Диссертация (1154419), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Довлатов. Записные книжки. Эл.ресурс).Метафорами становятся и буквы, причем очень своеобразнымиметафорами – употребляясь в своем прямом значении. Люди записывают речь,мысли, действительно, буквами, но в определенном контексте требованиеписать буквами означает необходимость писать просто и ясно, на понятные иблизкие всем темы:«Борис Бахтин провозглашал:"Не пиши ты эпохами и катаклизмами! Не пиши ты страстями илокомотивами! А пиши ты, дурень, буквами - А, Б, В..». (С. Довлатов.Ремесло. С. 30-31).Единицы речепроизводства являются точной и яркой характеристикойвнутреннего портрета человека – его ума, воспитанности, мировоззрения,психики, привычек, видения самого себя и окружающих людей и т.п. УДовлатованейтральноеслово«рассуждать»получаетвконтекстеотрицательную модальность, а пренебрежительное «разглагольствовать» –положительную:«Можно, рассуждая о гидатопироморфизме, быть при этомкруглым дураком.
И наоборот, разглагольствуя о жареных грибах, быть184весьма умным человеком» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Противопоставлениепонятийречепроизводства«выражениясбылинным оттенком» и «современные формулировки» нивелируется вконтексте о писателях разного толка – почвенниках и либерально настроенных– как отрицательная характеристика речи и тех, и других:«Почвенники употребляли выражения с былинным оттенком.Такие, допустим, как “паче чаяния” или “ничтоже сумняшеся”. И еще: “сэнергией, достойной лучшего применения”. А также: “Солженицын вас заэто не похвалит”.
Либералы же использовали современные формулировкитипа: “За такие вещи бьют по физиономии!” Или: “Поцелуйтесь сРиббентропом!” А также: “Сахаров вам этого не простит”» (С.Довлатов. Филиал. С. 32-33).Довлатов высмеивает людей, не умеющих точно подбирать выраженияили неумело играющих в словесные игры:Испанец Рафаэль Гонзалес (в Америке):«Я уважаю русских.
Это замечательные люди. Они вроде поляков,только говорят на идиш» (C. Довлатов.Иностранка. с. 62).«Лийвак нахмурился.- Простите мне грубое русское выражение…Он выждал укоризненную паузу.-… Но вы поступаете как дети» (С. Довлатов. Компромисс. С. 369).Т.А. Букирева характеризует этот контекст как «ложный эвфемизм», каксемантически аномальное высказывание с обыгрыванием приема эвфемизма,построенного на приеме обманутого ожидания для выражения высшейинтенсивности чувства или оценки – а именно как мнимое желание оскорбить,которое расценивается читателем как сверхщепетильность героя [Букирева,2000, с. 79].В «Записных книжках» представлен несколько иной вариант этойединицы речепроизводства:185«Сосед-полковник говорил о ком-то:- Простите мне грубое русское выражение, но он – типичныйловелас» (С. Довлатов.
Записные книжки. Эл. ресурс).Заметим,чтословосочетание«грубоговоря»вречинашихсовременников, не являющихся сильными языковыми личностями, нередко всетакже выполняет функцию псевдовежливости, превратилось в слово-паразит, и,видимо, десемантизировалось, так как, когда говорящего переспрашиваешь, чтоже все-таки там было грубого, он обычно бывает не в состоянии понять вопрослибо смущается и испытывает растерянность.От особенностей называния, от точно подобранного наименованиязависит точность восприятия явления, факта.В похожие слова «крестьянский» и «колхозный» Довлатов вкладываетзначительную разницу, последнее слово в его контексте получает явноотрицательную оценку, становится бичующим клеймом:«В Ровское мы попали только утром.
Оказывается, мальчишкивысадили нас за четыре километра до цели…О, крестьянские дети, воспетые Некрасовым. До чего же выпеременились! Отныне и присно нарекаю вас – колхозные дети!..» (С.Довлатов. Наши. С. 416).Названия для Довлатова – особый предмет внимания. Чаще всего ониронизирует или сокрушается по поводу трескучих, пустых названий, закоторыми ничего нет или же они маскируют бездарное содержание. Так,главный редактор Туронок заботится лишь о том, как будут выглядеть газетныематериалы, пусть даже за красивыми фразами будет скрываться явный абсурд:он предлагает супругам Кузиным назвать сына Лембитом, чтобы имяюбилейного жителя Таллинна «прекрасно звучало» .«Да что ты ко мне пристал?! Намечено серьезное общественноемероприятие. Мы должны его отобразить.
Какие могут быть вопросы?!Действуй! Ты же профессионал!..186Я давно заметил: когда от человека требуют идиотизма, еговсегда называют профессионалом» (С. Довлатов. Филиал. С. 20).Бездарноголитераторавыдаётужесамоназваниекниги–претенциозное, напыщенное, сказочно-безжизненное или напротив, дежурнобесцветное:«– Тебя Цехановский разыскивает. Хочет долг вернуть.– Что это с ним?– Деньги получил за книгу.– «Караван уходит в небо»?– Почему – караван? Книга называется «Продолжение следует».– Это одно и то же» (С. Довлатов. Компромисс. С. 285-286).«…Поэт Богатыреев.
Затянувшаяся фамилия, очки, безумныйхохот. Видел я книгу его стихов. То ли «Гипотенуза добра», то ли«Биссектриса сердца». Что-то в этом роде. Белые стихи. А может, яошибаюсь» (С. Довлатов. Компромисс. С. 432).Обратное явление – неназывание, умолчание – тоже может оказатьсядейственным:«Панаев был классиком советской литературы.
