Диссертация (1154419), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Как-тораз Аксаков ему говорит:– Отчего это вы пишете – "щекатурка"?– А как надо? – спросил Гоголь.– Штукатурка.– Не думаю, – сказал Гоголь.– Поглядите в словаре.Взяли словарь Даля. Посмотрели, действительно – штукатурка.В дальнейшем Гоголь неизменно писал – "штукатурка". Но впереизданиях это слово не исправил.Видимо, ошибки, неточности – чем-то дороги писателю. А значит,и читателю» (С. Довлатов. Наши.
С. 361).Из воспоминаний его дочери Екатерины известно, что сам Довлатов«болезненно реагировал на любые опечатки в своих книгах, боялся, что будутизданы старые варианты текстов» [см.: Скульская, 2006, Эл. ресурс].В речи людей «обычных», не классиков, опечатки и оговорки могутприобретать социальное звучание, в этом случае они обретают новыеконнотации и тем самым оказываются способными повлиять на судьбу и дажежизнь человека:«Есть в газетном деле одна закономерность.
Стоит пропуститьединственнуюбукву–иконец.Обязательновыйдетлибонепристойность, либо – хуже того – антисоветчина. (А бывает и то идругое вместе.)173Взять, к примеру, заголовок: "Приказ главнокомандующего"."Главнокомандующий" – такое длинное слово, шестнадцать букв.Надо же пропустить именно букву "л". А так чаще всего и бывает. Или:"Коммунисты осуждают решения партии" (вместо – "обсуждают").Или: "Большевистская каторга" (вместо – "когорта").Как известно, в наших газетах только опечатки правдивы» (С.Довлатов. Наши.
С. 373).Опечаток не обязательно должно быть много, чтобы превратиться вкакую-нибудь характеристику. Единственная опечатка в художественномдискурсе Довлатова говорит о многом, например может стать средствомвысмеивания, ироничного отношения:«Тася… вернулась с объемистой рукописью. На картоннойобложке было готическим шрифтом выведено:«Я и бездна».Тася сказала:– Роальд предупреждает, что на шестьсот сорок восьмойстранице есть опечатка» (С. Довлатов. Филиал. С.
124).Забота автора о единственной опечатке на седьмой сотне страниц звучиткак насмешка над ним и его творчеством – выходит, что читатель все долгоевремя чтения обязан не только вникать в суть написанного, но и обязательнопомнить об опечатке, помнить также номер страницы. Получается, что есличитатель и станет это делать, то влияние текста на него будет крайне малымили вовсе сведется к нулю, а главным действующим лицом рукописи,выросшим до огромных размеров и застившим собою всё остальное, окажетсянезначительный огрех.
Кроме того, в предупреждении автора об этой опечаткеможно прочитать некое легкое извинение за единственную, с его точки зрения,погрешность – а все остальное в своей рукописи он, видимо, считаетидеальным, непогрешимым.Вдругомконтексте«язвительнымдополнением“единственная174опечатка” Довлатов подчеркивает невежество издателя, сумевшего совместитьсходно звучащие имена писателя Фейхтвангера и композитора Вагнера»[Букирева, 2000].. Может быть, тираж продавался плохо именно из-за этой небрежности:«На вырученные деньги он переиздал сочинение Фейхтвангера«Еврей Зюсс». Это был странный выбор для издательства под названием«Русская книга».Книга вышла с единственной опечаткой.
На обложке было крупновыведено: «Фейхтвагнер».Продавалась она довольно вяло» (С. Довлатов. Иностранка. С.220).В основе мыслительной деятельности ироника, вероятно, лежатрациональные обоснования: «видеть и судить алогичное, абсурдное, нелепое,несуразное, негармоничное можно только руководствуясь здравым смыслом,законами логики, системой норм и ценностей, выработанной обществом вданную эпоху» [Попкова, 2006, с.
84].«Профессор Дон Финн – большой чудак, американский коммунист ивеликий знаток русской литературы – написал мне: “Дорогой подельник!Благодарю тебя за железный словарь. Думаю, что он будет в жилу”. Иподписался: “Тихий Дон”» (С. Довлатов. Переводные картинки. С. 417).Лингвистическому понятию «дискурс» Виктор Пелевин посвящаетмного места в романе «EMPIRE ˮV“» (Эл.
ресурс). Этот термин идет вповествовании рядом с понятием «гламур». Сначала даются ассоциацииперсонажа, не знакомого с значениями упомянутых слов:Надопризнаться,чтовтовремяябылбойким,ноневежественным юношей и неверно понимал смысл многих слов, которые,как мне казалось, знал.
