполняет много ролей, в частности, может быть свидетельством ума (если этосамоирония), может быть защитой:«Я часто вспоминаю лагерную зону под Иоссером, Перекур налесоповале. Потомственный скокарь Мурашка рассуждает у тлеющегокостра:- Хорошо, начальник, в лагере! Можно не думать. За нас опердумает...А теперь мне хочется задать читателям вопрос:- Не уподобляемся ли мы этому тюремному философу? Живем мыили тянем срок?» (С. Довлатов.

Характеристики

Список файлов диссертации