В сорок шестомгоду он написал роман «Победа». В романе не упоминалось имениСталина. Генералиссимус так удивился, что наградил Панаева орденом»(С. Довлатов. Филиал. С. 24).Правда, по Довлатову, называние или же неназывание имеет значениелишь при словесном – материальном – выражении мыслей на бумаге,обнародовании. Если книга не написана, а существует только в плане, в мысляхавтора, то для нее важна суть, смысл передаваемого, а не название:«Не буду утруждать себя композицией. Сумбурно, длинно иневнятно попытаюсь изложить свою "творческую" биографию. Этобудут приключения моих рукописей. Портреты знакомых. Документы...Как же назвать мне все это - "Досье"? "Записки одного187литератора"? "Сочинение на вольную тему"?Разве это важно? Книга-то невидимая...» (С. Довлатов.
Ремесло.С.7-8).Качество речепроизводства, оказывается, может вызвать подозрения,навести на выводы политического характера:«Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще дляиностранца он был на редкость компетентен. У трезвого человека этомогло бы вызвать подозрения» (С.
Довлатов. Компромисс. С. 391-392).Способречепроизводста–почерк–тожеможетслужитьхарактеристикой, оценкой деятельности словесника. Довлатов-писатель как быотмежёвывается от Довлатова-журналиста: эти «две личности» разные, у них ипочерки различны:«Много говорится о том, что журналистика для литератора занятие пагубное. Я этого не ощутил. В этих случаях действуютразличные участки головного мозга.
Когда я творю для газеты, у меняизменяется почерк» (С. Довлатов. Ремесло. С. 21).Вполне и совершенно нейтральные точки становятся признакомпошлости и раздражают, вызывают осуждение, агрессивность:«Она вручила мне листок папиросной бумаги с немецким текстом.Яизучалегоминутычетыре.Самоначертаниебуквтаиловраждебность. Особенно раздражали меня две пошлые точки над “ю”»(С. Довлатов. Филиал. С. 95).В этомпарадоксальном высказывании, которое Т. А. Букиреваквалифицирует как «случаи распознания истинно нормального положения дел,но представленные как нечто неординарное, нелепое, абсурдное», нарушаются«общепринятыесвязимеждувнутреннимсостоянием(враждебность,раздражение) и обозначаемой аргументацией, что является отражениемпротиворечивого эмоционально-психического состояния» [Букирева, 2000, с.107].188Единицами речепроизводства и оценки чужой речи могут выступать нетолькословаобычнойчеловеческойречи,нои,поДовлатову,паралингвистические средства – жесты:«К нам приближались Белла и Жбанков.
По его жестикуляции быловидно, что он нахально лжет» (С. Довлатов. Компромисс. С. 370).Т.А. Букирева, анализируя этот контекст как одну из разновидностейпарадоксов, отмечает в нем «нарушение причинно-следственных отношений,когдареализуетсясвоеобразнаяасимметрияязыковогознаканафункциональном уровне; указание действия (жесты) становится определениемне только его мотивации (врал), но и оценки (нахально)» [Букирева, 2000, с. 95].Значимая составляющая паралингвистики – тот или иной акцент. Егоналичие или отсутствие может стать характеристикой не только речи человека,но и языковой ситуации, данных лингвострановедческого и лингвокультурногохарактера, например:«Родители Энн Фридмен – польские евреи. Отец два года провел всоветском лагере.
Более или менее свободно говорит по-русски. Но сакцентом, разумеется. Однако вот что удивительно: когда Грегорипереходит на лагерную «феню», акцент без следа исчезает. И матом онругается без всякого акцента. По-моему, тут есть над чем задуматься»(С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Звукоподражательные слова также способны обрести значимость идополнительную оценку в контексте, придать ему новый смысл. Так, например,лайсобаки,вплетенныйвпривычнуюсоветскуюрадиотрескотнюовсевозможных достижениях народного хозяйства (почти ничего другого врадиопередачах той поры и не обсуждалось, поэтому стало лишь надоедливымфоном), тоже становится текстом. Более того, этот текст по смыслу – а точнее,его десемантизацией, отсутствием смысла – практически уравнивается сосмыслом рапорта об успехах, которые много лет никто из радиослушателей неслушал, не вникал в их содержание:189«Как-то раз он вел передачу.
Неожиданно скрипнула дверь. Вошлабольшая коричневая собака. (Чья? Откуда?) Чмутов ее осторожнопогладил. Собака прижала уши и зажмурилась…– Труженики села рапортуют, – произнес Чмутов.И тут собака неожиданно залаяла. Может быть, от счастья.Лаской ее, видимо, не избаловали.– Труженики села рапортуют… Гав! Гав! Гав!» (С. Довлатов.Компромисс. С. 306-307).Но многие другие звуки, сопровождающие речь, также необходимыДовлатову в создании повествований для радио. В собранной им фонотеке дляэтого «есть все, что угодно. От жужжания бормашины до криков говорящегопопугая.
От звука полицейской сирены до нетрезвых рыданий художникаЕлисеенко… даже скрип протеза… даже звук поцелуя» (С. Довлатов. Филиал.С. 29-30).К паралингвистическим средствам, которые могут быть вплетены вткань радиорепортажа, Довлатов относит и то, что можно назвать «абсолютнымнулём» – молчание. Однако в соответствующем контексте оно перестаёт бытьнеинформативным «нулем», а тоже, как и другие единицы речепроизводства,получают коннотативность:«Я даже молчание записал на пленку. Причем варианта три иличетыре.