Я много раз слышал термины «гламур» и«дискурс», но представлял их значение смутно: считал, что «дискурс» –это что-то умное и непонятное, а «гламур» – что-то шикарное и175дорогое. Еще эти слова казались мне похожими на названия тюремныхкарточных игр. Как выяснилось, последнее было довольно близко к истине.Далее дается этимология лингвистического термина, которая, впрочем,герою мало что даёт. Еще более его запутывает дальнейшее метафорическоеобъяснение:«- А от чего тогда происходит слово «дискурс»? - спросил я.- В средневековой латыни был термин «discursus» - «бег тудасюда», «бегство вперед-назад».
Если отслеживать происхождение совсемточно, то от глагола «discurrere». «Currere» означает «бежать», «dis» отрицательная частица. Дискурс - это запрещение бегства.- Бегства от чего? - спросил я.- Если ты хочешь это понять, - сказал Бальдр, - давай начнемпо порядку.Он… достал какой-то глянцевый журнал...- Все, что ты видишь на фотографиях - это гламур. А столбикииз букв, которые между фотографиями - это дискурс…- Можно сформулировать иначе, - сказал Бальдр. - Все, чточеловек говорит - это дискурс...- А то, как он при этом выглядит - это гламур, - добавилИегова.- Но это объяснение годится только в качестве отправнойточки... - сказал Бальдр.- ...потому что в действительности значение этих понятийнамного шире, - закончил Иегова.- Дискурс - это мерцающая игра бессодержательных смыслов,которые получаются из гламура при его долгом томлении на огне чернойзависти, - сказал левый динамик» (В. Пелевин. «EMPIRE V».
Эл. ресурс).Тумана в понимании напускает еще и нарочитая мистификация:Обучение дискурсу, по заверениям Бальдра и Иеговы, должно было176раскрыть передо мной тайную суть современной общественной мысли.Персонаживпадаютвнаукообразность,развиваютпсевдолингвистические теории, для пущей убедительности подчеркивают своюосведомленность акцентологическими изменениями терминов – видимо,осознавая, что многие слова, звучащие определенным образом в обычномлитературном языке, обретая функцию термина в профессиональных сленгах,меняют ударение, особенно при употреблении во множественном числе,например, штормА, ветрА, клапанА, компАс, шприцЫ, дОбыча вместолитературных форм штОрмы, вЕтры, клАпаны, кОмпас, шпрИцы, добЫча ит.п.:«- А как тогда сформулировать центральную идеологему гламура?- Очень просто, - сказал Иегова. – Переодевание.
Только пониматьего надо широко. Переодевание включает переезд с Каширки на Рублевку ис Рублевки в Лондон, пересадку кожи с ягодиц на лицо, перемену пола и всетакое прочее. Весь современный дискурс тоже сводится к переодеванию или новой упаковке тех нескольких тем, которые разрешены дляпубличного обсуждения. Поэтому мы говорим, что дискурс естьразновидность гламурА, а гламур есть разновидность дискурсА. Понял?»(В. Пелевин. «EMPIRE V».
Эл. ресурс)Д. Рубина приводит пример того, как употребление терминовлингвистики может выполнять роль эвфемизации:«– …однажды после лекции он подошел ко мне и сказал, что егоинтересует русский мат, а помочь ему разобраться в этом ни одинпреподаватель то ли не может, то ли не хочет… Я сказала: «Садитесь,пишите: два имени существительных. Одно означает мужской половой орган,другое – женский половой орган. И – сказуемое, обозначающее способвзаимодействия двух приведенных выше имен существительных.
При помощитрех этих слов создается богатейший пласт русского фольклора. Например,путем морфологических изменений имени существительного, обозначающего177женский половой орган, можно образовать бессчетное количество самыхразных по значению понятий. Например, синонимы к словам: испугаться,врать, украсть, болтунья, ненадежный человек, ударить, избить…» (Д.Рубина.
«Вот идет Мессия!..» С. 219–220).Итак, термины и понятия лингвистики в художественном дискурсемогут видоизменяться (обретать ложную этимологию) изменять ударение),приобретать обширный ряд несвойственных им в научном дискурсе функций.3.2.Репрезентация единиц речепроизводства и речевосприятияв художественном дискурсеЕдиницы производства речи – понятия «слово», «высказывание»,«говорить», «писать» и их производные – метазнаки, «знаки знаков»; ониявляются не только основой лингвистики, но и неотъемлемой частью самогоестественного языка [Лукин, 1999, с. 14].
Для литератора они есть ценность ужесами по себе, в силу их существования и того, что они обозначают, каксвойство человека, как дар.Единицам производства речи как метаязыку лингвистики посвящен рядисследований.Так,например,фонемукакединицуречепроизводстварассматривают С.В. Кодзасов и О.Ф Кривнова (2001); слог как базовуюединицу речепроизводства исследует С.Е. Говердовская [Говердовская, 1983].И. Комарова и Н.